Величко криво усмехнулся, а Мельников медленно кивнул.

— Да ты ешь, ешь, Олег, остынет же, — Константин Георгиевич покосился на Мельникова, который даже не притронулся к стоящей перед ним еде.

«Врёт или нет? — подумал он, делая глоток из бокала и наблюдая за напряжённым лицом собеседника. — А вдруг вся эта история с детьми — враньё от первого до последнего слова. Очень уж интересная там компания подобралась — дочь Савельева, внучка генерала Ледовского, сын самого Мельникова, тот отчаянный пацан с нижних ярусов, умудрившийся выбраться с замурованного этажа и спасти тех несчастных людей с карантина, обречённых на смерть. Теперь ещё и какой-то Поляков, дружащий с дочкой Рябинина и ставший свидетелем заговора. Нарочно не придумаешь. Наверчено, как в авантюрном романе. Слишком наверчено».

У Величко, как и у каждого члена Совета имелась своя служба безопасности. Точнее, называлась она не так в лоб — стыдливо маскировалась под отдел по сбору информации. Курировал этот отдел личный помощник Величко — Слава Дорохов. Сам Константин Георгиевич в работу этого отдела не лез, о методах их предпочитал ничего не знать, но услугами, конечно, пользовался. Куда без информации? Надо бы поручить Славе покопать в этом направлении. Хорошо покопать. А на это нужно время.

— Значит, ты подозреваешь Рябинина? — прервал Величко затянувшуюся паузу. — А ведь Алексей Игнатьевич ему доверял, я помню. Хотя Рябинин и мне не слишком нравится, но что-то мне кажется, жидковат Юра для аферы такого размаха. Ведь, насколько я понимаю, ты сейчас пытаешься увязать смерть Ледовского и Савельева.

— И Кашина, — упрямо ответил Мельников.

— И Кашина, — согласился Величко. — Просто массовая расчистка Совета. Если это так, то человек, затеявший такое дело, играет по-крупному. И вряд ли остановится, пока не добьётся своей цели.

Внезапно Величко подумал, а вдруг это блеф? Игра? Не сам ли Мельников стоит за всем этим. Савельева Олег не любил, настолько, что Величко иногда даже побаивался, что они сцепятся врукопашную, прямо во время какого-нибудь совещания. Как врач, да ещё и глава сектора здравоохранения, Мельников имел доступ ко всем лекарствам, которые помогли отправить на тот свет Ледовского и Кашина. А Рябинина сейчас нарочно подставляет.

«Зачем он ко мне пришёл? — размышлял Величко, поглядывая на Олега. — Ясно, заручиться моей поддержкой. Чтобы что? Сковырнуть Рябинина? Ну, допустим, Рябинин этот по какой-то причине Мельникова не устраивает. Мешает ему. Как его свалить? Повесить на него убийство генерала. А было ли то убийство — поди проверь сейчас. Вскрытие наверняка он сам проводил. Или какие-то преданные ему люди, это понятно. Стакан не нашли. Свидетельство детей, среди которых сын самого Мельникова? Что-то всё очень подозрительно».

— Стало быть, Рябинин? — повторил Величко. И подумал, что если Мельников сейчас начнёт топить Рябинина, доказывать ему, что он и есть организатор всего этого заговора, то верить Мельникову нельзя.

— Рябинин в игре, тут я не сомневаюсь, — осторожно ответил Мельников. — Но мне кажется, что всё намного сложнее.

— Вот как?

— Генерала он мог убрать, тут и прямая выгода прослеживается, и возможность была. По большому счёту мог и покушение то на Савельева устроить. Мы с Савельевым обсуждали обстоятельства смерти Ледовского, возможно, Павел как-то себя выдал, дал ему понять, что мы его подозреваем. Но Кашин? Бюджет? Нет, Константин Георгиевич. Рябинин тут, скорее инструмент. Есть кто-то ещё…

— Ещё? Кто ещё? — Величко впился взглядом в лицо Мельникова. Уже понимая, что сейчас он назовёт имя, которое и ему не давало покоя со вчерашнего дня. Точнее, с вечера, с той встречи с женой покойного инженера Барташова.

— Ставицкий! — жёстко произнес Мельников. — Он присутствовал при смерти Кашина. И ещё этот бюджет… очень странный бюджет. Так что, либо Ставицкий с Рябининым заодно, либо они действовали каждый отдельно, но это маловероятно. Я понимаю, что доказательств никаких нет. Но если бы они у меня были, я бы не с вами тут сейчас сидел, а обвинил бы их прямо на заседании.

— Ставицкий, значит… — задумчиво протянул Величко. — Тут вот какое дело…

В комнату зашёл официант, и Константин Георгиевич прервался. Уставился на официанта, а тот, торопливо извинившись, проговорил:

— Там вас просят к телефону, Константин Георгиевич. Ваш помощник. Он говорит, что это очень срочно.

— Извини, Олег, я сейчас, — Величко грузно поднялся из-за стола и вышел вслед за официантом.

По дороге к стойке администратора, где стоял телефонный аппарат, Величко сосредоточенно думал. И понимал, что сейчас ему придётся выбирать. Совсем, как тогда, три месяца назад, когда Совет разделился. Тогда за этим разделением стояли два друга. Литвинов и Савельев. И, чего уж скрывать, Литвинов всегда нравился Величко больше. Мельников прав — Савельев идеалист. А идеалистов прагматичный Величко недолюбливал. Он считал, что вся история человечества, с незапамятных времен являлась прямым подтверждением тому, что нет ничего страшнее, когда кто-то ставит идею выше всего. Самые страшные войны и революции совершались именно за идею, а вовсе не из-за денег и территорий, как ошибочно думали некоторые. А вот Литвинов — тот был материалистом. Умным, хитрым и расчётливым. Такие редко совершают необдуманные поступки, да и жертв от их правления всегда меньше. Ведь, чего стоит та сотня людей, чуть не погибших из-за интриги Литвинова на карантине, против полутора миллиона, подчистую стёртых законом, который пропихнул Савельев во имя великой идеи спасения остатков человечества. Да ничего не стоит, даже сравнивать смешно. Детские игры, не более.

Но тем не менее, и закон тот Величко поддержал, хотя и спорил с Савельевым до последнего. (Ещё неизвестно, приняли бы его, если бы Величко сам первым не поднял руку в том историческом голосовании.) И тогда, в том противостоянии два месяца назад, принял сторону Савельева. Не без колебаний. И не без влияния Ледовского. Но поставил на идеалиста Савельева, а не на прагматика Литвинова. Несмотря на свои убеждения и наплевав на личную антипатию. По одной причине. Савельев всегда на первое место ставил Башню. Не своё личное благополучие, не свои амбиции и выгоды. А именно Башню. Да, он готов был жертвовать многим и многими. Но в первую очередь, он готов был жертвовать собой. А вот Литвинов — тот работал на себя. Только на себя. И это тогда оказалось решающим. И Величко до сих пор считал, что поступил верно.