«Дора» впечатляла – гигантская платформа с длиннющим стволом и прочей машинерией вокруг. Такая махина! Немцы начали готовить позицию под нее. Успели вырыть траншею длиной метров сто и глубиной местами метров восемь, но, судя по всему, дорыть еще не успели. В стороне сделали еще небольшой участок железки, видать, если надумают стрелять в другую сторону. А что, в нужном месте остановили, застопорили – и стреляй на здоровье. Возле траншеи путь аж трехколейный начали делать, скорее всего, для монтажных кранов, когда всё вместе собирать начали бы. Вернее, ствол-то они вон – почти собрали, из общей длины тридцать с лишним метров двадцать точно есть. Вроде как четыре сотни тонн весит, а всё в сборе – полторы тысячи без малого. Собственно, и место выбрали из-за сортировочной станции, наверное, чтобы удобнее было все сюда свозить и хранить. Наша задача – здесь всё подготовить и сберечь.

В дела охранников я не лез. Оно мне надо? Познакомился, угостил капитана чаем и колбасой – и хватит. Какая там система постов, где скрытые наблюдатели и прочее – посмотрел, конечно. На всякий случай несколько уточняющих вопросов задал, чтобы не сложилось у Седых впечатление, что мне на всё плевать, а потому можно расслабиться. Нет уж, не дождетесь. И ночные подъемы по тревоге обеспечу, и прочие радости, повышающие градус любви простых бойцов к вышестоящему командованию. Симпатия охранников меня волнует мало, они усиленный паек получают, его надо успеть растрясти, пока задница жиром не затекла.

С саперами и того проще – тем и объяснять ничего не пришлось. Задачу уточню чуть погодя, а пока ребятам и так есть чем заняться – землянки копать, ходы сообщения обустраивать, взрывчатые вещества маскировать и безопасность работ обеспечивать.

Ахметшин поначалу даже не поверил, что попал в такую пустыню. Он тщательно проверил все окрестности и не нашел ни одной дамы в радиусе пяти километров. Дальше он забираться не рискнул. А когда выяснил, что единственный связист – сорокалетний дядька с щетинистыми рыжими усами по фамилии Черненко, и вовсе сник. Сел, нахохлившись, на солнышке и начал читать очередную книжку про разбойника из пещер, прикрыв ее сверху наставлением по обслуживанию винтовки СВТ-40. Финалист чемпионата «Самый умный командир Красной армии», как же.

– Ты бы, Ильяз, подумал сначала, что у нас в расположении ни одной СВТ нет. Книгу сюда, – протянул я руку.

– Тащ болковник! – заныл Ахметшин. – Мне там немного осталось…

– Ты сюда загорать приехал? Давай, через час доложить мне о возможности подрыва изделия, о необходимом количестве взрывчатки, а также предложения по неизвлекаемости заряда… Вперед. Я проверю. А пока почитаю, что там Герман опять натворил.

– Генрих, тащ болковник, – поправил меня Ильяз.

– Я ведь, если прикажу, будешь сидеть и руками исправлять, чтобы ни одного Генриха в книге не осталось. Вперед, выполнять приказ!

Зато наш личный особист Евсеев оказался самым въедливым и противным для подчиненных. Ему до всего дело было. А потому до сих пор не вернулся, обеспечивая командованию батальона охраны самые приятные моменты военной карьеры. Ничего, крепче любить будут, когда расстанемся.

Зато вышел Степан Авдеевич из расположения комбата – просто светился от радости. Навел порядок, как же.

– Добрый вы, Петр Николаевич, – сообщил он, едва дошел до меня. – Распустятся ведь. Это же надо, заняли штатные места немецких охранников! Осталось только осветить их получше и табличку покрупнее приделать: «Отборное дурачье сидит здесь!» Ничего, вы своими делами занимайтесь, а я нашу охрану обеспечивать начну.

Особист наш – человек-загадка. С одной стороны, суров без меры, аккуратист, любит, чтобы всё по полочкам. И симпатии ни к кому не проявляет вроде бы. А случилась тогда заморочка со мной – не задумываясь влез за меня. И скрытный, ничего не рассказывал о себе. Я, правда, и не расспрашивал сильно. Но фотографию он носит, прячет в портсигаре.

– Степан Авдеевич, а у тебя семья есть?

– Конечно. Я же живой человек. И жена, и сыновей двое.

– В Москве?

– Нет, эвакуировали с другими семьями, в октябре сорок первого. В Чистополе сейчас.

– Ильяз наш из тех краев.

– Да, его родители сильно помогли. Мы как познакомились, он сразу помощь предложил. А так… весна, голодно, работы нет. Видано ли дело, профессорские жены за счастье считают судомойкой устроиться. Худо там. Надеюсь, кончится здесь, дадут разрешение вернуться.

Надо же, а я и не знал. Ни про семью Степана, ни про помощь от его родни. Хреновый я командир, получается.

– Дело прошлое, конечно, но любопытство гложет, – приступил я к вопросу, который довольно давно меня беспокоил. – Помните, когда мы из Москвы выезжали, зуб внезапно заболел?

– Ну было такое…

Мне показалось, или у Евсеева слегка цвет лица изменился?

– Так вот, мне интересно, что там на самом деле случилось. Не с целью наказать. Между нами. Обещаю.

– Да там… такое… Я утром уже собирался, позвонили друзья мои, сообщили, что есть возможность с транспортником слетать в Казань. А там – к своим. И меня такая тоска взяла… Вот хоть на несколько часов увидеть, понимаете? Понимаю, что только на новое место службы попал, что за начальник – никто толком сказать не может. Рисковать не могу – другой возможности не будет, из Вишеры не налетаешься. Вот я и… Каюсь, Петр Николаевич, гадко я поступил.