Шрифт:
«Тебе оно надо?»
Глупый вопрос. Однако при мысли о том, что придется сесть в машину к отцу, становилось тошно. Вероника сейчас физически не могла его видеть.
— Хочу напиться вдрабадан.
— Не вопрос, — Корин сделал широкий жест. — В какой бар поедем?
— По дороге решим. Ты замерз и я тоже.
— Пошли, — кивнул Александр, галантно пропуская ее вперед.
Его джип припарковался возле самых ступенек здания суда.
«И как только место нашел?»
Тут собралась целая толпа журналистов. Они задержались, разговаривая с отцом внутри здания, но, пока Ника общалась с Кориным, все успели одеться и выйти на улицу. Защелкали фотоаппараты, но никто не пытался заговорить с ней. Фразы «Хочу гонять и буду» вполне достаточно для статьи о несносных мажорах. Однако фотографировали не меньше десяток камер.
— Налетели стервятники, — прокомментировал Корин.
«Завтра вся желтая пресса будет перемывать косточки нам с Александром.
Ну и плевать».
Ника запрыгнула на заднее сидение, когда один из журналистов почти поравнялся с ней. В окошко постучали, Вероника опустила стекло и просунула в окошко вытянутый средний палец. Затрещали вспышки, по тонированным стеклам побежали блики.
— Поехали, поехали, — поторопил Корин.
Водитель пару раз нажал на сигнал и медленно тронулся.
Глава 7
Проснулась Вероника далеко за полдень. Симптомов похмелья не было, однако настроение оказалось прескверным, совсем как хмурое слякотное утро за окном. Ника чувствовала себя опустошенной и такой усталой, будто не спала две ночи подряд, готовясь к экзаменам.
«Ага, как же!»
Она и забыла, когда уставала, занимаясь чем-то полезным. Кажется, тогда в банке, когда тучи только начали собираться. Ни к чему хорошему ее старания не привели. Ну сказала, что у них заберут лицензию, ну угадала срок.
«И что с того?»
Папа сказал:
— Жизнь сложнее математических формул.
И бросился к друзьям в высоких кабинетах, мама целыми днями проводила у отца в министерстве, а папочкина сука приказала сотрудникам уговаривать клиентов переводить свои деньги из вкладов в ИИС.
— Там процент выше, — объясняла милая девушка в зеленом фирменном галстуке согнутой годами пенсионерке, которая пришла продлевать вклад.
Это была чистая правда — процент действительно выше, вот только индивидуальный инвестиционный счет не защищен государственным страхованием, зато этими деньгами можно заткнуть финансовые дыры банка. Жаль, сбережения старушек не могли возместить утраченный капитал.
«А что ты сделала?»
Ничего, просто пошла в свой кабинет и написала заявление об увольнении по собственному желанию.
«Что я могла сделать?»
Пожаловаться на папу в ЦБ? Пойти к журналистам? А толку? Все это вызовет панику вкладчиков и ускорит крах. Нет уж, лучше дать папе шанс договориться с инвесторами. Сама Вероника ни секунды не верила в успех.
«Друзья есть, когда все хорошо».
Поэтому она ушла. На ее место взяли старого друга семьи дядю Витю. На собрании акционеров отец произнес зажигательную речь:
— В трудную минуту наш банк возглавит настоящий мужчина. Именно он выведет нас из кризиса!
Вероника чуть не расхохоталась в голос. Именно мужчина привел банк к этой ситуации, вполне конкретный мужчина — Кирилл Осинин. Большинство проблемных кредитов выдали по его личному распоряжению. Его любовница была против, настолько, что не стала подписывать бумаги.
«Всегда была осторожной».
Поэтому она устно приказала девочкам-операционисткам уговаривать клиентов переводить деньги на ИИС. Устное распоряжение к делу не пришьешь.
«А дядя Витя слишком верил другу».
Вот и сел на двенадцать лет, а папина сука отделалась условным сроком и запретом занимать руководящие должности в течение трех лет.
«Три года… Будто проклятье какое-то! Меня вчера лишили прав на три года».
Она вспомнила, как по дороге к машине Корина случайно увидела свое лицо в отражении тонированного стекла. Выражение было точь-в-точь как у папиной любовницы после суда.
«Да, теперь я понимаю ее чувства».
Веронику тоже лишили любимого дела. Того, что получалось, единственного, что приносило азарт и ощущение победы.
Кажется, вчера она рассказала обо всем Корину. Все про себя выложила от начала и до конца. Они перемещались из бара в бар. Вначале он позволил выговориться, не перебивал, слушал и даже сочувствовал. Потом начали говорить о них. К тому времени Вероника настолько опьянела, что не могла вспомнить ни слова, зато хорошо запомнила сон, который прислонился после того разговора:
Пригрезилось, будто они сидят на низком диванчике в полутемном ресторане, от других посетителей их отделяет красный тканевый навес в виде шатра. Играет негромкая музыка, Корин придвинулся совсем близко, хрипло шепчет в самое ушко: