Надеюсь, ты забудешь о моей истерике, Аптон, говорил он. Ты же знаешь, как у меня взвинчены нервы, и полагаю, меня простишь. Я, разумеется, очень благодарен тебе за то, что ты согласился доставить меня домой. И забудь также все те безумные глупости, которые я наговорил тебе про свою жену, и вообще обо всем. Это из-за чрезмерного переутомления. В голове у меня рождаются самые диковинные гипотезы, и когда мозг утомлен, он порождает всякого рода фантастические измышления. Мне надо немного от всего этого отдохнуть ты, возможно, некоторое время меня не увидишь и не стоит за это корить Асенат.

Конечно, моя поездка может показаться тебе весьма странной. Но на самом деле все очень просто объясняется. В северных лесах сохранилось множество древних индейских поселений священные камни и прочее, которые имеют огромное значение в фольклоре, и мы с Асенат занимаемся их изучением. Мы предприняли столь интенсивные поиски, что у меня, кажется, ум за разум зашел. Когда вернемся домой, надо будет кого-нибудь послать за моей машиной. Месяц покоя поставит меня на ноги.

Не помню, что я отвечал моему спутнику, ибо все мои мысли были сосредоточены на пугающей потусторонности его облика. С каждой минутой мое ощущение невнятного космического ужаса усиливалось, пока наконец меня не охватило маниакальное желание поскорее распрощаться с другом. Дерби не предложил мне снова сесть за руль, и я только радовался, когда мы на бешеной скорости миновали Портсмут и Ньюберипорт.

На перекрестке, где главное шоссе уходит в глубь материка и огибает Инсмут, я испугался, как бы мой водитель не свернул на пустынную прибрежную дорогу, что идет через проклятый город. Но он этого не сделал, а стремительно понесся мимо Роули и Ипсвича к пункту нашего назначения. Мы прибыли в Аркхем до полуночи и увидели, что окна старого крауниншилдовского дома все еще освещены. Дерби вышел из машины, без устали повторяя слова благодарности, а я поехал домой и, оставшись один, почувствовал безмерное облегчение. Это было ужасное путешествие тем более ужасное, что я не мог понять причины посетившего меня ужаса, и я ничуть не опечалился словам Дерби о предстоящей нам долгой разлуке.

На протяжении последующих двух месяцев в городе муссировались разные слухи. Люди говорили о том, что Дерби все чаще видели в состоянии крайнего возбуждения, а Асенат почти не показывалась даже навещавшим ее приятельницам. Эдвард посетил меня лишь раз, ненадолго заехав в автомобиле Асенат ему-таки доставили автомобиль из Мэна забрать кое-какие книги, которые он давал мне почитать. Он находился в своем новом настроении, и за время своего недолгого визита успел лишь обронить несколько малозначащих учтивых реплик Было видно, что в этом состоянии он не был расположен что-либо обсуждать со мной, и я заметил, что он даже не удосужился подать наш условный сигнал три и два раза позвонить в дверь. Как и тогда в автомобиле, я испытал тупой и необъяснимый животный ужас, и его скорый уход воспринял с нескрываемым облегчением.

В середине сентября Дерби на неделю исчез, и кое-кто из де-кадентствующих студентов со знанием дела уверял, что им известно куда, намекая на встречу с печально знаменитым сектантом-оккультистом, который после изгнания из Англии обосновался в Нью-Йорке. Я же никак не мог выбросить из головы ту странную поездку в Мэн. Преображение, свидетелем которого я стал, несказанно поразило меня, и я неоднократно ловил себя на мысли, что пытаюсь дать какое-то объяснение этой метаморфозе и отчаянному ужасу, который она во мне вызвала.

Но самые невероятные слухи распространялись о странных рыданиях, доносившихся из старого крауниншилдовского дома. Голос вроде бы принадлежал женщине; и кое-кто из молодежи считал, что плакала Асенат. Рыдания слышались изредка, и всякий раз прерывались, точно заглушенные некоей внешней силой. Стали даже поговаривать о желательности полицейского расследования, но все слухи развеялись, когда Асенат появилась на улицах города и как ни в чем не бывало пошла повидаться со своими знакомыми, извиняясь за свое недавнее отсутствие и между делом упоминая о нервном расстройстве и истерике, которая случилась с ее гостьей из Бостона. Гостью, правда, никто не видел, но появление Асенат сразу же погасило все кривотолки. Однако позднее кто-то возбудил еще большие подозрения, заявив, что раз или два из дома слышались мужские рыдания.

Однажды вечером в середине октября, услыхав знакомые три и два звонка в дверь, я открыл сам и, увидев на пороге Эдварда, тотчас отметил, что передо мной стоит прежний мой друг, каким я видел его последний раз в день нашей ужасной поездки из Чесанкука. На его лице лежала печать бурных эмоций, из которых, похоже, преобладали страх и торжество, и, когда я закрывал за ним дверь, он бросил испуганный взгляд через плечо.

Неуклюже прошагав за мной в кабинет, он попросил виски, чтобы немного успокоиться. Я сгорал от нетерпения задать ему множество вопросов, но решил подождать, пока он сам не расскажет о том, с чем пришел. Наконец срывающимся голосом он заговорил:

Асенат пропала, Дэн. Вчера вечером, когда слуги ушли, мы с ней имели долгую беседу, и я получил от нее обещание перестать меня мучить. Конечно, у меня были некоторые... оккультные средства защиты, о которых я тебе никогда не рассказывал. И ей пришлось уступить, но она была страшно разгневана. Она собрала вещи и уехала в Нью-Йорк видимо, успела на бостонский поезд в восемь-двадцать. Теперь, конечно, по городу пойдут сплетни, но что поделаешь... Ты только, пожалуйста, не упоминай о нашей размолвке просто говори, что она уехала в длительную научную экспедицию.