– Как ты думаешь, что они от него хотели?

– Карту, которую он отдал вам, сэр.

– Разве ты это заметил?

– Да, сэр. Они сделают все, чтобы вернуть ее, все, чтобы не дать вам привезти ее в Тегеран и раскрыть штаб-квартиру Хар-Бюри. Прошлой ночью я поехал через пустыню в надежде встретиться с вами. Я угнал грузовик у людей Хар-Бюри после того, как Биль умер.

Ханух поджал губы.

– Вы должны отдать мне эту карту, Дарелл.

– Я об этом подумаю, – ответил тот.

– Сэр, вы мне не доверяете?

– В последнее время я никому не доверяю.

– Я понимаю, но уверяю вас...

– Пойдем, Ханух. Нам надо идти.

Темные глаза Хануха на мгновение ожесточились, но затем он выпрямился и взглянул на деревенские ворота. Две женщины в черных платьях и покрывалах шли из деревни, ведя ослов. Женщины даже не глядели в их сторону, словно они не существовали или были невидимыми. Запах древесного угля разносился в жарком воздухе, а вонь экскрементов и мочи была настолько плотна, что могла бы послужить опорой глиняному деревенскому забору. Женщины собрались около водоема. Если кто-то и был осведомлен об арабах и их грузовике или о схватке неподалеку от ворот, то не подавал виду.

"Рено" исчез. Как и его толстый владелец, и контрабандные винтовки. Ханух с Дареллом направились по узким улочкам к зданию караван-сарая. Никто не пытался их остановить. У главного входа криво висел пыльный плакат "кока-колы" и стоял бензиновый насос. Армейский грузовик был поставлен здесь же и казался неуместным во внутреннем дворике среди верблюдов, коз и ослов. Так же как и Ханух в своей военной форме.

Курды, сидящие на корточках вокруг костра, загадочными глазами смотрели на Хануха, пробиравшегося мимо них к грузовику.

Ханух остановился.

– Новая неприятность.

Дарелл это тоже заметил.

– Ты оставил капот открытым?

– Нет, конечно же нет.

Иранец негромко выругался на фарси и прыгнул в кабину. Курды столпились вокруг костра и стали есть. Когда Ханух начал проверять зажигание и стартер, из мотора послышались безжизненные щелчки. Больше ничего не произошло. Дарелл обошел машину и взглянул на двигатель.

– Исчез распределитель зажигания, – констатировал он.

Ханух выпрыгнул из кабины. Его темное лицо вспыхнуло от злости. Он подошел к курдам и стал быстро говорить на их языке. Дарелл заметил, что все путники в караван-сарае наблюдают за ними. Пряча глаза, они явно забавлялись происходящим. Большинство было настроено враждебно.

– Они говорят, что ничего не знают и ничего не видели, – мрачно буркнул Ханух.

– Предложи им деньги.

– Это против наших принципов...

– Как далеко до шоссе?

– Если мы пойдем пешком, на нас легко устроить засаду.

– Точно. Заплати им.

Главным у курдов был высокий бородатый мужчина, с достоинством носивший свою одежду. Он взял деньги Хануха в огромную песчаного цвета лапу и кивнул, разговаривая при этом с соплеменником в выдержанном тоне с вопросительными интонациями. Под конец он пожал плечами и повернулся к Хануху, который сердито слушал.

– Он говорит, что распределитель зажигания взял араб. Когда этот курд спросил у него, почему тот трогает казенное имущество, араб ответил, что это я его послал. Безнадежно. Они его выбросили где-нибудь в пустыне, в нескольких милях отсюда. А другого распределителя нам сейчас не достать. Итак, придется идти пешком.

– Не обязательно. – Дарелл глянул в сторону высокого курда. – Попроси его помочь нам. Мы заплатим.

– Вы сможете ехать на верблюде или осле?

– С большим успехом, чем идти пешком.

– Хорошо. Но ваша рана требует ухода. Вы неважно выглядите, мистер Дарелл. – Ханух колебался. – Вы не хотите делиться со мной информацией, но ведь мы союзники, верно?

Дело уладилось быстро. Из-за жары курды оставались здесь до вечера. Ханух договорился о комнате в караван-сарае. Не имело смысла сейчас волноваться по поводу арабов и "рено", или из-за Таниного платья, найденного Дареллом в грузовике.

Армейский грузовик лишился всех съемных частей, но попытка забрать их у молчаливых людей из внутреннего дворика уже не имела смысла. Горячий ветер принялся стенать и мести по деревне песок, так что Дарелл рад был подняться в комнату, раздобытую Ханухом. Аптечка первой помощи из армейского грузовика оказалась нетронутой, и Ханух смог получше его перевязать. Дарелл чувствовал себя усталым и разочарованным. Веки слипались, голова болела. Ханух обещал покараулить все время, пока они будут здесь. Больше делать было нечего. Таня исчезла надолго. Дарелл растянулся на соломенном матраце, который вместе с жизнью составлял на данном этапе все его имущество. Он больше ни о чем не беспокоился. И через какое-то время заснул.

Он проснулся в темноте в похожей на камеру комнате, разбуженный глухими ударами и шарканьем ног, доносившимися снаружи. Он обливался липким потом. Кто-то крикнул, и он инстинктивно скатился с узкой койки на грязный пол и выхватил из-за пояса револьвер. Старая дощатая дверь распахнулась внутрь, и в нее клубком ввалились дерущиеся, ругающиеся мужчины. Трое нападали на отчаявшегося Хануха. В полутьме блеснул нож. Где-то треснуло стекло. Дарелл откатился в сторону, и как раз в это время что-то шлепнулось на койку, где еще недавно он спал. Рядом появились мужские ноги в брюках, и Дарелл нанес удар ногой. Мужчина завизжал, схватился за ушибленное место и, шатаясь, убрался прочь. Вдруг Ханух закричал, и Дарелл вскочил в своем углу на ноги, держа в руках револьвер. Хануху приходилось туго. Дарелл оттолкнул какого-то худого парня в сторону и вмазал револьвером в бородатое лицо. Брызнула кровь. Дарелл почувствовал, как у него пытаются выхватить револьвер, и нажал на курок.