Омерзение и ужас, охватившие меня и исчезнувшего Херберта Уэста, нельзя передать словами. Меня и теперь бросает в дрожь при мысли о случившемся, пожалуй, даже сильнее, чем в то утро, когда мой друг пробормотал сквозь бинты; Черт побери, труп был недостаточно свежим!

III. Шесть выстрелов в лунном свете

Странно шесть раз подряд палить из револьвера, когда хватило бы и одного выстрела, но в жизни Херберта Уэста многое было странным. К примеру, не так уж часто молодому врачу, выпускнику университета, приходится скрывать причины, которыми он руководствуется при выборе дома и работы, однако с Хербертом Уэстом дело обстояло именно так. Когда мы с ним, получив дипломы, стали зарабатывать на жизнь врачебной практикой, мы никому не признавались, что поселились здесь потому, что дом наш стоял на отшибе, неподалеку от кладбища для бедняков.

Подобная скрытность почти всегда имеет под собой причину, так было и в нашем случае. Наши требования диктовались делом нашей жизни, явно непопулярным у окружающих. Мы были врачами лишь с виду, на самом деле мы преследовали великую и страшную цель ибо Херберт Уэст посвятил себя исследованию темных и запретных областей неведомого. Он намеревался открыть тайну жизни и научиться оживлять хладный кладбищенский прах. Для опытов такого рода требуется не совсем обычный материал, точнее, свежие человеческие трупы, а чтобы пополнять запас этих предметов, следовало поселиться поближе к месту неформальных захоронений, не привлекая при этом ничьего внимания.

Мы с Уэстом познакомились на медицинском факультете, где, кроме меня, никто не одобрял его дьявольских опытов. Со временем я стал его верным помощником, вот почему, окончив университет, мы решили держаться вместе. Найти хорошую вакансию сразу для двух врачей было нелегко, но наконец, не без помощи факультета, нам удалось получить место в Болтоне фабричном городке близ Аркхема. Болтонская ткацкая фабрика самая большая в долине Мискатоника, а ее разноязычные рабочие слывут у местных врачей незавидными пациентами. Мы выбирали себе жилище очень придирчиво и наконец остановились на довольно невзрачном строении в самом конце Понд-стрит. Пять домов по соседству пустовали, а кладбище для бедняков начиналось сразу за лугом, в который с севера вдавался узкий клин довольно густого леса. Расстояние до кладбища было несколько больше, чем нам хотелось, но мы не слишком убивались по этому поводу, так как между нашим домом и темным источником наших припасов не попадалось никаких других строений. Прогулка до кладбища была немного долгой, зато мы беспрепятственно могли перетаскивать к себе наши трофеи.

Как ни странно, с самого начала у нас оказалось много работы достаточно много, чтобы порадовать большинство начинающих врачей, и слишком много для ученых, чьи истинные интересы лежат совсем в другой области. Рабочие фабрики отличались довольно буйным нравом, и бесчисленные драки, во время которых нередко пускались в ход ножи, прибавляли нам хлопот. Ведь по-настоящему нас занимала только наша лаборатория с длинным столом под яркими электрическими лампами, которую мы тайно оборудовали в подвале. Там в предрассветные часы мы нередко впрыскивали приготовленный Уэстом раствор в вену нашим недвижным жертвам, которых приволакивали с кладбища для бедняков. Уэст исступленно искал состав, способный восстановить двигательные функции человека, прерванные тaк называемой смертью, однако на его пути вставали самые неожиданные препятствия. Каждый раз нам приходилось применять новый состав: то, что годилось для морской свинки, не подходило для человека, вдобавок разные экземпляры по-разному реагировали на один и тот же раствор.

Мы отчаянно нуждались в безупречно свежих трупах, ведь даже незначительный распад клеток мозга мог привести к нежелательным последствиям. Однако нам никак не удавалось раздобыть по-настоящему свежий труп тайные опыты Уэста, которые он проводил в студенческие годы с трупами сомнительного качества, окончились весьма плачевно. Случаи неполного или несовершенного оживления, о которых мы вспоминали с содроганием, страшили нас неизмеримо больше полных неудач. После кошмарного происшествия в заброшенном доме на Мидоу-хилл над нами нависла смертельная угроза; даже светловолосый, голубоглазый невозмутимый Уэст, ученый сухарь, казалось, начисто лишенный эмоций, не мог избавиться от жуткого ощущения, будто кто-то крадется за ним по пятам. У него появилась мания преследования не только по причине расшатанных нервов, но и вследствие того, несомненно, тревожного факта, что о меньшей мере один из наших подопытных был жив: я имею в виду кровожадного людоеда в обитой войлоком камере сефтонского сумасшедшего дома. Но оставался еще один наш первый подопытный, о судьбе которого мы ничего не знали.

Что касается материала для наших опытов, то в Болтоне нам везло гораздо больше, чем в Аркхеме. Не прошло и недели, как в наших руках оказалась жертва несчастного случая, которую мы выкопали ночью, после похорон, и, впрыснув раствор, заставили открыть глаза. Выражение лица у подопытного было на редкость смысленным, но вскоре действие препарата закончилось. У трупа не хватало руки, будь он цел и невредим, возможно, результаты казались бы лучше. Затем до января мы раздобыли еще троих. С первым нас постигла полная неудача, у второго отчетливо наблюдалась мышечная деятельность, третий выкинул жуткую штуку: он приподнялся и издал гортанный звук Затем удача нам изменила число погребений сократилось, а те, кого все же хоронили, умирали от тяжелых болезней или серьезных увечий. Мы пристально следили за всеми смертями, всякий раз выясняя их причину.

Как-то мартовской ночью нам в руки попал труп не с кладбищa для бедняков. В Болтоне, где царил пуританский дух, бокс находился под запретом, и, как обычно бывает в подобных случаях, среди фабричных рабочих стали проводиться тайные, плохо подготовленные бои, в которых изредка принимали участие второразрядные профессионалы. В конце зимы как раз и состоялся подобный матч, исход которого оказался весьма плачевным к нам среди ночи явились два перепуганных насмерть поляка и сбивчиво стали просить нас тайно осмотреть пострадавшего, который находился в крайне тяжелом положении. Последовав за ними, мы очутились в заброшенном амбаре, где поредевшая толпа притихщих иностранцев глядела на недвижное черное тело, распростертое на полу.

Бой проводился между Кидом О'Брайеном неуклюжим дрожавшим от страха молодцом со странным для ирландца крючковатым носом и Баком Робинсоном по кличке Гарлемская Сажа. Неф пребывал в нокауте, и, как показал торопливый осмотр, уже не имея шансов из него выйти. Это был безобразный, похожий на гориллу детина, с ненормально длинными руками, которые так и подмывало назвать передними лапами, и лицом, вызывающим в памяти неизъяснимые тайны Конго и дробь там-тама под луной. Должно быть, при жизни его тело казалось еще более отвратительным в мире существует множество уродливых вещей. Жалкая толпа вокруг оцепенела от страха, никто из присутствующих не знал, какое наказание им фозит по закону, если это дело обнаружится. Поэтому они испытали огромное облегчение, когда Уэст, несмотря на невольно охватившую меня дрожь, предложил потихоньку избавиться от трупа, я слишком хорошо понимал, с какой целью.