— И что я ей подарил? — вроде бы такого за мной не числилось.

— Про кольцо с «Кожей Титанов» позабыл?

— Это не подарок, а меры безопасности, и я не дарил, а дал на время.

— Артефакт она вернет, только не твой, а такой же.

— Хорошо, чем бы дитя не тешилось. Однако, не мне тебе рассказывать, что юные девушки порой влюбчивы, импульсивны, поэтому пройдет месяц, и чувство исчезнет, испарится. Другие новые эмоции затмят старые, — от подобных гипотетических мыслей проснулась злость и некая ревность. Нормально. Точнее, не нормально.

— Не в этом случае, глэрд. Здесь приложила руку сама Истелла. От нее и усилий особых не требовалось. Ты сам себя окольцевал, добровольно принял и привязал ее дар для ищущих настоящую любовь, твоя избранница же навоображала себе такого вот героя, как ты. Мечтала о нем темными длинными ночами, будучи плененной гоблами. Лила слезы и молилась. Богине любви фактически ничего не нужно было делать, она просто раздула угольки, превратившиеся во всесжигающее пламя. Догадываешься по чьей просьбе? И еще, представь, счастье для Делии было так близко, настолько рядом, протяни руки, и вот оно… Да, мгм, оно. Но злые мертвецы, порождения Тьмы и Хаоса, вместе с представителями позабытых богов и тварями из старого пантеона стали причиной гибели избранника, того, кого сама Судьба давала ей. Дарила. И почему лучшие уходят первыми? Мгм, да, почему? — несмотря на скорбный и где-то пафосный тон, в глазах визави веселье и насмешка, — Да, потом будет еще любовь, другие мужчины, но вот эта первая, недостижимая… Как и настоящая мечта навсегда поселится в ее сердце, твой образ она будет хранить трепетно и порой вспоминать перед сном. А если придешь в них ты, то с утра Делия будет задыхаться от счастья. И ничто не сможет омрачить светлую память, потому что ты будешь полностью выдуманный ею персонаж. Без недостатков. Идеален, как всякий абсолют. Целью жизни айсы-рок станет уничтожение сил зла, которые не смогут подобрать ни одного ключа к ее душе. Как тебе? Ты — инструмент, предназначение которого сначала спасти Воплощение Бури, а затем, чтобы не списывать без всякой пользы, ты должен послужить туманным адамантитом в фундаменте устремлений Делии для борьбы со всем плохим, выступающим против всего хорошего.

— В принципе нормальный план. Вот только есть один нюанс. Я еще жив.

— Это ненадолго. Мгм. Ненадолго. Ладно. Предположим, что ты смог победить в безнадежной схватке, которая уготована тебе, но как быть с любовью, ведь стоит щелкнуть изящными пальцами, и твоя цель поменяется, падешь к ее ногам, любовь — это страшная сила, она множится на ваш инстинкт размножения…

— Знаешь, в моем родном мире тоже стало все больше вот этих розовых соплей, слюней и прочего полового терроризма, экстремизма ли. На деле, потакание именно, как ты сказал, инстинктам. Например, в сериалах — это такие живые картинки со звуком, крайне положительные герои не могут справляться с естеством, считая это хорошим качеством, демонстрирующим, по мнению гумми, их человечность. Доходит до идиотии, когда персонажи грабят, к примеру селение, не подумай, что ради поживы, нет, ради развития всех добрых людей, живущих подальше от злых. Во благо добра, так сказать. Попутно насилуют селянок, и не потому, что наши герои плохие, а потому что гормоны юных тел взыграли, виноваты они, а еще соратники поступают куда, как хуже и… и льется прочее подобное дерьмо. А я тебе скажу так, настоящего мужчину ведет воля. С помощью этого качества, вырабатываемого только применяя насилие к самому себе, ты можешь контролировать все. Поэтому люблю я или ненавижу, питую приязнь или неприязнь — это роли не играет, когда есть цель и есть воля. И давай оставим лирику и перейдем к делу.

— Хорошо, к делу, так к делу. Тогда повторю вопрос, это ты приложил руку к исчезновению и убийству верховного жреца Ситруса?

— И зачем мне это?

