Командир тоже подпевал вполголоса. Напротив сидел Андрей. О чем сейчас думает слепой человек? С ним два раза свела судьба Ивана Васильевича Зинченко. И дважды в самые крутые часы жизни. Полковнику показалось, что к сердцу подступает чувство гордости за содеянное. «Этого еще не хватало. Каждый честный человек на моем месте поступил бы так же. А впрочем, Андрей сумел сам побороть свое горе...»

Зинченко вслушался в песню баяна и уловил грустные нотки. Они пробивались все чаще и чаще. В мелодии плескалась глубокая человеческая тоска. На лоб Андрея набегали упрямые складки. «Сильный все-таки он», — подумал Зинченко и тут же встрепенулся:

— Засиделся у вас.

Вслед за полковником вскочили бойцы. Андрей поднялся тоже. К нему подошел Зинченко. Положил руку па плечо:

— Спасибо, солдат... Думаю, что теперь чаще будем видеться. Поговорить есть о чем...

Стояли молча, пока машина командира полка не выехала на дорогу. Расходиться не хотелось. Готовчиков первый опустился на землю.

— Садись, Андрей Федорович, — сказал Бойкову. — Ты дважды именинник сегодня. С тебя причитается.

— Ниши, товарищ старший сержант, на мой счет. После войны подобьем итоги. Так, что ли? — и Андрей развел меха. Пальцы запрыгали в шальной пляске. Казалось, он хотел вытряхнуть душу из инструмента. Щеки слепого покрылись румянцем. Вера Тихонова не скрывала своего восхищения. Антонова от удовольствия заерзала на месте:

— И-их! И-их! — выкрикнула она.

— Сиди, — одернула ее Вера.

А Бондарь толкал в бок Готовчикова:

— Ну и черт! Мертвого развеселит...

Надвинулись редкие сумерки. Становилось прохладно. Поеживаясь, Готовчиков шепнул Бондарю:

— На дежурство пора.

Андрей оборвал игру. К нему подошла Вера Тихонова.

— Вы в землянку? Дайте мне баян. Помогу.

— Ну, что вы, Вера...

— Ничего, ничего... Как у вас хорошо получается. Андрюша. Слушаешь — и петь хочется, — Тихонова держала Бойкова под руку. Они медленно шли к землянке.

— Спасибо, Вера, за помощь. Теперь я сам, — остановился Бойков у двери.

— А вы приходите, Андрюша... Посидим на скамейке, — дрожащим голосом попросила женщина. Она волновалась. Андрей не ответил — Приходите...

— Отдохнуть надо бы... У меня дежурство через час...

«Зачем это она? Действительно ли у нее добрые отношения? А если просто жалость?» Андрей лежал на нарах и задавал себе вопросы, хотел объяснить поступки Веры Тихоновой. Она к нему очень внимательна.

Это вызывает нелегкие воспоминания. У Андрея была жена... Странно — ее звали тоже Верой. Они встретились в Курске на заводе, где он работал после школы. Жена была зрячей. У них родился ребенок. Для Андрея жизнь приобрела великий смысл. Он сиял от счастья: росла дочурка Наташа. Его кровинка. Она наполнила темный мир светом. Андрей воспринимал его через маленькое живое существо, он стал соприкасаться с природой, с красками. Его Наташка, подрастая, оживляла в нем все лучшее, что осталось от зрячей жизни...

Любила ли его жена? Возможно. После рождения дочери такого вопроса не задавал. Она была внимательна, разделила с ним горе, и он благодарил ее за это. Дочурка росла, и ее голос по целым дням звенел то в комнате, то на улице. А жена? Ласковее стала. Он отвечал ей любовью и заботой. Он любил мать своего ребенка, хотя никогда не видел ее лица, рук, фигуры. Какая она? Похожа на Валю Иванову? Андрей запомнил и знает только ее. Но Вали нет, а может, никогда и не было... Рядом жена. Как нежны ее руки. Она глубоко дышит и всем телом прильнула к нему... Он гладит ее волосы, плечи... Целует... Долго... Она во власти его ласк... Конечно, Вера любит его! Сейчас живет только им... Это же счастье!.. Вот она лежит на Андреевом плече, усталая. Красивая... Просто красивая... Он тоже устало водит рукой по ее полным грудям и незаметно впадает в забытье... Да, он любим...

На другой день, возвращаясь с работы, купил Наташке куклу. С порога крикнул:

— Маленькая, помогай папе!

Никто не ответил. Комната была пуста. Подошли соседи по квартире.

— Андрей Федорович, вам жена оставила записку.

— А где Вера?

— Ушла. Куда — не сказала. Вот написано, — сосед взял его за руку. — «О дочери не беспокойся. Без тебя нам будет легче. Прощай. Вера».

— Боже! — всплеснула руками соседка.

Пальцы Андрея, сжимавшие палку, хрустнули. Ему подставили стул и усадили.

Дом, завод, где он встретил Веру, город, в котором они поженились, стали для Андрея местом пыток. Он слышал на каждом шагу голос дочери и жены. Почему она ушла от него, почему? Бойков согласился поехать в Ленинград, в школу по подготовке мастеров производственного обучения слепых. Ушел в учебу, работу, музыку... А когда боль утихла, он мысленно перелистал свою жизнь с Верой, понял: он, слепой, был ей в тягость. Она испугалась трудностей. После рождения ребенка намекнула однажды — ей тяжело с ним. Да и девочка, как только поймет, будет страшиться его. Но счастливый Андрей тогда не придал значения ее словам.

...Теперь на пути становится снова женщина — Вера Тихонова. «А может, это просто кажется? Не много ли я беру на себя? Кому нужен слепой? А главное — сейчас война... Война? Ну и что! Разве жизнь приостановилась?»

Женщины сидели на свежескошенной траве и смотрели на закат. Разговаривали вполголоса. Становилось прохладно, и они плотнее прижались друг к другу.

— Андрей Федорович рассказывал мне про слепого музыканта. А теперь сама читаю эту книгу, — спокойно говорила Вера. — Все-таки он один такой на всю войну.