Ночь прошла спокойно, хотя я в очередной раз особо не выспался, но видно судьба у меня такая в этом теле. Тем не менее, проснулся я достаточно бодрым, написал короткую записку тете, пояснив в ней, что меня отправляют на танковый испытательный полигон ЧТЗ и, есть вероятность, что я там проведу несколько дней, вплоть до нового года. Корякин забыл мне пояснить, будут ли нас привозить обратно вечерами или поселят в казарме прямо на полигоне, так что существовали в равной степени обе вероятности. Поэтому я прихватил с собой половину припасенного хлеба, что хранился в комнате, в расчете на три дня, и оделся как можно теплее, как и советовал бригадир.

Внизу, чуть в стороне от подъезда, уже дежурили Филиппов и Воронин, Они сразу меня заметили, но сделали вид, что мы не знакомы и не поздоровались. Конспираторы! Я старался идти в среднем темпе, хотя растущая изо дня в день энергия организма прямо требовала, чтобы я побежал вприпрыжку. Но пришлось сдержаться, чтобы мои сопровождающие не отстали. Таким методом мы добрались до остановки, загрузились в подошедший трамвайный вагон и доехали до проходной. Никто не пытался подойти ко мне из посторонних, никто не следил со стороны. Мне начало казаться, что вчерашняя история с упавшим ящиком — чистая случайность, а вовсе никакое не покушение на убийство. Корякин просто излишне сгустил краски, придумав то, чего нет. А тот, кто сидел за пультом… да просто испугался, что прибил меня ненароком и сбежал от ответственности. Обычное человеческое качество — трусость и нежелание отвечать за собственную халатность. Встречается, к сожалению, повсеместно.

Выйдя из вагона у проходной, я завертел головой по сторонам, выискивая автобус, и тут же увидел длинный бело-синий корпус старенького ЗИС-8, стоявшего чуть в стороне от здания заводоуправления. Внутри автобуса уже сидело человек десять-пятнадцать, а вокруг прохаживался усатый мужчина в телогрейке и ушанке, попинывая одно колесо за другим по очереди и покуривая папиросу. Тут же в паре шагов стоял грузовой Газ-АА, названный в народе «полуторкой», с открытым кузовом, в котором мерзли в ожидании отъезда укутанные в тулупы красноармейцы с винтовками.

Я подошел к водителю и показал выданный мне вчера Корякиным лист с предписанием. Тот молча кивнул на салон, и я залез внутрь автобуса, устроившись на одном из свободных сидений у окна. Никого из тех, кто был в салоне, я не знал. Но одно мог сказать точно — зуевских среди них точно не было, этих-то я уже успел запомнить.

Филиппов и Воронин, увидев, что со мной все в порядке, отправились на проходную. Они свою работу выполнили, доставили меня до места в целости и сохранности.

К половине восьмого в автобус зашли еще несколько человек — судя по виду, начальство. Их сопровождал человек в черном кожаном пальто — скорее всего представитель наркомата танковой промышленности.

Двери автобуса шумно закрылись, и мы тронулись с места. За нами следом двинулась «полуторка». Испытательный танковый полигон построили совсем недавно, в текущем 1942 году, когда в нем возникла острая необходимость. В первую очередь танки испытывали на преодоление препятствий, естественных и искусственно построенных на территории. Испытывали танки и на пробег, хотя конкретно Т-34 зачастую просто гоняли вокруг заводских цехов — так было проще и быстрее. На ресурс же в основном проверяли двигатели прямо на стендах, но и в условиях, приближенных к реальности, время от времени тестировали. Но главное — обстрел изделия из артиллерии. Для этого и был создан полигон изначально. Все это я знал и прежде, но кое-что услышал в разговорах в бригаде. В этом не было никакой тайны, хотя сам полигон и считался секретным, закрытым.

Территории полигона располагались в Красноармейском районе, неподалеку от Второго озера, и занимали более пятисот тысяч квадратных метров площади. Добираться туда в такое время года и по такой погоде было не менее часа, и чтобы не терять времени даром, я попытался задремать, хотя трясло нещадно. То же самое делали и остальные рабочие, а вот начальство негромко переговаривалось между собой, сидя на передних сиденьях автобуса.

За окном мелькали белые пятна полей, одинокие деревца и целые рощи, небо было тяжелым и сумрачным, день не обещал хорошей погоды, дул сильный ветер, пронизывающий до костей, и я мог только порадоваться, что нахожусь внутри автобуса, где было не так стыло, как снаружи.

Потом я все же заснул, а проснулся, когда чей-то громкий голос приказным тоном произнес:

— Полигон, прибыли. Выгружаемся, товарищи! До пошустрее!

— Навались, Димка, едрить через колоду!

Я тут же помог Васютину воткнуть вторую передачу — рычаг был жестким, и он никак не мог справиться в одиночку, и танк едва-едва тронулся с места, меся грязный снег траками, а я рухнул обратно на место радиста-пулеметчика справа спереди. Васютин, прикусив усы, тут же с огромным усилием отжал бортовой фрикцион, остановив вращение левой гусеницы. Вторая гусеница вращалась, как и прежде, и танк начал круто разворачиваться на месте, пока не занял нужное положение.

Дизельный мотор на морозе громко рычал, чихал и издавал целую череду оглушающих с непривычки звуков, выпуская в воздух черный дым. V-образный двенадцатицилиндровый двигатель В-2–34 имел пять сотен лошадиных сил и являлся глубокой модернизацией старого двигателя М-17, советского лицензионного аналога немецкого авиационного двигателя BMW-VI. Все это рассказал мне еще Корякин на заводе, он разбирался в моторах, они были его страстью.

— Вперед, двинули! — проорал приказ Евсюков — командир группы заводских испытателей, — крепкий мужчина средних лет с могучими плечами и лицом, испещренным многочисленными следами от оспы. — На предельной скорости. Ориентир — сосна!