— Ваше Сиятельство, — вошёл управляющий в гостиную, где друзья пили чай, когда утренняя заря давно ушла с небосвода, словно бессонной ночи и не было. — Может, батюшка ваш знает что… Я тоже знать хочу, где они и всё ли хорошо. — Ты прав, Яков, — впервые проявив спокойствие, ответил Алексей. — Мы так и собирались сделать. И, если что узнаем, узнаешь и ты.

Но и потом, когда он с Дмитрием прибыл в отчий дом, все расспросы были безуспешными. Ни отец, ни матушка не знали ничего о том, где могли бы быть Милана и её подруги.

Выслушав сына, отец некоторое время сидел в задумчивости и в расстройстве в глазах. Алексей не смел больше расспрашивать и, тихо сидя перед ним в его кабинете вместе с Дмитрием, продолжал ждать…

— Ну и натворили вы делов, — вздохнул отец. — И я, дурак, тебе их судьбы доверил. Как недодумал, — упрекал он себя. — Не уследил, что ты ещё глупец! — Я виноват, знаю, только не жду осуждений и упрёков. Помогите хоть каким-нибудь советом, — сказал Алексей. — Да виноват не только ты… И у девиц голов на плечах не оказалось, раз бросились наутёк, — махнул рукой отец. — А ты своими гуляньями здесь заслужил подобное отношение, и что нормальные девицы стараются тебя стороной обходить!

— Верно, верно, — соглашался, нервничая ещё больше, Алексей, поскольку легче от упрёков, которыми уже и сам себя давно терзает, не было. — Надо было тебя всё-таки женить на Елене Ивановне. Смирным бы стал. Никто бы не убежал, — кивал отец и достал какой-то свёрток из верхнего ящика стола. — Вот, — протянул он его сыну. — Попробуй обратиться прямо к Александру Дмитриевичу Балашову. Это лично от меня. — Хорошо, хотя я не понимаю о его роли здесь, — взял свёрток Алексей. — А всё просто, — кивнул Дмитрий. — Разрешите, Николай Сергеевич, — принял он в ответ одобряющую улыбку того и объяснил Алексею. — Балашов влияет на полицию, которая несколько лет назад объединилась с министерством внутренних дел. Он может помочь не только вернуть Зориным всё или часть того, что отняли, но и успокоить тех, кто пытается убрать их.

— И, несмотря на то, что Сперанский, у которого ты служил, не нашёл общего языка с Александром Дмитриевичем, — добавил Алексею отец. — Последний всё же, может быть, не откажет в прошении. Правда, я ранее уже несколько раз просил и получал отказы. Так вы же, когда доставите ему этот документ, послушаете, что он скажет, и объясните случившееся. Это дело полиции, помните об этом. Вам вдвоём не справиться, и да поможет вам бог найти их первыми, — закончил объяснение отец и поднялся из-за стола с глубоким вздохом. — Ну а между делом… Милану мы воспитывали по всем обычаям, по строгости. Она не пропустит ни одну воскресную или праздничную службу в церкви. Попробуй поискать её там. Хотя церквей в Петербурге предостаточно, но… — Благодарю! — вскочил, перебив отца, довольный от услышанного Алексей. — Я всё обойду, и церкви, и театры, и салоны! — Эка прыть, — удивился подобному рвению отец и заметил добрую улыбку Дмитрия.

Алексею было уже всё равно. Он желал поскорее отправиться в путь, вернуться в Петербург и приступить к новым поискам. Зародившаяся новая надежда несла и вела далее выполнять советы отца…

На то время его душа успокоилась. Сердце билось уже не в тревоге, а в радости на приближающуюся удачу, которую он явно ощущал…

Прощаюсь с мечтой — Она не зовёт меня. Прощаюсь с тобой — Ты не позвала меня. Нет-нет, не могу, И сердце не хочет быть. Тебя вновь зову, Тобой лишь желаю жить.

Кто спрятал следы твои, Какой злой колдун скрывает тебя, Кто судьбами ворошит, Чтоб не повстречаться нам?

Не сможет никто Заставить тебя забыть. Не сможет никто Меня уже остановить. Не знаешь и ты, Как больно искать тебя, Как годы мои В разлуке с тобой летят.

Кто спрятал следы твои, Какой злой колдун скрывает тебя, Кто судьбами ворошит, Чтоб не повстречаться нам?

Прошло три года… Настал 1825-й — год странный, тянущийся, что-то скрывающий… Под конец он принёс неожиданное известие о кончине государя-императора. И только мирные жители пока не подозревали о том, что приближающиеся перемены принесут за собою суровый шторм событий…

— Прямо как когда вы играли в прошлом году аллегро Моцарта, помните?… Оживлённо, быстро! Радостью наполнились и вылили через пальчики, — улыбнулся учитель, придерживая нотные листы перед глазами внимательно слушающей его Миланы.

Это был мужчина среднего возраста, в глазах которого было много добродушия и любви к музыке. Эта любовь была видна в каждом жесте и речи, которая подкрашивалась ласковым итальянским акцентом.

— Да, Катерино Альбертович, понимаю, но я хотела спросить, когда начнётся каватина, меня смущает, что, — хотела возразить Милана, но учитель закачал головою, тыкая в ноты на одном из листов. — Вы должны продолжать играть, а не отвлекаться и срывать свои силы. Каватина будет проблемой, когда вы выйдете играть роль актрисы. А сейчас повторите, что чёрная клавиша между белыми фа и соль играет роль фа-диез и соль-бемоль. Также, здесь есть и дубль-диез, с которым у вас, сударыня, порой проблемы. Играйте это, а проверю в другой раз, — посмотрел он вдруг на свои часы, свисающие у него из кармана. — Да…. мне пора.

Катерино Альбертович поднялся и поцеловал руку вставшей следом ученицы.

— Сыграете без ошибок, споёте, отработаем арию для Русалки, а то скоро ведь ваш выход! — поклонился он и покинул гостиную.

Милана расслабленно вздохнула и покружилась по простору гостиной, где только что проходил урок. Хруст из греющего камина раздался от пролетевшего счастливого ветерка и будто кто заставил огонь станцевать несколько движений вместе.

— Ну как? — вбежали в гостиную подруги и принялись кружиться вместе с Миланой за руки. — Я счастлива! — восклицала она. — Я буду играть в Русалке! Прямо там! — Милана — королева русалок! — смеялась Ольга, кружась в радостном смехе. — Не зря, не зря, она училась столько лет! Ура, ура, Миланы лучше нет! — воскликнула счастливая Ирина.