И Павел, не обращая внимания на недовольно пыхтящего Литвинова, придвинул стул к столу и сел. Сгрёб в угол уже ненужные схемы, расчистил себе место, положил прямо перед собой чистый лист. И дневник. И вдруг в памяти резко, словно кадр из старого фильма, встала сцена их последнего разговора с генералом.

— Фамилия того инженера мне покоя не даёт.

Ледовской сидел выпрямившись, не глядя на Павла. Глаза-льдинки напряжённо уставились в одну точку.

— Паша, помнишь, я тебе рассказывал, что мой отец вёл дневник? Мне кажется, там что-то такое мелькало… Постой-ка, ну конечно…

Ледовской резко поднялся, направился к выходу и, проходя мимо почтенно застывшего у входа Рябинина, коротко бросил:

— Надо кое-что проверить. Юра, быстро за мной.

— Боря, — Павел повернулся к Литвинову. — А ведь он там присутствовал, во время того разговора. Рябинин присутствовал. Он был у меня в кабинете. Как раз зашёл перед тем, как Ледовской заговорил про дневник. То есть Алексей Игнатьевич сначала упомянул того спятившего инженера, который нам чуть диверсию не учинил в производственных цехах. А потом вспомнил о дневнике. Рябинин всё слышал. Весь разговор от первого до последнего слова. А Ледовской уцепился за фамилию… чёрт…

— Чью фамилию? Инженера? Он-то тут при чём? — Борис повторил те же слова, что Павел сам задал в своё время генералу.

— Погоди.

Павел потёр виски руками, словно пытаясь запустить в голове какие-то скрытые механизмы, способные подстегнуть его забуксовавшую память. Фамилия вертелась, он чётко понимал, что знает её, и ещё чуть-чуть, и она выплывет из недр подсознания.

— Евгений… кажется, его звали Евгений, это я помню, — пробормотал Павел, смотря перед собой. Снова в глаза кинулся убористый почерк Игната Ледовского, сбивая его с толку, заставляя отвлекаться на мысли об отце. И вдруг, внезапно что-то щёлкнуло.

— Барташов, — тихо и уверенно произнёс Павел и покосился на дневник. Вот в чём дело, вот она, разгадка.

— Барташов? — Борис непонимающе уставился на друга, потом метнулся к столу и стал снова нетерпеливо перебирать копии листков. — Барташов, где-то я видел, кажется… Чёрт, не тут. Да где, мать его!

Но Павел уже понял. Эти строки, кажется, навсегда врезались в его память, как будто кто-то нацарапал их там по живому ржавым гвоздём.

«Ликвидация прошла успешно. Место ликвидации — квартира А. Ставицкого. Приговор приведён в исполнение Г. Савельевым. Свидетели — Л. Барташов и К. Ставицкая (в дев. Андреева) с детьми».

Савельев потянулся, извлёк нужный листок и молча положил перед Борисом, ткнув пальцем в нужное место.

— Свидетель — Л. Барташов, — прочёл Борис и уставился на Павла в упор. — Л. Барташов. Кто такой этот Л. Барташов? И что он там делал, в квартире твоей бабки?

— Не знаю, Боря. Не имею ни малейшего представления. Я не очень в курсе своей родословной. Возможно, он был каким-то родственником. Или просто другом.

— Твою ж мать! — выругался Литвинов, и снова заметался по комнате. — Да что ж за тайны мадридского двора. Все эти семейные связи столетней давности, сам чёрт в них не разберёт. Да и вообще, ну даже если и родственник. Вдруг. Сейчас-то это какое имеет значение? Этот Барташов из дневника должен быть глубоким старцем, если вообще жив, конечно. А инженеру этому лет сколько?

— Около тридцати-сорока, точно не знаю. Может быть, он сын или внук того Барташова? Но причём тут Рябинин? Бред какой-то…

— Бред, не бред, но ничего другого у нас нет. Надо рыть информацию про этого Л. Барташова, будь он трижды проклят. Кто может об этом знать? Ну? Может, ещё какие родственники у тебя есть, кто интересовался семейной историей.

— Нет у меня никого. Кроме Серёжи Ставицкого. Он как раз сын брата моей матери. То есть, одного из этих детей, при которых мой отец убил…

— Стоп, Паш! Не об этом! Потом будешь страдать, если уж без этого никак. Сейчас подумай. Ставицкий может это знать? Ну, может, он генеалогию вашу изучал в свободное время?

— Да откуда я знаю? Мы с ним особо близки не были. Ни о чём таком Серёжа при мне не говорил. Ты считаешь, что мы должны на него выйти?

— Может, и должны, — Борис остановился и задумался. — Это как раз может решить нашу проблему, всё-таки Ставицкий — член Совета. Но нет, Паша. Эх, чёрт, раньше я бы в два счета. Один звонок — поднять архивы записей актов гражданского состояния, нарыть все по этому Л. Барташову. Да я и сам бы в тех записях покопался. Может, всё-таки рискнуть, позвонить кому-то из своих, не всех же ты там у меня разогнал.

— Нельзя, Боря. Слишком опасно. И сядь ты уже наконец, надоел по комнате бегать. У меня уже голова от тебя кружится.

Борис нехотя подчинился, а Павел, придвинув к себе листок, принялся задумчиво водить по нему карандашом. Боря прав — надо поднимать архивы, смотреть акты, искать этого Барташова, чтобы выяснить, каким макаром он связан с его семьей и с семьей Рябинина. И с этим инженером, будь он неладен, хотя он тут с какого боку — совершенно непонятно. Беда вся в том, что в архивы эти так просто не попадёшь, у них в Башне у каждого ведомства свои секреты. Оно, конечно, и правильно, но сейчас совсем некстати.