У меня горела, как от ожога, кожа на шее. Я прикоснулась к ней. Полоска кожи была выпуклой, опухшей, воспаленной. Больно.

К тому же и голова моя плохо работала – кратковременное удушение явно не улучшило мозговую деятельность, и голова была тяжелой и тупой.

Может быть, поэтому я, только что умиравшая от ледяного ужаса при виде двух парней в джинсах под окнами, почувствовала лишь какой-то неопределенный, слабый, размытый страх, обнаружив в моей комнате убийцу.

Я оперлась на локоть и снова посмотрела на него, на этот раз в упор. И снова подивилась: ничего не отразил его стеклянный взгляд. Зрачки не двинулись, веки не мигнули. Будто он был один в комнате и смотрел, задумавшись, на пустое место.

На коленях у него лежал пистолет.

– Как тебя зовут? – спросила я по-русски, демонстрируя свое необыкновенное самообладание и потрясающую догадливость.

Его темные зрачки немного сфокусировались.

– Тебе какая разница? – Он ничуть не удивился, и голос его был спокоен и равнодушен.

– А тебе какая?

– Мне – никакой.

– Так скажи.

– Ну, Дима.

Он, мерзавец, в отличие от меня, даже ничего не демонстрировал – столь глубоко ему было наплевать на меня. Так он меня и убьет – равнодушно и спокойно… Когда?

И вдруг я вспомнила, что Джонатан едет ко мне! Дверь не заперта… Если только этот Дима не закрыл замки! Тогда, может, у меня есть шанс… Интересно, сколько времени прошло с его звонка?

– Который час? – спросила я.

Дима сверкнул золотым браслетом:

– Без десяти.

– Без десяти чего?

– Два. А тебе зачем?

– Так просто. Я спала… Или была в обмороке… Я точно не знаю.

Мне было необходимо потянуть время, дотянуть время до приезда Джонатана. Еще каких-то пятнадцать-двадцать минут! Джонатан меня спасет, я не сомневалась в этом!

Я только сомневалась, успеет ли…

– Почему ты меня не убил сразу, Дима?

– А так…

– «Так» – это как?

– Интересно было.

– Интересно – что?

– Посмотреть на такую везучую.

– Ну и как, посмотрел?

Дима кивнул:

– Ага. Красивая ты телка.

– Пройду кастинг на труп?

– Ка… чего? Кастет?

– Ладно, проехали. Тебе как, Дима, убивать нравится?

– А мне без разницы.

Ведь точно, ему без разницы. В этих карих, осененных длинными, загнутыми кверху ресницами глазах тотально отсутствовало какое бы то ни было выражение – ни жестокости, ни наглого бахвальства, ни тупой готовности исполнять чью-то волю – ничего того, что привычно ассоциируется с обликом преступника. Пустые, красивые гляделки, приспособления для смотрения.

Я, стараясь не производить резких движений, села на кровати по-турецки. Дима не шелохнулся, но взгляд его напрягся и пальцы сжались на рукояти пистолета. Увидев, что я всего-навсего устроилась поудобнее, он немного расслабился, по-прежнему не сводя с меня глаз.

– Ты предпочитаешь убивать красивых девушек или некрасивых?

– Ты чо, интервью у меня решила взять? – поинтересовался убийца.

– Что-то вроде того. Первый раз ведь киллера вижу.

– И последний.

– Ну что ж, бог дал, бог взял, – решила я не заострять тему.

– Это верно, – хмыкнул Дима. И, подумав, сообщил: – Красивых жалко в расход пускать, с ними лучше баловаться.

– Практичный.

Дима, кажется, не совсем понял, отчего я его обозвала практичным, и задумался. Поразмыслив, он равнодушно поинтересовался:

– Чо, помешала кому, что ли?

– А ты «чо», не знаешь, что ли? Тебе же заказали?

– А я чо, спрашиваю, что ли? Мне деньги заплатили – половину, остальное потом, – и вперед. Я в чужие дела не лезу.

– Жаль. Мне бы хотелось узнать…

– На фига тебе? Все равно я тебя убью.

– Ну, пока ведь я еще жива. Вот и интересно.

– Может, мужик твой, из ревности?

– А тебе что, мой муж заказал?

– А я чо, знаю, кто?

– Ну, какой из себя?

– Щас, так я тебе и рассказал.

– Мой муж темно-русый, у него такой коротко стриженный ежик…

– Не. Другой.

– Скажи, какой?

– Ты чой-то разговорилась тут. – Дима многозначительно погладил свой пистолет. – Давай, Дездемона, молись.

– Если ты меня сейчас убьешь, то к чему тогда такие секреты разводить? Скажи!

– Во, бабье: ее сейчас прикончат, а она все свой нос сует, куда не надо. Молись лучше, пока я добрый.

«Молись». У Димы в расстегнутом вороте рубахи виднелся массивный золотой крест. Вот парадокс: жертва-атеистка и христианин-убийца! Я что-то путаю и это не в Библии написано: «Не убий»?

– Скажи!

– Вот, привязалась… Тот тоже русый был. Только светлый. И волосы у него длинные.

Бог мой, Сережа? Опять Сережа?

– Худой и высокий?

– Будет с тебя. Хорошенького понемножку.