Тошноту сменяет послевкусие шотландского алкоголя, глаза приходят в норму. Наконец и сердце успокаивается. Он сидит на стуле перед незнакомой девочкой, смотрит на нее и постепенно полностью приводит мысли в порядок. Затем глубоко вздыхает и продолжает разговор:

— Мне кажется, что в своем текущем состоянии я ничего не потеряю, если выслушаю твое предложение.

— Итак, ты чувствуешь пустоту. А на что ты готов, чтобы ее заполнить?

— Да я что угодно отдал бы! — Ему даже становится интересно, к чему может привести этот пьяный беспредел в собственной голове.

— Что угодно? Я покажу тебе всё то, чего тебе не хватает, а ты обязуешься всё это принять и сделать выводы. Я думаю, что это не составит проблем, так что это скорее формальность.

— Договорились, — улыбается Он.

— Ты хорошо подумал?

— Очень хорошо. Ты же предлагаешь подписать договор? Я прочту его, если ты не против.

— Конечно, всё как полагается!

Произнося эту фразу, девочка достает откуда-то из-под стола несколько бумаг, скрепленных вместе, и передает Ему. Когда-то давно Он изучал из праздного любопытства, что из себя представляет человеческий сон, что может влиять на него, как из него можно влиять на реальный мир, какие сон накладывает ограничения. Среди прочего, конечно, известный факт, что во сне нельзя почувствовать боль. Также во сне вряд ли получится читать: слова часто не складываются в осмысленные предложения, да и не всегда читаются вообще. С другой стороны, бывает достаточно взглянуть на книгу и сразу в голове появляется информация, о чем она. Тогда Он потратил много времени на то, чтобы научиться контролировать не только свое поведение во сне, но и весь окружающий искусственный мир.

Сейчас приходится вспоминать об этих знаниях, ведь весь текст, написанный на бумагах, смешался в неделимую кашу из букв и цифр. Сфокусироваться на словах никак не получается. Он мучается над документом некоторое время, но сдается и, напомнив себе, что ничего страшного во сне нет, ставит подпись в конце. На удивление подпись получилась вполне прилично получается.

— Ты всё увидишь, — улыбается девочка и уходит с бумагами в угол комнаты, растворяясь в темноте.

Он спокойно сидит за столом еще какое-то время, раздумывая о смысле этого сна. Безуспешно пытается заставить материализоваться что-нибудь в воздухе. Девочка не возвращается. Вместо нее возвращается волнение. Тогда Он встает и подходит в угол, где недавно растворилась маленькая спутница — пусто. Пробует выйти, но дверь заперта. Тогда Он садится на стул и просто ждет дальше. Каждая секунда в пустой комнате начинает казаться Ему мучительно долгой. Автоматически смотрит на запястье, чтобы узнать время, но часов на руке нет. Пора бы прекращать это всё. Он набирает воздуха в легкие и громко произносит: «Я просыпаюсь.»

Конечно, это было не первым моментом, который смутил Его в этом странном сне. Раньше всегда удавалось материализовать что угодно, пусть даже в причудливой форме. Раньше сны не ставили Его в такие экстремальные психологически условия. Это всё можно списать на долгое отсутствие практики контролируемых сновидений. Но не проснуться по собственному желанию — это из ряда вон. Хотя отчаиваться, конечно, рано, ведь можно просто, как говорят, «ущипнуть себя». На практике Он знал, что конкретно щипать себя смысла не имеет: организм просто не почувствует боли, продолжая существовать во сне. Надо кое-что более глобальное: умереть.

Пару раз Он устраивал себе во сне самоубийства. Первый раз это был прыжок с небоскреба. Тогда Он хотел просто проверить, что из этого получится. Он только начинал практику управления собственными снами и впервые понял, что щипать себя или резать во сне ничего не дает. Воспользовавшись лифтом, поднялся на самый верхний этаж здания, где работал. Без всяких раздумий Он выбежал из лифта, перепорхнул через ограждение смотровой площадки и через мгновенье проснулся в собственной кровати.

