Стены имели множество выступов, создававших превосходную акустику, и были задрапированы тканью какого-то непонятного серо-коричневого цвета. Выступы тянулись до самого потолка, где к металлическому каркасу крепились связки прожекторов, постоянно находившихся в движении. Впечатление было такое, будто вы попали в желудок, занятый перевариванием пищи.

Физиологические ассоциации возникали не случайно. Девицы, сновавшие по узким проходам между столиками, демонстрировали свое полуобнаженное тело с той же размеренной основательностью, с какой на бойне взвешивают говяжьи туши.

Дзёдзи давно перестал удивляться тому, что эта механистическая сексуальность привлекала такие толпы мужчин. Может быть, в этом и заключается трюизм современной жизни: механистическая сексуальность лучше, чем вовсе никакой.

Он вспомнил о Кико, терпеливо, словно Будда, дожидающейся его возвращения. Потом сосредоточился на мыслях о предстоящей встрече.

В «А Бас» вошел Масаси. Он остановился в дверях, пристально оглядел зал. Масаси всегда так поступал. Входя в любое помещение, он неизменно застывал на пороге и не делал ни шагу внутрь до тех пор, пока не получал ясного представления об этом месте.

На нем был черный костюм в мелкую полоску, жемчужно-серая сорочка и белый шелковый галстук с тиснением. В манжетах — золотые запонки, а на пальце — простенький перстень, тоже золотой. Масаси сопровождал какой-то незнакомый Дзёдзи человек с мудрыми глазами. Он был гораздо старше обоих братьев.

Масаси увидел Дзёдзи и Кодзо и медленно направился в их сторону. Его спутник остался у двери; Дзёдзи был уверен, что это неспроста. Это был намек. Масаси хотел говорить с ним наедине.

Мужчины поклонились друг другу, обменялись обычными в таких случаях словами приветствия. Дзёдзи отослал Кодзо. Братья заказали напитки.

На небольшой сцене молодой японец в темных очках пел под фонограмму модную песенку. Звуки обрушивались на зал с потолка, где были расположены динамики. Прожекторы мигали, по залу шарили лучи света. Все это ослепительное великолепие отражалось в темных очках певца.

— Превыше всех достоинств, — сказал Масаси, — я ценю пунктуальность. На пунктуального человека можно положиться.

Официантка принесла напитки. Мужчины-японцы, одетые так же, как певец, и в таких же темных очках, пожирали взглядами все выставленные напоказ части ее тела до последнего дюйма.

— Я просил об этой встрече, потому что с тех пор, как вы покинули Таки-гуми, — продолжал Масаси, — меня одолевали сомнения. Наверное, я поступил с тобой нечестно.

Масаси отпил большой глоток «сантори», шотландского виски. В клубе знали, что они — члены якудзы, поэтому и принесли крепкие напитки, а не разбавленные, какие обычно подают в таких заведениях.

— Я хочу, — сказал Масаси, — свести к минимуму все возникшие между нами недоразумения. Мне нужно, чтобы Таки-гуми сохранила свою ведущую роль, и ради этого я готов сделать все, что в моих силах.

— Ценю твою искренность, — ответил Дзёдзи, успокаиваясь, — и могу только приветствовать справедливое разрешение возникших между нами разногласий. Я просто не вижу причин для вражды.

— Хорошо, — сказал Масаси. — Мы собираемся заработать много денег — все мы. — Он поднял свой бокал.

— О да, — молвил Дзёдзи. — Ссоры — удел бесчестных людей с их чуждым нам ничтожным мирком, нэ!
– Почувствовав огромное облегчение, он чокнулся с Масаси и засмеялся.

— Мы люди особой породы, Дзёдзи-сан, — многозначительно произнес Масаси. — Наш отец был простым крестьянином, выращивал апельсины. Он был вне общества. Изгой, не нужный этому обществу, не желавшему его терпеть. А возьми нас. Мы владеем, производим и контролируем больше, чем остальные девяносто процентов населения Японии. Мы постоянно встречаемся с главами самых крупных концернов, с первыми заместителями министров, иногда даже с членами правительства. Но что в этом проку? Мы вынуждены ютиться буквально на считанных квадратных сантиметрах жизненного пространства. В Америке самый бедный представитель среднего класса может за умеренную цену купить себе дом с акром земли впридачу. Целый акр, Дзёдзи-сан! Ты можешь себе это представить? А сколько всего понастроят на акре земли здесь, в Японии? Сколько семей будет ютиться на этой площади? Всех нас унижает отсутствие пространства. Мы, как насекомые, лезем друг на друга.

Зазвучавший в голове брата гнев заинтриговал Дзёдзи, потому что в нем были странные нотки. Дзёдзи чутко прислушивался не только к тому, что говорил Масаси, но и к тому, как он это говорил. Дзёдзи улавливал горечь, разъедающую философскую натуру брата. Эдакая мазохистская ненависть к самому себе. И если дело обстоит именно так, значит, это вполне согласуется с детскими воспоминаниями Дзёдзи. В семье Таки с Масаси нянчились больше всех. Он всегда был самым упрямым и несговорчивым, вечно спорил. И вполне возможно, что Масаси, любимчик Ватаро Таки, отвергал даже отцовское обожание.