— Не знаю, не знаю, а вот он про тебя говорит без устали, жалуется Кроносу и не успокаивается: «Это мог совершить только он, приспешник однорогого!», — очень подозрительно посмотрел Эйден, — Но лучше расскажи, что ты сделал для Оринуса?

— С чего ты решил, что я для него что-то сделал? И почему я приспешник ящера? — опять вопросами на вопрос ответил.

— Как минимум три задания ты для него выполнил, а еще он тебе поручил несколько, но не обязательных, на твое, как говорится, усмотрение. Это о многом говорит. И эта информация о неком глэрде Райсе главе Дома Сумеречных, доступная для каждого из нас, если, конечно, мы обратим свой взор на него. Или ты думал, что приставка «чье имя знают боги» — она ничего не несет, кроме моментального распространения твоих званий и фотографии в нашей среде. Мгм. Несет. Еще как несет. Потому что ты не посвящаешь себя ни одному из нас, как те же верующие, адепты, жрецы, паладины и многие другие. И которые интересны лишь переманиванием на свою сторону, но там свои правила, которые «уже» или «пока» тебя не касаются. И такие разумные, как они, вряд ли удостаиваются разговора на данный момент с четырьмя богами и пристальным вниманием со стороны всех пантеонов. А когда, например, Раонос вносит смертного в личные враги, то поневоле начинаешь интересоваться такой знаменательной личностью. Да, этот позабытый божок, питающийся объедками, старается накопить мощь, но вся она даже не тысячная часть от сил в мизинце Кроноса… — отлично, польза от беседы с Эйденом несомненная, верное я принял решение о придании гласности сегодняшнего экспромта. Главный противник оказался и так осведомлен. Поэтому едва не совершил огромную ошибку, если бы уничтожил свидетелей или оставил их без помощи.

Четыре божка… Значит, Ситрус, действительно, мне ответил, а не воображение разыгралось.

— И когда он меня внес и за что?

— За что — не знаю. А когда… По вашему времени около пары часов назад.

Видимо, либо чаша терпения переполнилась, либо об ин Наоросте тот ничего не знал и меня никак не связывал с его исчезновением, а затем и с убийством. Жрецу я стер память дважды, последний раз предварительно завязав глаза. А здесь тогда, как он понял о моем участии? Причем не сразу после минусовки шамана, при условии, что Эйден не врал.

— Интересно, вроде бы я Кровавому ничего плохого не сделал, — ни один мускул на моем лице не дрогнул, — По поводу же заданий Оринуса — без комментариев. Впрочем, могу обрадовать, мои дела с любым из вас касаются только меня и стороны, которая попросит об услуге. И никакие средства не помогут вызнать суть договоров. Это краеугольный камень, на котором стоял, стою и стоять буду.

— Что ты знаешь о боли? — усмехнулся гаденько собеседник, а в его глазах не отразилось пламя камина, оно в них разгорелось.

— Уверен, ты больше. Но это не имеет значения, так как у меня есть возможность, во-первых, отключать физическую; во-вторых, с душевной поможет справиться воля; в-третьих, через мои ментальные барьеры пробиться практически невозможно, кстати, ты уже попробовал, — хоть я и не почувствовал, но зондирование почвы он должен был провести. Утвердительный кивок Эйдена мог и быть обманкой, а мог и не быть, — И, главное, я в любой момент по желанию уйду в царство Мары. И никто не сможет мне помешать. И это отнюдь не самый плохой вариант. Потому что я могу устроиться там не хуже, а может и лучше, чем здесь. Учитывая, что звание Кормчий Мары честно заслужено мною, то буду иметь еще и свои преференции. И дотянуться до меня вряд ли кто-то из вас сможет. Не так ли? — легкая тень досады на лице собеседника все же промелькнула, — Теперь о насущном. Я наемник, мне безразличны ваши трения и прения. Все предельно просто. Ты или кто-то еще, коль возникла необходимость, предлагаешь выполнить задание, если оно не противоречит моим жизненным парадигмам и награда меня устраивает, то я берусь. После чего оно либо будет выполнено, либо погибну в процессе. Но в последнем случае — то воля Творца. Как понимаешь, я постараюсь приложить все возможные и невозможные усилия, чтобы оттянуть сей сладостный миг.