Из этого письма также видно, что оно было не единственным за год его обучения в военном училище: он сам писал письма на родину и получал их из родного дома. В письмах на родину Николай, конечно, рассказывал о своей учебе и службе, но они, к сожалению, не сохранились — не были сохранены по банальной причине: простолюдинам не свойственны сантименты благородных сословий.

Однако, как для Николая и его товарищей прошёл этот первый год их военной службы обстоятельно описал в своих воспоминаниях один из его однокурсников генерал-майора в отставке Тимофей Михайлович Саламахин (1922–2014), доктор технических наук, профессор, Заслуженный деятель науки и техники РСФСР. Привожу здесь их полностью и дословно.

"В Московское военно-инженерное училище я поступил в предвоенный 1940 год. Не знаю, по каким причинам, занятия в училище в 1940 году начались с 15 сентября (а не как обычно с 1 сентября). Нормальные занятия (по 6 часов в день) проводились только один месяц, а потом нас собрали и объявили, что в связи с угрозой войны нас будут обучать по ускоренной программе с тем, чтобы в августе 1941 года мы смогли закончить курс обучения. С 15 октября и до конца срока пребывания в училище мы занимались по этой ускоренной программе: 8 часов в день плановых занятий и 4 часа — самостоятельной подготовки под строгим контролем командиров и начальников.

Занятия проводились в классах и в поле и носили ярко выраженную практическую направленность. Мы собственноручно устраивали окопы, блиндажи, подземные проходы с креплением голландскими рамами, взрывали заряды, минировали и разминировали в любую погоду, наводили переправы, работали как плотники, сверлили, строгали, долбили, используя электрифицированный инструмент.

Мне особенно запомнился зимний лагерь в январе 1941 года. Он продолжался две недели. Первые трое суток нам отвели на «выживание» в полевых условиях. Зима была суровая, морозы доходили до 30–35 °C. Мы были одеты в обычные курсантские шинели и сапоги. Шапок ушанок тогда ещё не было, а в качестве головного убора — буденовка, которая очень плохо грела. За эти трое суток нам удалось зарыться в мерзлую землю, построить блиндажи, в которых мы потом проводили недолгие часы отдыха.

В зимнем лагере плановые занятия длились по 8-10 часов в день, лыжная подготовка 2 часа, политзанятия 2 часа. Остальное время приготовление и приём пищи (во время пауз), отдых, прерываемый подъемами по тревоге, и реагирование на различные вводные. За две недели зимнего лагеря мы только два раза питались организованно из полевой кухни (гороховый суп и гречневая каша). А остальное время пищу готовили самостоятельно, кто как сможет. Варили суп-пюре в котелках или кашу: пшенную или гречневую. Воду добывали из снега. Из зимнего лагеря мы вернулись в казармы чумазыми, но окрепшими, закаленными. Я не помню случая, чтобы кто-либо заболел или серьезно обморозился. Легкие обморожения (уши, щеки) были у многих, но они быстро прошли.

В мае месяце мы убыли в летний лагерь, на озеро Сенеж. Там занятия проводились также интенсивно. А в начале июня мы начали сдавать выпускные экзамены. Все экзамены сдавали практически: по тактике я командовал взводом, атаковал противника и «овладевал» высотой «Минная» (была в лагере такая высота). По взрывному делу и минно-взрывным заграждениям экзамен сдавали в течение целой недели, примерно столько же — по подземно-минному делу. С 15 по 21 июня сдавали экзамен по фортификации: строили капониры и полукапониры на оборонительном рубеже. Эта неделя была холодной и дождливой.

В субботу 21 июня, уже ночью, под проливным дождем мы вернулись в лагерь и на следующий день должны были отдыхать (так нам обещали командиры). Но в 12 часов начался митинг (после выступлении Молотова по радио), начался новый отсчет времени — страна вступила в войну. (Текст выступления Молотова см. в Приложении 1. Приложения начинаются со стр.96 текста. Прим. М.С.)

Плановые занятия прекратились, в том числе были отменены и экзамены, которые мы не успели сдать. Вскоре мы убыли на зимние квартиры в расположение училища и несли службу (охрана объектов и патрулирование) в ожидании приказа Наркома обороны о присвоении нам первичных командирских званий. Приказ задерживался, а обстановка требовала нашего скорейшего направления на фронт. Началось формирование команд. Наша команда убыла на Юго-Западный фронт 22 июля 1941 года".

(Московское Краснознамённое военно-инженерное училище: исторический очерк и воспоминания. — М.: СИП РИА, 2003.— С. 56–58)

Похоже, что команда, в которую попал лейтенант Митерёв, убыла из училища на фронт несколькими днями позже. Вот весточка от Николая с дороги.

Почтовая карточка, отправленная со ст. Прохоровка 30.07.42

Здравствуйте, папа, мама и Лёша! Шлю горячий привет и желаю самого лучшего в жизни. Пишу в поезде. Еду работать в Харьков, но точно не знаю где буду, или в самом городе, или вблизи его. Адрес сообщу, как приеду на место. Осталось ехать мало, уже Украина. Привет всем родным. Остаюсь жив и здоров ваш сын Николай.

В одной команде с лейтенантом Митерёвым на Юго-Западный фронт, командование и штаб которого находились тогда в Харькове, ехали и его однокашники по училищу молодые лейтенанты: Гецов Владимир Леонидович (1922 г.р.), Калашников Николай Фёдорович (1921 г.р.), Кожаков Павел Семёнович (1919 г.р.), Кочин Леонид Кириллович (1921 г.р.), Сухоруков Владимир Михайлович (1922 г.р.), Черноглазов Анатолий Георгиевич (1920 г.р.), Яковлев Николай Петрович (1921 г.р.). Всем им суждено будет стать сослуживцами-однополчанами и вступись в бой в составе одного соединения.