Шрифт:
Прошло уже минимум полчаса, а я всё не выехала к трассе. Надежда истончается как корка льда под настойчивым апрельским солнцем. Дорога становится всё уже, её обступают кусты.
Приходится сбавить скорость, чтобы не застрять. Тут и там виднеются лужи. Ухабы всё заметнее…
Наконец, дорога петляет влево, я резко кручу руль. На справляюсь с управлением на скорости и въезжаю в огромную лужу сразу за поворотом. Буксую, газую, чтобы выехать из жижи, но… вместо этого только сильнее увязаю. Решаю сдать назад, и цепляюсь за что-то колесом.
— Да твою же мать!! — кричу, в отчаянии ударяя ладонями по рулю, чувствуя, себя так, словно это меня сейчас придавило тонной металла.
Делаю ещё несколько попыток, но всё тщетно. Машина кренится вправо, наклоняется сильнее, и окончательно погружается в воду полным колесом.
— Господь всемогущий, дай мне сил!
Всхлипываю, чувствуя полное отчаяние.
Я ехала полчаса на средней скорости около шестидесяти километров в час.
Если я буду пытаться выбраться отсюда, то эти двое могут освободиться и нагнать меня…
Боже мой. Какой кошмар! Куда мне идти?!
Возвращаться обратно по дороге очень опасно, они могут найти меня. Но и продолжать идти вперёд, в полной темноте тоже жутко страшно…
Сажусь в тачку и роюсь в бардачке. Нахожу там наполовину пустую поллитровую бутылку воды, фонарь и… влажные салфетки.
Открываю багажник. Из полезного там только лопата.
Подкладываю её под колесо, выше колена утопая в мутной жиже.
Потом снова пытаюсь вырулить, но ничего не выходит.
В какой-то момент я обессиленно опускаюсь на обочину дороги. Боже… я совершенно не представляю, что мне делать!
Идти вперёд? Остаться тут? Или вернуться обратно прямо в лапы взбешённых монстров?
Лес перед глазами начинает вращаться. Мне холодно. Мне страшно…
Разрешаю себе промедлить ещё несколько минут, прежде чем заставляю тело подняться.
Кое-как стираю с ног грязные разводы.
Запахиваю пиджак и смотрю по сторонам. Впереди есть дорога. Узкая, но есть.
На машине я бы там всё равно не проехала… Значит, придётся идти пешком.
Достаю фонарик и зажигаю его.
Ладно, Солнцева, соберись. Ты дойдёшь до трассы! Ты сможешь! Ты сбежишь от этих негодяев, чего бы тебе это ни стоило!
Лучше уж рискнуть, чем снова добровольно сдаться им на милость.
Делаю несколько шагов. Потом ещё и ещё, оставляя застрявшую машину позади.
Как любил говорить мой дед, «спасение утопающих — дело рук самих утопающих»!
Глава 31
Александр
Подскакиваю в кровати с полной уверенностью, что началась как минимум третья мировая! Уши закладывает от воя серены, сердце шарашит от притока адреналина!
Сумасшедше смотрю по сторонам, не сразу вспоминая, где я и с кем нахожусь.
Руку странным образом оттягивает назад. Сперва мне кажется, что на ней лежит голова Маши, но буквально пары секунд хватает, чтобы понять — девчонки в комнате нет!
— Какого хрена?! — рычит брат, дергая запястьем. От его движений, моя рука тоже дёргается, и в этот момент я смотрю в изголовье кровати.
— Сука… — поражённо шепчут губы, но я сам себя не слышу. Потому что все слова и даже мысли в голове заглушает охранная сигнализация.
В кармане вибрирует телефон. Кое-как вынимаю его свободной рукой, и отвечаю на вызов:
— Нет, не надо приезжать! Всё нормально! Это… недоразумение. Да, прощу прощения за беспокойство. Вы можете выключить сигнализацию дистанционно?
Звонит представитель охранного агентства, к чьей сети безопасности подключен наш дом.
Шарю по карманам, но ключей от наручников так и не нахожу… пиздец!
Яростно выдыхаю. Вот же сучка мелкая! Мало я её вчера в задницу драл! Зря нежничал! Вот найду её, и тогда выебу по первое число! Так, чтобы она не то что сбегать — ходить не могла!
Минут через десять специалисту всё же, удаётся выключить сигналку, и дом тут же погружается в оглушительную тишину.
— Что делать будем? — зло цедит сквозь зубы Миша.
На нём просто нет лица. Кажется, он тоже готов выдрать Машку по первое число. Жалеет, небось, что вчера с ней нежничал. Эта сучка заслуживает самого дикого наказания. А нам, ведь, ещё с Рамзиным и компанией по её милости разбираться! У меня от ярости сейчас дым из ушей повалит!
— Сперва надо освободиться, потом поедем её искать, — рычу, дёргая за наручник. Крепкий, твою мать!