– У тебя другой случай, – заключила она. – У тебя не было идеалов свободы.

– Минутку! – возразила я. – Именно потому, что я поддерживаю идеалы свободы, я нахожу, что война так отвратительна.

– Мы говорим о двух различных видах войны, – настаивала она.

– Война есть война, – заметила я.

– Ваш вид войны, – продолжала она, не обращая внимания на мое замечание, – ведется между двумя братьями, которые оба – правители, сражающиеся за власть. – Она наклонилась ко мне и настойчивым шепотом добавила: – Тот вид войны, о котором говорю я, ведется между рабами и хозяевами, которые думают, что люди – их собственность. Заметила разницу?

– Нет, – упрямо настаивала я и повторила, что война – это война, независимо от причин.

– Я не могу согласиться с тобой, – сказала она, громко вздохнув и откинувшись назад на своем сиденье. – Возможно, причина наших философских разногласий в том, что мы вышли из различных социальных реальностей.

Удивленная выбранными ею словами, я автоматически сбросила скорость. Мне не хотелось показаться грубой, но слушать ее концептуальные академические разглагольствования было настолько нелепо и неожиданно, что я ничего не могла с собой поделать и расхохоталась.

Делия не обиделась. Она с улыбкой глядела на меня, оставаясь вполне довольной собой.

– Если ты хочешь понять то, о чем я говорю, тебе нужно изменить восприятие.

Она высказала это настолько серьезно и одновременно настолько доброжелательно, что я почувствовала себя пристыженной за свой смех.

– Ты можешь даже извиниться за то, что смеялась надо мной, – добавила она, словно прочитав мои мысли.

– Действительно, я хочу извиниться, Делия, – произнесла я, искренне осознав это. – Я ужасно сожалею о моей грубости. Я была так удивлена твоими формулировками, что просто не знала, как себя вести.

Я бросила на нее быстрый взгляд и добавила сокрушенно:

– Потому и рассмеялась.

– Я не имела в виду социальные оправдания твоего поведения, – сказала она, дернув от досады головой. – Я имела в виду оправдание из-за непонимания положения человека.

– Я не знаю, о чем ты говоришь, – сказала я с тревогой и почувствовала, как ее глаза сверлят меня насквозь.

– Как женщина, ты должна понимать это положение очень хорошо, – произнесла она. – Ты была рабыней всю свою жизнь.

– О чем ты говоришь, Делия? – спросила я в раздражении от ее дерзости, впрочем, сразу смягчилась, подумав, что бедная индианка, несомненно, имела невыносимого мужа-тирана. – Поверь мне, Делия, я совершенно свободна. Я делаю что хочу.

– Ты можешь делать, что тебе нравится, но ты все равно не свободна, – настаивала она. – Ты – женщина, а это автоматически означает, что ты во власти мужчины.

– Я не нахожусь ни в чьей власти, – воскликнула я.

То ли мое голословное утверждение, то ли тон моего восклицания, не знаю, вызвали у Делии взрыв грубого хохота. Она смеялась надо мной так же безжалостно, как до этого я над ней.

– Кажется, ты в восторге от своего реванша, – раздраженно заметила я. – Теперь твой черед смеяться, не так ли?

– Это совсем не одно и то же, – произнесла она, внезапно став серьезной. – Ты смеялась надо мной, ощущая свое превосходство. Раб, который говорит как господин, всегда восхищается господином в этот момент.

Я попыталась прервать ее и сказать, что у меня и в мыслях не было думать о ней как о рабыне, а о себе как о госпоже, но она проигнорировала мои попытки. Все так же серьезно она сказала, что причина ее смеха надо мной заключалась в том, что я заплатила женской природе своей глупостью и слепотой.

– Что с тобой, Делия? – спросила я в недоумении. – Ты умышленно меня оскорбляешь?

– Конечно, – с готовностью согласилась она и захихикала, оставаясь совершенно безразличной к нарастающему во мне раздражению. Она звучно шлепнула меня по колену. – А что касается моего поведения, – продолжала она, – то оно вызвано тем, что ты даже не отдаешь себе отчета в очевидном факте: раз ты женщина, значит, рабыня.

Собрав все терпение, на которое была способна, я сказала Делии, что она не права.

– В наши дни никто не является рабом.

– Женщины – рабыни, – настаивала Делия. – Мужчины порабощают женщин. Мужчины затемняют рассудок женщины. Их желание поставить на женщинах клеймо как на своей собственности затуманивает наш разум, – заявила она. – Этот туман висит на наших шеях, как ярмо.

Мой непонимающий взгляд вызвал у нее улыбку. Сложив на груди руки, она откинулась на сиденье.

– Секс затуманивает разум женщин, – добавила она мягко, но настойчиво. – Женщины так основательно заморочены, что даже не могут рассмотреть возможность того, что их низкий статус в жизни является прямым следствием сексуального воздействия на них.