Он переводит дыхание и успевает незаметно ковырнуть в носу.

— Однако, посмотрев его медицинскую карту, я понял, что все сложнее. Брадикардия напрямую связана с действием его заболевания на мозг, а точнее на мозговой ствол, который отвечает за все жизненные функции организма. Мы можем лечить брадикардию, но боюсь, это все равно что дуть в дырявый бурдюк, если вы позволите мне сравнение.

Жоанна сидит неподвижно. Она старается сосредоточиться на желто-зеленом стаканчике для карандашей.

— Другие жизненные функции тоже в свою очередь скоро будут затронуты. Артериальное давление, дыхание, регуляция температуры тела… Нарушение сердечного ритма — только одно из многочисленных проявлений этой дегенерации. Так что… — Он выпрямляется и вместе с креслом подается вперед. — Так что я не уверен в необходимости подвергать вашего мужа такой серьезной операции, как установка кардиостимулятора, учитывая… — На короткий миг он заколебался. Ноздри его подрагивают. — Учитывая фатальный исход этой болезни, что бы мы ни делали.

Он удивлен, услышав голосок Жоанны, тихий, но совершенно ясный:

— Я считаю, что надо оставить его в покое. Я подпишу все расписки.

Она ждет, что врач возразит, но ничуть не бывало. Он медленно кивает.

— Я понимаю вашу точку зрения. И с учетом ситуации должен сказать, что… Несмотря на мою клятву Гиппократа, я разделяю вашу позицию.

Он не мигает. Маленькие зеленые глаза пристально всматриваются в нее.

— Я только должен удостовериться, прежде чем дать вам подписать расписки, что вы вполне сознаете, каким рискам подвергается ваш муж.

Она кивает. Ее ладони лежат плашмя на коленях, как в тот день, когда они были перед мэром. Она внимательно слушает, не давая слабины.

— Отказ от установки вашему мужу кардиостимулятора повлечет тяжелые осложнения на сердце. Сердечная недостаточность, частые обмороки и остановка сердца.

Он ждет реакции на ее лице, но с удивлением обнаруживает, что она вполне владеет собой и ситуацией. Это его немного смущает, и ему трудно поймать нить своей мысли.

— Вы… Значит, если вы учитываете риски и…

Он принимается рыться в куче бумаг на столе.

— И держитесь вашей позиции, то… То… Да…

Он теряется в своих бумагах и в своих мыслях, поднимает голову.

— Да, вот. Расписка. Я дам вам подписать документ об отказе от лечения. Вы заявляете, что я проинформировал вас о последствиях для вашего мужа и вы придерживаетесь своего решения.

Жоанна кивает. Врач снова роется в бумагах и извлекает белый бланк.

— Вот он. Я… Я сейчас его заполню. По закону я должен дать вам три дня на размышление, прежде чем подписать этот документ. Я оставлю его здесь, в моем столе, и вы подпишете его в конце недели, когда вашего мужа можно будет выписать.

Обретя дар речи, Жоанна спрашивает:

— Вы оставите его до конца недели?

После осмысленных и понимающих слов врача она ожидала, что сможет забрать его сегодня же.

— Три-четыре дня атропина ему не повредят. Вы заберете его в лучшей форме.

Он вдруг осекается и вскидывает на нее серьезный взгляд:

— Только забудьте о долгих прогулках, уроках танцев, сексуальных отношениях и любой другой физической активности. Сердечная слабость у вашего мужа будет только усугубляться. Избегайте также жары и вообще стрессов. Ему нужен только отдых и покой, если он хочет еще некоторое время радоваться жизни.

В его голосе звучат сочувствие и грусть, когда он добавляет:

— Вы поняли?

— Жоанна?

Она едва не теряет сознание от счастья, поняв, что он ее узнал. Нет, это не ее взрослый Эмиль. Это его детская версия, застрявшая в прошлом, но главное — что он узнал ее как «девушку, которая поехала с ним в горы лечить его мозг». Она больше всего боялась нового приступа. Но он совершенно спокоен на больничной койке. Она вздыхает с облегчением. Садится на край кровати и улыбается.

— Эй, как ты?

Эмиль улыбается ей. Он показывает на электроды под белой больничной рубашкой.

— Они сказали, что у меня был сердечный приступ.

Она кивком подтверждает и сдвигается в конец кровати, к его ногам. Очевидно, у него не осталось никаких воспоминаний о вчерашней сцене на ферме, и она этому рада.

— Это серьезно? — спрашивает он, вдруг нахмурившись.

Она с непринужденным видом качает головой.

— Нет, ничего страшного. Тебя выпишут в конце недели. Мы вернемся в кемпинг-кар, на ферму, и будем делать что ты захочешь. Можно понемногу огородничать, или играть в «Монополию», или… просто отдыхать.