Я пила сладкий ароматный чай с пряниками. Несмотря на поздний вечер в комнате было светло и уютно. Пахло мятой и ромашкой. Бабуня тоже заваривала такой чай. Тётя Лида говорила со мной, как будто я уже совсем взрослый человек.

Утром проснулась в своей кровати и первым долгом посмотрела в угол, где жил паук. Угол был пуст, ни паутины, ни паука. Мама жарила картошку на буржуйке. Почувствовав, что я проснулась, бросилась ко мне, прижала к своей груди, расцеловала, потом взяла мою мордочку в ладони и ласково посмотрела мне в глаза.

– Ветунечка, родненькая моя курнопелечка, прости свою мамку, дурёху несчастную. Я никогда больше не оставлю тебя одну в темноте. Буду каждый вечер брать тебя с собой на работу в театр, на репетицию. А паутину я выбросила во двор. Обмотала веник тряпкой и сняла с потолка. Нет больше паука, нет, ты понимаешь, нет! И запирать на ключ не буду. Ведь ты уже взрослая, моя донечка маленькая. Ну, скажи, что ты меня прощаешь! Прощаешь, да? – её красивое лицо сморщилось и покраснело.

– А ты уезжаешь что ли? Прощаются, когда уезжают надолго.

– Нет, нет. Куда ж я от тебя уеду? Прощать, значит больше не обижаться. Скажи, что ты на меня не обижаешься.

Я молчала. Думала, глядя на маму. И вроде совсем не обижалась на неё. Но, наверное, обида всё же пряталась во мне, где-то глубоко-глубоко, а мама своим взглядом взяла и вытащила из меня эту затаённую обиду. Облегчённо вздохнув, я нашла её мизинец, зацепила своим мизинцем и торжественно произнесла:

– Мири, мири навсегда, кто поссорится – свинья! А ещё я знаю стих! Дождик, дождь! Впустую льёшь, я не выйду без галош! С помощью резинки треска мне везде сухое место!

– Значит, когда трещат резинки, то получается сухое место? – засмеялась мама.

– Ну, наверно. Так сочинил поэт. Он нарисовал дождик и смешного дядю. У дяди ноги-деревяшки, засунутые в блестящие галоши. Ноги у него трещат, а галоши резиновые. Он бежит по лужам и смеётся. Ты не знаешь, это у тёти Лиды в книжке, она сама мне прочитала.

– А-а, теперь понятно. Ветуня, у тебя, оказывается, хорошая память, – мама как-то по-новому посмотрела на меня. – Значит, будем учить стихи и читать сказки. Только я думаю, что там написано не "резинки треска", а "Резино-трес-та". Это такой завод, который делает галоши. А сейчас давай быстренько умоемся, позавтракаем и на работу.

– В театр? Я боюсь, там жутко и пьяный Жорж.

– Ну что ты, Веточка, там сейчас всё по-другому. Светло, чисто, много людей и Жорж совершенно трезвый.

– Он мне уже не папа?

– Запомни, Ветуня, он всегда будет твоим папой. Только мы с ним жить не будем. Если он подойдёт к тебе, заговорит с тобой, можешь с ним общаться. Я тебе разрешаю. Конечно, если захочешь.

ТЕАТР

И началась другая жизнь. Мама завязала на моей макушке розовый атласный бант, надела на меня синий сарафан с крылышками и новые сандалики, которые застёгивались на блестящие пуговички. Сказала, что я теперь похожа на красивую девочку, а была пацан-пацаном. По дороге в театр она предупредила меня, что нужно вести себя культурно, не разговаривать во время репетиции, не бегать по театру и не ковырять в носу

Когда мы подошли к театру, я очень заволновалась. Сердце билось так сильно и громко, вот-вот выскочит из груди и разорвётся на мелкие кусочки. Я изо всех сил стиснула мамину руку и попятилась назад.

– Ну не волнуйся, Ветуня, там тебя никто не укусит. Пошли, а то я опоздаю, – и мама подтолкнула меня к двери проходной.

Проходная театра теперь выглядела совсем не так как в ту ночь, когда мы приехали на телеге. Сторожа в тулупе не было, а на месте его топчана стоял длинный стол. За столом сидела женщина в красивом зелёном платье. И причёска – просто загляденье!

– Доброе утро, – приветливо сказала она,– Лидочка, так это и есть ваша дочурка? Какая прелесть! Как же тебя зовут, лапочка?

Я почувствовала, как кровь прилила к моим щекам, опустила глаза и не могла произнести своё имя.

– Не стесняйся, отвечай, когда тебя спрашивают, – опять подтолкнула меня мама.

– Света, – едва слышно произнесла я, потом подняла голову и, глядя тёте в глаза, громко выкрикнула, – А Бабуня называет меня Ветуня!

– Ишь ты, как декламирует! Будет артисткой, это точно,– рассмеялась тётя, – А меня зовут Лизавета, будем знакомы.

– Ага, будем, – ответила я и улыбнулась своей новой знакомой, она мне понравилась.

– Лидочка, если хотите, пусть Светочка останется со мной.

– Спасибо, Лизавета, может потом, а сейчас я хочу познакомить её со всеми.

– Тогда скорей идите, а то Ветров уже на месте, чего- то он хмурый сегодня. Свет ставит с утра.

Мы с мамой прошли уже знакомым мне коридором на сцену. Сейчас сцена сияла ярким светом, я даже прищурилась и остановилась, схватившись за огромную тряпку, которая свисала от самого потолка до пола.