— Карабинеры же были собраны в кулак на востоке. В армию.

— Как с этими родами удалось договориться, так русские и стали переводить часть кавалерии на запад. Сначала вошла пехота и заняла все города, встав там гарнизонами. Потом карабинеры перекрыли дороги и перемещение повстанцев стало невозможным.

— А сочувствующие?

— Их больше нет. Во всяком случае таких, которые бы были готовы идти дальше мысленного сочувствия. За донесение о повстанцах и их пособниках русские платят щедро. За помощь восставшим или недонесение — карают сурово.

— Насколько сурово?

— За такие преступления положена конфискация имущества и повешение виновника. Семья при этом переселяется на Волгу. А если она поддерживает виновника или ведет себя недостаточно покладисто, то ее вешают рядом.

— И люди такое терпят?

— Две трети конфискованного имущества распределяется между теми, кто донес и местными, что лояльно относятся к властям. Этим много кто пользуется. За ложные доносы, кстати, карают также, как за пособничество восставшим, так что люди очень зорко следят друг за другом.

— А духовенство?

— Протестантского не осталось вовсе. В Мекленбурге теперь только русская церковь. Какие-то отдельные небольшие общины пытались защищать своих пасторов, но если оказывалось, что те выступали пособниками повстанцев, то общину приравнивали к сообщникам. А они все их поддерживали поначалу. Так что…

— Они что перебили их всех?

— Не всех. Добрая половина пасторов успела сбежать, когда поняла, что на их проказы не будут закрывать глаза. Часть приняла православие и отправилась на переселение. Именно пасторов казнили не так много. Только самых твердолобых.

— И протестанты соседних стран не возмущены?

— В Бремен-Ферден началась переброска еще одного армейского корпуса. — развел руками другой сановник. — Не все готовы возмущаться на таких условиях. Особенно после того, как Меншиков повел себя в Мекленбурге.

— Повстанцев тоже вешают?

— Их стараются просто не брать в плен. Меншиков не ведает пощады.

— Не удивительно… — хмыкнул, покачав головой Иосиф. — Может быть на него надавить через Рейхстаг?

— Он в своем праве, — развел руками ее один сановник. — Cujus regio, eius religio[1]. Это основа мира Священной Римской империи. Если мы этот принцип пошатнем, то…

— Ладно, — перебил его Иосиф.

Он и сам прекрасно понимал, что эта формула, зафиксированная в Аугсбургском мирном договоре, обеспечивает единство столь пестрой и разнородной державы. — Что мы можем сделать? Закончить начатое с Меншиковым реально?

— Это не желательно. КРАЙНЕ нежелательно. — произнес мужчина в одеянии кардинала.

— Почему?

— Вчера мне стало известно, что хорошо вам известный принц запрашивал у царя России разрешение на ваше убийство. И Людовика.

Император нервно икнул, вытаращившись.

Кардинал же продолжил:

— Насколько мы смогли узнать его люди уже все приготовили и ждали только разрешение Петра. Тот отказал.

— Он как?!

— Мы не знаем. Даже не смогли выявить его людей. Но в Париже люди принца перед убийством Кольбера тоже не выдавали себя. Как вы понимаете, ставки повышаются.

— Почему Петр отказал?

— Он сослался на то, что вы с Людовиком — помазанники Божьи и поднимать на вас руку значит идти против небес. Принц думает иначе. Рискну предположить, что была бы его воля, он давно бы уже перебил всех Габсбургов и Бурбонов. Так что выходит Петр — это ваш ангел-хранитель. Пока жив он — живы вы. А он болен. Говорят, что тяжело.

— Что?! — словно бы всхлипнул Иосиф.

— Простуда. Тяжелая. Говорят — не выживет. Сын старается — лечит. Но все окружение Петра уже готовится к тому, что на престол вступит принц. Как вы понимаете после того, как это произойдет, более ничто его не будет останавливать от того, чтобы убить вас.

— Думать об убийстве самого принца, я полагаю, лишено смысла? — тихо поинтересовался Император, в голосе которого чувствовалась робкая надежда.

— На него столько раз покушались… По разному. И каждый раз все в пустую. Нет никаких оснований даже предполагать, что новое покушение достигнет цели.

— Я бы посоветовал найти крайних. — произнес кардинал голосом заговорщика. — Чтобы отвести вину за покушения от себя и своих наследников.

— Думаете это поможет? — удивился явно старый вояка.

— Принц прикладывает все усилия для подготовки к войне. С нами. Словно обезумевший возится с новым оружием. По нему пока мало сведений, но мы точно знаем, что оно есть и оно крайне неприятное для нас. Кажется, будто он на грани и готов на самые решительные поступки. Видимо сыграло свою злую шутку покушение на Меншикова, с которым у него очень теплые отношения. Он его воспринимает как соратника. Как друга.