Я умолк.

– Говори, говори, пожалуйста, - попросил он.
– О крыльях я слышу в сотый раз. Это давно уже учтено.

Я признался, что летчики мечтают о маневренном самолете с металлическими крыльями.

Яковлев внимательно слушал меня. Потом неожиданно спросил:

– Когда вы возвращаетесь на фронт?

– Наверное, завтра.

– Вы, конечно, без самолета?

– "Яков" в полку мало... В мое отсутствие товарищи и на моем совершают боевые вылеты...

Дружески взяв меня под руку, Яковлев доверительно сказал:

– Конструирование - это тоже бой, лейтенант. Выиграть его в стычках с инерцией, ограниченностью, с самим временем - для этого нужно много усилий... Здесь, в бюро, нам иногда кажется, что мы достигли нужною результата. А жизнь порой дает свою оценку нашему детищу- совсем не ту, на какую мы рассчитываем...

– Но мы любим Як-1. Он - настоящая гроза в руках умелого летчика! воскликнул я.

– Это известно, - спокойно произнес Яковлев и повел речь о другом. Завтра передадим вам для полка наш новый самолет - Як-9. Вы о нем еще не слышали, не знаете его. На аэродроме инженеры ознакомят вас с "новорожденным". Он значительно тяжелее первого, пушки на нем калибром покрупнее, емкость бензобаков больше.

Каждое слово конструктора о новой машине наполняло меня радостью. Я на миг представил, как буду лететь на ней на фронт, как приземлюсь на своем аэродроме...

В цехах авиазавода я впервые ознакомился с процессом рождения самолета. От каркаса до живой, законченной, красивой машины. И это чудо творили в основном женские руки! А как тепло встретили меня рабочие!

На заводском дворе стояло несколько готовых Як-9. Внешне этот истребитель был похож на своего предшественника, но конструктивные изменения были значительными. Мне пришлось немало попотеть, пока их освоил. Наконец я запустил мотор, опробовал его, снова выслушал советы и наставления инженера.

Москва простиралась под крыльями моего нового самолета. Я накренял его, разглядывал город, прощаясь с ним. Все здесь было таким дорогим, будто я давным-давно его знал.

Перелет на наш аэродром близ города Шахты был длительным, с несколькими посадками на маршруте для заправки горючим.

Лишь только приземлился и подрулил к своей стоянке, занятой моим испытанным в боях "яком", как Моисеев взобрался на крыло и протянул "Красную звезду".

– Читаем, ума набираемся!

Я удивленно уставился на него.

– "Мои воздушные бои". Продолжение следует!
– воскликнул верный Вася Капарака (а все-таки Моисееву очень подходило это прозвище!).

Развернув газету, я увидел название первой статьи, над которой стояла моя фамилия. В конце значилось: продолжение следует.

А к новому самолету, стоявшему в лучах солнца, уже сходились летчики. Разминая ноги, я отошел чуть в сторону и сразу ощутил удивительную тишину.

Это были первые дни грозного июля 1943 года, дни, когда началась битва под Курском, когда разгорелось оборонительное сражение Центрального фронта в районе Курского выступа. И хотя события эти происходили в нескольких сотнях километров от нашего аэродрома, все летчики чувствовали себя сопричастными к ним, дрались на своем участке с особым ожесточением. Боевые вылеты в тот период отличались особенно высокой результативностью.

Вот почему уже на другой день после возвращения из Москвы я включился в боевую работу полка. К величайшему удивлению Васи Капараки, я пошел на задание не на новом истребителе, а на своем верном Як-1 с номером 17. Таков уж был обычай фронтовиков: до конца быть верным оружию, с которым побеждал. Я не пожелал менять самолет потому, что новый истребитель Як-9, хотя и имел пушки помощнее и больший запас горючего, но маневренными качествами уступал своему легкому, изворотливому брату - Як-1.

Чутье не подвело меня: несколько дней спустя во время первого же вылета Як-9 был сбит в воздушном бою. Вел его опытный истребитель Левшенко. Он, как и я, овладел новой машиной и охотно взял ее. Но в бою на вертикальном маневре тяжелый Як-9 отстал, и его обстреляли "мессершмитты". Он рухнул вместе с пилотом вблизи аэродрома и глубоко ушел в землю.

В середине июля наш полк получил приказ сдать свои самолеты. Личный состав был перевезен в тыл, на аэродром Зимовники.

Приземлившись вблизи донской станицы, мы увидели посреди ровного поля длинный ряд совсем незнакомых самолетов. Они имели колесо на длинной стойке впереди, под мотором, и были окрашены краской мрачного неопределенного цвета.

Командир полка Морозов подвел нас к крайнему истребителю, осмотрел его, сказал:

– Подарок союзников - "аэрокобра". Надеюсь, мы укротим ее...

Переучивание на "аэрокобру", которым руководил полковник Миронов, усложнялось тем, что мы не располагали ни одним самолетом со спаренной кабиной, так называемой "спаркой". Чтобы компенсировать этот недостаток, инженеры и конструкторы, доставившие новые машины, оборудовали класс для теоретических занятий. Мы просиживали в этом классе с утра до позднего вечера, изучая кабину и шасси. "Кобра" являлась для нас принципиально новым самолетом, и, чтобы управлять ею, требовались определенные навыки. Достаточно сказать, что, например, тормоза у "кобры" были, как у автомобиля, ножные, а мы привыкли пользоваться только ручными.