А это я даже не сказал про привычки и разность внутреннего мира. Там тоже все было не слава богу.

У меня же вообще поселились два враждующих клана. Почти Монтекки и Капулетти. Разве что обошлось без петтинга и дальнейших смертей. И к утру следующего дня у меня уже голова разрывалась от ругани и взаимных упреков. Оказалось, что Митька вполне может за себя постоять. И боится он больше меня, а Григория разве что опасается.

К примеру, к утру бес не досчитался водки. Я был не великим сыщиком, но почему-то сразу понял, кто стал бороться с циррозом печени Гриши общедоступными способами. Хорошо хоть не оставил записку в шкафу: «Ежик водку не брал».

Пришлось объяснять, что у нас на отдельно взятой жилплощади — коммунизм. И все общее. Разве что кроме денег и моих вещей. Кто возьмет — руки оторву. Но нечисть вроде посыл поняла, хоть бес еще долго что-то бурчал.

Потом Митька пожаловался на Григория. Тот ходил всю ночь вокруг бани (где расположился черт) и прикидывался Большаком. Оказалось, что у беса недюжинный талант к пародированию чужих голосов. Чего не узнаешь. Пришлось пожурить Григория, на что тот опять ворчал. Только теперь более разборчиво. Нечто вроде «лесной чурбан шуток не понимает».

Опустошенную бутылку водки, я, кстати, нашел возле машины. Даже объяснил Митьке, что мусорить там, где живешь — нельзя. Однако это были еще не все сюрпризы. Стоило мне попробовать завести машину, как стартер послал меня далеко и надолго. Выяснилось, что как только бес навеселился, пародируя Большака, то отправился спать. А вот черт не смог глаз сомкнуть. Потому взял успокоительное и всю ночь слушал музыку. Вот какая нечисть у меня способная, мать ее!

Пока я размышлял, от кого бы прикуриться или просто вызвать нужную службу, вновь подошел черт. Я уже даже начал сомневаться по поводу рациональности его освобождения. Нет, бывает так, что человек хороший, душа компании, волонтером работает и разве что нимб не носит. А вот как сосед — дерьмо полное. Необязательный неряха, который не любит убираться и все время просрочивает оплату.

— Дяденька, там бес вашенский…

— Я не дяденька, а Матвей. И не вашенский, а ваш. А лучше твой…

Я старался разговаривать спокойно, вспоминая о невероятном терпении Васильича, когда он учил меня ловчить с картами. Мы в ответе за тех, кого выиграли в «очко» и все такое. Правда, еще пара таких дней и вся эта педагогическая поэма полетит к чертям. Ну, или черти к ней.

— Матвей, там твой бес…

Было видно, что говорить так Митьке невероятно сложно. Он краснел, заикался, тяжело дышал. Будто заядлого матерщинника заставили цитировать Пушкина.

— Заразу в дом принес.

— Опять?! — терпение как рукой сняло. — Мы вроде насчет его баб договаривались. Пока в подполье, завязать узлом и потерпеть!

На шум выскочил Гришка. Опять, кстати, в той самой парадной одежде. Разве что постиранной. Вот чего он ее носит до сих пор?

— Какие бабы, хозяин? — возмутился он. — Ты чего этого… черта слушаешь? Брешет он!

— Дяденька, не в женщинах дело, — вернулся к привычному обращению Митька. И ему вроде так стало легче. — Заговор на нем. Наш, чертовской.

— Ну все, пошло, поехало, покатилось, побежало, — отмахнулся бес. — Давай, давай, мели, Емеля, твоя неделя. Хозяин, ты видел? Я ему ничего не делал. Эта гнусь сама на драку нарывается.

— От гнуси и слышу, — тоненько сказал Митька, но все же за мной спрятался.

— Так, заткнулись оба, пока всех на хрен не выгнал!

Нет, все-таки педагогика — это наука тонкая. Ее надо дозированно в жизнь впускать, а не сразу целиком. Лучше буду типичным батей, который держит всех в ежовых рукавицах. Не ценит нечисть свободу выбора и заветы кота Леопольда.

— Митька, давай по существу, что за заговор?

— Простой, на нитке. Мы так обычно понравившихся людей заговариваем. Чтобы потом их найти можно было. Вот сейчас. Тайное явись, в рубежнике и…

Тут он задумался, серьезно поглядев на Григория. Однако все же закончил:

— … и в бесе отзовись.

И вроде ничего не поменялось. Ну в смысле, ничего такого тайного мне не открылось. Разве что заметил какую-то белую нитку, которую лежала на правом плече. Причем, нить была непростая, а с узелком посередине.

Я указал пальцем на то, что являлось заговором. Бес подошел к зеркалу и завопил, что было духу.

— Снимите это с меня! Христом Богом прошу, снимите!

— А сам чего, не можешь? — усмехнулся я.

— Не может, — серьезно ответил Митька.

Он подошел и аккуратно забрал нить. Повертел в своих пальцах, а затем понюхал.

— Бесов чувствую и рубежников. А чертей нет. Хотя магия наша. Человек, который наслал, слова правильные знал.

И тут я перестал улыбаться. Потому что вспомнил Вранового, который тусовался рядом. А столкнулись мы после того, как бес вернулся со своего схода. И с тех пор он не переодевался. Всю дорогу носил свой черный балахон, а тут вдруг на парадную одежду перешел. Видите ли, ему так нравилось больше. Ага, хрен там, потому что нить висела.