Отчасти новый жизненный – не только художественный – опыт ему давало и написание картин. Во время работы Андрей иногда погружался в непростые психические состояния, находясь в которых мог понять многие сложные аспекты жизни еще глубже, начать точнее ориентироваться в ее явлениях, будто пережив ряд тяжелых, нетривиальных событий. Так, во время написания огромного, возвышающегося над водой строения, которое внизу переходило в замысловатые кубовидные структуры, Андрей достиг крайней степени сосредоточенности, сравнимой со степенью сосредоточенности пилота истребителя во время сложного маневра. И в этом далеко не типичном для себя состоянии внезапно открыл, что такая предельная концентрация умственных и психических сил может мешать его способности держать в сознании даже самые простые и очевидные для самого себя истины, будто происходило резкое расстройство мировоззренческого фокуса. Он мог бы даже вчистую предать свои убеждения в части добра и зла и только с большим запозданием это заметить. Нечто подобное, но намного в более легкой форме, происходило с ним и прежде. Например, однажды, пока его ум был занят планированием финансовых операций, он позволил себе крайне негуманные высказывания в отношении людей, продающих услуги их фирмы. Позднее озвученные им негативные реплики о других людях отрицательно сказались на нем. Он резко утратил благосклонность одной очень интересной ему компании, представители которой узнали об озвученной им неблаговидной точке зрения и, будучи сторонниками культуры внутрикорпоративного равенства, более не стали иметь с ним дела. Андрей был уверен тогда, что в результате утратил несколько интересных для себя возможностей. Сейчас он не цеплялся ни за какие возможности, но имел твердое намерение оставаться максимально честным и искренним, с кем бы ему ни привелось в дальнейшем разговаривать: некорректные высказывания могли навредить и его ходу мыслей. Но к нему могли заглянуть в любой момент. Чтобы не нарушать творческий процесс и не отталкивать потенциального собеседника, Андрей посчитал нужным продумать несколько шаблонных фраз, которыми можно тактично попросить нежданного посетителя молча постоять в стороне. «Сейчас я переживаю непростую фазу своей работы, это словно жонглирование множеством шаров, но в твоем присутствии мне будет легче. Просто подожди, и мы поговорим». «Тебе может быть интересно прокомментировать остальные картины, но я сейчас не могу оторвать взгляд от работы, это продлится недолго». «Я отвечу на все вопросы, которые только придут тебе здесь на ум, но сначала мне нужно довести до совершенства важную часть моего нового творения».

Впрочем, во время следующей встречи Андрею не пришлось использовать ни одну из таких фраз. Он отдыхал после написания новой картины, лежал на полу, думая о том, что его тело никогда раньше не было таким смиренным, – и отдых был прерван появлением домработницы Лидии. Его расслабленный вид немало изумил ее, разрушил внутреннюю стену, и она уже не могла не завести разговор с ним.

Л.: Скажи наконец, тебя тут держат как подопытного?

А.: С чего такое предположение?

Л.: Кто же добровольно захочет сидеть взаперти и почти все время заставлять себя заниматься какой-то работой? По какой-то причине ты стал у них подопытным, и вот сегодня я наконец спрашиваю тебя: в чем причина? Это за долги?

А.: Нет у меня ни перед кем долгов. Все мое нынешнее положение обусловлено непростым стечением обстоятельств. Часть этих обстоятельств – внутри меня. Однако пока моей жизни ничто не угрожает, все нормально. Не вижу, почему мой образ жизни должен вызывать смущение.

Л.: Но что-то же должно стимулировать тебя продолжать работу? Угрозы или обещание хорошего поощрения.

А.: Сейчас я могу творить свободно. Это и есть стимул продолжать работу.

Л.: А это не похоже на безумие? Твоя свобода – избавление от зависимости от окружающего мира. А почему ты избавляешься от этой зависимости? Не вследствие ли какого расстройства ума, по причине которого ты не можешь нормально взаимодействовать с окружающим миром? Вот со мной ты ни разу не заговорил за все время, пока я приношу тебе еду и меняю постельное белье. Это свобода? Это отчуждение какое-то.