Второй раз был осознанным членовредительством во сне, если такая терминология применима. Тот жуткий сон пришелся на время большой ссоры с отцом. После смерти матери они здорово повздорили и на эмоциях даже успели проклясть друг друга. Тем не менее они продолжали работать вместе, что добавило немало нервозности этой ситуации. Вот в том сне Он задумал отомстить всем и всему, что выводило Его из себя на работе, раздобыл взрывчатку, смастерил пояс смертника и взорвался в собственном офисе. Пробуждение не заставило себя ждать, а от пережитого во сне Он почувствовал сильное облегчение. Тем же днем Он помирился с отцом, и жизнь в компании стала приходить в обычный ритм.

На этот же раз ни лифта, ни взрывчатки поблизости нет. И появляться они не хотят появляться. За исключением двух стульев и стола комната совершенно пуста. Тусклый свет распространяется прямо с потолка, без всяких светильников. Несколько раз Он обходит комнату по кругу, вглядываясь в каждую царапину на полу, каждую плитку на стене. Ни розеток, ни выключателей, ни труб, даже плинтусов нет. Желтая выцветшая плитка на стенах и обшарпанный голый бетонный пол. Какая-то западня. Раз Он во сне, можно не бояться последствий и попробовать докричаться до кого-либо. Но крики о помощи также не приносят плодов. Так проходит вечность. Давящая, бесконечная, нудная, пустая, сводящая с ума вечность. Остается только сесть и ждать. Нервно теребя волосы, протирая глаза и оглядываясь по сторонам, Он постепенно погружается в отчаяние. «Это сон не по правилам: он не заканчивается, не позволяет мне делать то, что я хочу, но сам вытворяет со мной всё, что захочет. Голова болит, хотя никакой другой боли я не чувствую. Но это определенно сон: девочка ушла сквозь стены. На двери нет замка, но она заперта, свет исходит из ниоткуда. Господи, как же проснуться?!»

Во рту снова становится страшно сухо. Он вскакивает со стула и начинает наматывать круги по периметру комнаты. Когда ноги устают, Он садится в угол, хватается за волосы руками и начинает нервно раскачиваться взад-вперед. Мученический стон вырывается откуда-то изнутри, слезы сами рвутся из глаз, всё лицо искажается в жуткой гримасе. Так проходит еще час. Или два, а может, и гораздо больше. Он лежит на полу, закрывая лицо руками и свернувшись как эмбрион. Дорогие брюки и белая рубашка грязные и вонючие, как одежда матерых бомжей, лицо измазано непонятно чем.

Послышались шаги. Не убирая рук от лица, Он открывает глаза. Конечно, ничего не видно, но так, кажется, обострился слух. Глаза нервно бегают под пальцами из стороны в сторону, всё остальное тело замерло в ожидании. Шаги легкие. Может быть, это даже та же девочка. Пришедший точно знает, что Он лежит здесь, но открывать лицо страшно.

Шаги приближаются, пока не прекращаются в метре от Него. Проходит какое-то время, но ничего не происходит. Слегка сместив руку перед глазами, Он хочет подглядеть, кто перед Ним, но там оказывается пусто. Открыв лицо, Он вскакивает и принимается внимательно осматривать комнату. Вокруг никого, и как будто даже ничего не изменилось. Неужели шаги померещились? А, нет… На том месте, где остановились шаги, стоит стакан воды. Вернее, хотя бы на вид это вода. Ужасная сухость во рту требует выпить всё до капли, и Он бросается к стакану. Жадно вливая в себя живительную влагу, Он не рассчитывает дыхание, и вода попадает «не в то горло». Он сильно кашляет, но легче не становится. Жидкость как будто увеличивается в объеме внутри Него, растекается по всему организму, медленно наполняет легкие. Лицо Его краснеет от кашля. Стакан с остатками жидкости выпадает из рук и разбивается о пол. Следом падает и Он сам, не прекращая кашлять. Вены на шее пытаются вылезти из-под кожи, глаза напрягаются до боли и перестают видеть. Он бьется, Он задыхается, зовет, но слышит только тишину. Всё тело бьется в лихорадке.