После обеда меня неожиданно вызвали в штаб. Там я застал несколько летчиков - Амет-Хана, Остапченко, Алелюхина, Тарасова, Плотникова.

Амет-Хана я еще раз от всей души поздравил с освобождением Крыма и его родной Алупки.

– Еду к родителям, - торжественно объявил он.
– Люди передали - они живы, обо мне слышали... А вас всех приглашаю в гости.

К сожалению, я вынужден был отказаться. Нас с Николаем Остапченко предупредили, что с завтрашнего дня посылают на неделю в Евпаторию, в уже открытый военный санаторий. Кое-кому из летчиков предложили поездку в Севастополь и Херсонес. А группа товарищей во главе с Верховцом собралась навестить семью Амет-Хана.

В Евпаторию мы с Остапченко добрались на попутных машинах. Санаторий ВВС занимал длинное здание в несколько этажей, расположенное на улице, ведущей к железнодорожному вокзалу.

Море было всего в двух кварталах, но мы не спешили к нему - было еще не так жарко. В комнатах, во дворе санатория нас удивила непривычная тишина. Ласковая прохлада ютилась в каждом уголке. А на спортплощадке уже толпились любители волейбола.

Тишина покорила нас, но ненадолго. Уже на другой день мы с Николаем подались в город посмотреть набережную.

Вокруг были руины, стояли коробки сожженных домов, посреди улиц чернели воронки от бомб и снарядов, на прибрежной гальке валялись выброшенные волной каркасы разбитых катеров, ржавые якоря. Но жизнь известного курорта уже входила в колею.

Мы прошлись по берегу у самой воды, увидели несколько пляжников, присоединились к ним. Купание было не из приятных, холодная морская вода обжигала тело.

Искупавшись, вернулись в парк. Наши боевые награды и авиационная форма привлекли внимание местных жителей.

Перед глазами и сейчас, как живой, стоит изможденный, с запавшими щеками, в сильно поношенной одежде седой человек, его большие печальные глаза. Он подошел к нам, когда беседа уже разгорелась. Сначала молча слушал, потом спросил:

– А о евпаторийском десанте слыхали?

Все загудели, заговорили наперебой. "Это наш подпольщик, электромонтер Александр Рудюк", - сказал кто-то, указывая на мужчину. Потом заговорил и он сам.

– Вот в этом парке, где мы сидим, в траншеях погребены сотни людей... Сюда оккупанты сносили расстрелянных, а потом забрасывали их камнями. А каких людей замучили, изверги! Молодых моряков, настоящих героев! Слушайте, запоминайте, рассказывайте всем, чтобы люди никогда этого не забыли. Евпаторийцы воздвигнут когда-нибудь памятник жертвам фашизма. Я верю в это. А пока... Пока для меня, например, еще не кончился этот кошмар. Все, как наяву, передо мной. Глаз не смыкаю по ночам. Вижу, все время вижу, как это было...

Рудюк помолчал, собираясь с мыслями, и уже другим тоном начал:

– Так вот, о десанте... Десантники высадились в начале января сорок второго на причальной пристани. Заняли дорогу, ведущую на Симферополь, перерезали провода и пошли на Евпаторию. Тогда здесь стояли две вражеские дивизии. Несколько сотен наших моряков выбили оккупантов из города. У нас было три дня свободы! Трое суток на море бушевал такой шторм, что к берегу невозможно было подступить. В море стояли катера с подкреплением, а высадить людей не было никакой возможности. Тогда-то с суши в город и ворвалась эсэсовская дивизия. Она расправилась и с десантом и с восставшими... Эсэсовцы, наступавшие на позиции моряков, впереди себя гнали детей... С моря, правда, били наши пушки, но этого оказалось слишком мало. Оккупанты жестоко расправились сначала с моряками, а потом с мирными жителями, с теми, кто скрывал у себя оставшихся в живых воинов. Земля пропиталась тогда кровью народной...

Узнали мы и о семейной трагедии Рудюка. Александр Захарович был оставлен в Евпатории для подпольной работы и находился на полулегальном положении. В его домике на берегу моря, как и до войны, жила мать. В ту январскую ночь, когда десантники вошли в город, среди моряков оказался родной брат Рудюка - Петр Захарович. Он был ранен и забежал к матери.

– Мама, мы пришли!
– крикнул Петр с порога и пошатнулся.

Мать сразу заметила на сыне следы крови, бросилась бинтовать рану.

Почувствовав облегчение, Петр побежал догонять товарищей, пообещал матери вернуться, когда разобьют врага.

В ту же ночь он пал в бою. Его тело эсэсовцы тоже завалили камнями.

В Евпатории нам рассказали о подвиге летчика Токарева, приводившего сюда свою группу во время боев за освобождение Крыма. Вражеские зенитки повредили самолет. И все же Токарев на пылающем Пе-2 сделал еще один заход, сбросил последние бомбы на позиции неприятеля. Самолет вместе с пилотом упал и сгорел невдалеке от Майнакского озера...

Яркий крымский май был на исходе, когда кончился наш короткий отдых. Мы с Остапченко вернулись на аэродром, полные незабываемых впечатлений. Немало интересного услышали мы от боевых друзей, ездивших в Севастополь и Херсонес. Но самые яркие впечатления остались у тех, кто побывал в гостях у Амет-Хана Султана. Его родители приняли человек сорок летчиков и техников, прикативших на двух грузовиках и легковой автомашине. Радостно-возбужденные, они возвратились только через три дня.

Мне и Николаю об этой поездке рассказал Анатолий Плотников.

– Так, ребята, было расчудесно, что не хватает слов. Слухи о нашем появлении домчались до родителей Амет-Хана намного раньше, чем мы сами появились у них. Дом их стоит высоко на горе, и нас приветствовали еще оттуда. Машиной на крутизну не заберешься - пошли друг за другом по узкой извивающейся тропинке. А когда очутились у ограды, перед нами открылся такой простор, какой увидишь только в полете... Представляете себе: море как на ладони! А в саду, прямо на скале, хотите верьте, хотите - нет, растут виноград, персики, цветы. Ну, поздоровались мы с отцом, с матерью, с многочисленными родственниками. В тени под орехом накрыт стол, и тут же поблизости жарится шашлык...