А.: Получается, ты называешь свободой только такую свободу, которая сочетается с социальной адаптируемостью человека. Кого ты тогда считаешь свободным человеком?

Л.: Вот мои хозяева вполне свободные люди. Могут покупать себе жилье где угодно и отдыхать где угодно. И никакого конфликта с окружающим миром.

А.: И какое жилье они покупают, в каких местах предпочитают отдыхать? Я думаю, они покупают элитное жилье и опять-таки в элитных местах отдыхают. Они полностью зависимы от стремления день ото дня подчеркивать свой высокий статус. Они будут плохо чувствовать себя, если однажды совершат просчет – купят квартиру или автомобиль, которые окажутся хуже, чем у кого-то, кто находится на той же социальной ступени, что и они. Где в этом свобода?

Л.: Какое плохо себя чувствовать? Это для них сродни шалости. Откуда у них может возникнуть мысль ой, мы не тот дом купили? Захотят – тут же другой купят.

А.: Не думаю, что все так просто. Они должны с большой опаской относиться к любым необязательным потерям денег и времени, иначе не занимали бы позиции, которые занимают. Вообще, если они перестанут оценивать себя и свои поступки с точки зрения соответствия элите, это тоже будет побег от зависимости от окружающего мира – их собственная разновидность такого побега. Они видят свою социальную адаптируемость совсем не такой, какой ее видят среднестатистические люди. Естественно, критерии этой адаптируемости куда жестче у богатого человека, чем у среднестатистического. Любой богатый будет считать своим поражением в жизни, если однажды перестанет соответствовать этим критериям. Это будет означать, что он спустился вниз по социальной лестнице. Возможно, он все равно будет поддерживать отношения с друзьями, крутить романы, воспитывать своих и чужих детей, но если перестанет при этом служить идеалам, которым приучился служить в предыдущие годы, для него это будет вид отчуждения.

Л.: Они – служить чему-то? Как о таком можно заикаться? Они не служат никому и ничему, кроме себя.

А.: Служить не в том смысле, что работать на кого-то. Зеленый сигнал светофора служит людям оповещением, что можно двигаться дальше. Люди с особенными способностями и вдобавок вписавшиеся в систему – а богатые люди, как правило, таковыми и являются – играют одну из системообразующих ролей в обществе. Правда, далеко не всегда большой капитал сосредоточен в руках именно тех людей, которые лучше всего могут им распорядиться для общего блага. Трудно ожидать, что один и тот же человек сможет совместить роль первоклассного охотника и роль первоклассного строителя. Но вернемся к теме нашего обсуждения. Чем больший капитал может собраться в руках одного человека, тем большим целям этот капитал может служить. Какой была бы польза от того, что в нашем обществе присутствовали бы, пусть в большом количестве, только умеренно, но не баснословно богатые люди? Большой пользы из этого точно нельзя было бы извлечь. Такое положение вещей наложило бы ограничение на крупные производства и строительство, на обширные инициативы. А государство само по себе не расположено осуществлять весь набор инициатив, необходимых для развития общества. Не надо думать, что, если люди стали бы объединять капиталы для достижения больших целей, это приняло бы массовый и, значит, решающий для цивилизации характер. Поэтому трудно переоценить роль людей, которые владеют крупными капиталами. Вдобавок такие люди всегда являются ориентиром для других людей с подобными жизненными устремлениями, но пока не достигшими реального успеха. Существование богатых людей служит поддержанию и развитию цивилизации. Их стремление удовлетворять личные интересы приводит к общему движению человечества.

Представление о свободе – всегда субъективное представление. Каждый человек по-своему видит желанную для него свободу. Уровня развития, который мы имеем, и в помине не было бы, стань видом свободы, желанной для богатых, уход от борьбы ради жизни в свое удовольствие. Своей свободой богатый человек назовет в первую очередь свободу запустить какой-то более крупный бизнес, чем тот, которым он управлял до сих пор.

Л.: Сколько ни объясняй мне, все равно я не приму такой трактовки свободы. Человек, который заработал много денег, а потом уехал жить на теплые острова в свое удовольствие, – это и есть человек, который получил полную свободу.