Игорь Зырянов, не говоря ни слова пинает Суходоева в живот. Тот хрипит и скрючивается на полу пазика.

– Погоди, я скажу-скажу. – стонет он. – От Оксанки…

– Что за Оксанка? – уточняю я. – Кто такая, где работает, как связан, адрес, телефон. Поскорее, пожалуйста. Не заставляй тратить силы, причиняя тебе страдания.

– Невеста моя.

– Опять невеста. Ты реально сраный ловелас и альфонс. Она откуда знает? Как фамилия у неё?

Он молчит.

– Игорь, – снова киваю я Зырянову.

– Не надо, не надо! Она дочка вашего технолога, Оксана Казанцева. Она с матерью живёт, та ей и сливает всё просто ради поболтать.

Вот же недержание. Придётся увольнять Ольгу Фёдоровну. Жалко, полезный кадр был, ненадёжный правда…

Автобус съезжает с шоссе и поворачивает на грунтовую дорожку, ведущую в берёзовую рощу, и едет минут десять, а потом останавливается. Ребята вытаскивают пленников наружу.

– Ну что? – спрашиваю я, осматривая окрестности. – Не хочется помирать? Вон красота какая кругом. Вдохните. Воздух какой чистый, напоённый запахами лета. Почувствуйте его сладость и радость жизни. Давай.

Я поворачиваюсь к Круглову и он протягивает мне здоровенную финку.

– Егор, – глаза Суходоева распахиваются. – Не надо, зачем? Мы же всё поняли. У тебя ведь на нас…

– Да заткнись ты, – говорю я и подхожу к нему ближе.

– Я с Оксанкой всё, я с ней не встречусь больше, правда. Мы же договорились, Егор, ну…

Я взмахиваю клинком и разрезаю верёвку на его руках, а потом подхожу к Зарипову и делаю то же самое.

– Ноги сами развяжете, – бросаю я. – Это дорога на Берёзово, вон там неподалёку аэропорт. Доберётесь. А пока будете идти, думайте, если сможете. Поймите, вы же дебилы, и я всегда буду на шаг впереди, ясно? Так-то. Давайте, не пропадайте, оревуар.

После операции я еду к Платонычу, он ждёт дома. Поднимаюсь и рассказываю, как всё прошло. После этого мы выходим и садимся в его машину. Едем к Казанцевой домой. Сзади летит олень – серая молния, двадцать первая «Волга» с Кругловым и Зыряновым.

Вернись, лесной олень, по моему хотенью!

Умчи меня олень, в свою страну оленью,

Где сосны рвутся в небо, где быль живёт и небыль,

Умчи меня туда, лесной олень!

– Какого хера, Ольга Фёдоровна, язык ваш – враг ваш!

Она хлопает глазами, пытаясь выстроить логические связи, но мысль явно пробуксовывает.

– Где Оксана? – спрашиваю я.

– Не знаю, – качает головой, – с работы ещё не вернулась. А что случилось, зачем вам она?

– Затем, что полюбовничек её мент хитрожопый.

Я взбешён, я очень сильно взбешён. Из-за этой языкастой дуры, хоть и хорошо разбирающейся в процессах, мы чуть не погорели. Нужно развивать службу безопасности. Нужен какой-то серьёзный чел, который мог бы взять это всё под контроль.

– Чего? – хлопает глазами Ольга. – Скажите толком, пожалуйста.

– Оля, бл*дь, – говорю я. – Ты зачем дочери сказала, что мы сегодня бабки передаём за сырьё? Ты вообще всё рассказываешь? У тебя мозги есть?

– А? Я? Я вообще не говорила, – испуганно мотает она головой.

– Серьёзно? Правда? Уверена? Ты думаешь, мы просто прикалываемся, в КВН играем? Так ты думаешь? Дочь твоя такая же пробка безмозглая, как и ты. Ты ведь села бы вместе с нами. Не врубаешься? Она же всё менту своему сливала.

– Нет… – закрывает Ольга рот рукой

– Нет?

– Я же ей говорила язык на замке держать…

На глазах у Казанцевой наворачиваются слёзы. Детский сад, честное слово, взрослый человек, называется.

– Так и Юрий Платонович тебе говорил язык на замке держать. Подзабыла ты? Короче, Оля. Из проекта ты выходишь. С ЛВЗ тебя пока увольнять не будем, но если, ты слышишь? Если хоть когда-нибудь, Оля, ты откроешь рот и брякнешь хоть что-нибудь даже наедине с собой, я приду и лично, ты меня слышишь? Это не фигура речи, я отрежу твой болтливый язык, и твой, и дочкин, и зашью вам рты суровыми нитками. Алё, ты меня поняла?

Она стоит ни жива, ни мертва, с выпученными глазами и открытым ртом.

– Не слышу, поняла?

– Да, – Казанцева начинает часто-часто кивать и по щекам её разливаются потоки слёз. – Простите меня, пожалуйста…

– Мы тебя прощаем, именно поэтому мы с тобой разговариваем, а не рубим на куски и не фасуем по мешкам. Ты понимаешь это? Оля, заткни рот, очисти память и никогда больше в своей жизни не разговаривай о работе ни с одной живой душой. Это и дочки твоей касается. Подумай о ней, если свою жизнь не ценишь.