За два дня все предметы подготовили к транспортировке. И вдруг выяснилось, что везти их не на чем. Чтобы не оставлять ценности без охраны на площадке перед музеем, их тайно, под наблюдением сотрудников НКВД, поместили в некий подвал. Только 30 июня появилась возможность их отправить. Кучумов в своих воспоминаниях описывает, как комплектовался эшелон с эвакуируемыми ценностями из окрестностей Ленинграда, как затем он шел с многочисленными остановками до Москвы, а оттуда – до Горького. С 31 июля на Кучумове лежала ответственность за все коллекции, прибывающие из пригородных дворцов. Имелись два места для хранения, где ящики были частично перепакованы и экспонаты осмотрены на предмет сохранности. Но вскоре и Горький начали регулярно бомбить. Снова все погрузили в поезд (теперь он насчитывал семнадцать вагонов) и в ноябре 1941 года отправили в Томск и Новосибирск 279 .

Оставшиеся в пригородах Ленинграда сотрудницы продолжали упаковывать то, что было предназначено к вывозу в тыл, и закапывали в землю парковые скульптуры. Галина Дмитриевна Нетунахина и Зинаида Михайловна Скобликова 6 и 13 июля сопровождали в Горький вторую (46 ящиков с 1943 предметами) и третью (47 ящиков с 8304 предметами) партии эвакуируемых ценностей 280 . Сотрудницы музея, имевшие детей, воспользовались тогда возможностью уехать из Пушкина. Из научного персонала остались только три молодые женщины: Вера Владимировна Лемус, Тамара Феодосьевна Попова и Евгения Леонидовна Турова 281 . Они работали во все более трудных условиях: из-за отсутствия упаковочного материала им иногда приходилось использовать плохо высушенное сено 282 . Всех остальных сотрудников мобилизовали на строительство оборонительных сооружений.

С середины августа воздушные налеты участились. Сначала немецкие самолеты бомбили военные объекты, но вскоре бомбы стали рваться и в парках. Уже почти не осталось машин, которые можно было бы загрузить музейными экспонатами и отправить на станцию. В. В. Лемус описывает, как она иногда часами ждала у ворот, чтобы поймать грузовик. Если водитель кричал: «Несите вещи», она бежала в музей и вместе с помощницами выносила неупакованную мебель, которую они как придется загружали в кузов 283 .

20 и 22 августа были отправлены четвертая и пятая партии. Поезд без остановок шел в Сарапул – городок на крайнем востоке европейской части России. В числе прочих эвакуируемых экспонатов в нем ехали бронзовые бюсты из Камероновой галереи, другие бронзовые и стальные предметы, ценные ковры из Александровского дворца и предметы из Китайского театра. Особенно важной для последующей реконструкции оказалась эвакуация планов дворцов и садов, фотографий интерьеров, инвентарных книг и разнообразной документации. Всего с четвертой партией удалось отправить 95 ящиков с 4343 предметами, с пятой – 66 ящиков и сундуков с 725 предметами, а также 92 неупакованных экспоната.

В конце августа железнодорожное сообщение прервалось. После короткого перерыва сотрудники музея продолжили эвакуацию на грузовиках. С 1 по 10 сентября (уже были слышны бои за Гатчину, в 20 километрах от Пушкина) они сумели перевезти в Исаакиевский собор в Ленинграде еще 2508 больших предметов (скульптуры и мебель) в 177 ящиках и 57 неупакованных предметов 284 .

Есть многочисленные свидетельства очевидцев о немецкой оккупации Пушкина, собранные в Советском Союзе после войны 285 ; эти сведения дополняются «Дневником коллаборантки» Лидии Осиповой (псевдоним Олимпиады Поляковой), написанным на русском языке, но подготовленным к печати в Германии после войны 286 . Осипова и ее муж принадлежали к русской интеллигенции и относились к большевистскому режиму враждебно. Поскольку немцев они ждали как освободителей, у них был иной взгляд на происходящее, нежели у других советских людей – свидетелей оккупации. Сопоставляя различные воспоминания, мы можем детально описать ситуацию непосредственно перед приходом немецких войск и после него.

В конце августа жители Пушкина все сильнее ощущали приближение фронта. Однако точной информации у них не было. Эвакуация женщин и детей была сорвана – отчасти из-за недостатка транспортных средств. 27 августа Осипова записала в своем дневнике, что матери с детьми уже пять дней сидели на вокзале без пропитания: уехать из города они не могли, а вернуться в свои дома им не разрешали 287 . Часть жителей пряталась в подвалах или быстро выкопанных щелях-укрытиях. Немецкие бомбардировщики сначала бомбили местный аэродром, затем стали совершать налеты на район вокруг вокзала и на железнодорожную линию между Пушкином и Павловском. Осипова сообщает о нескольких сотнях убитых среди гражданского населения 288 . После 13 сентября Пушкин подвергался постоянному обстрелу немецкой артиллерии и налетам люфтваффе. Даже во время короткого пути между Екатерининским дворцом и службами сотрудникам музея часто приходилось искать себе укрытие. Один снаряд попал в торцевую стену Екатерининского дворца и разрушил две комнаты в бельэтаже: малую столовую и кабинет Александра I 289 . Часть жителей города спасалась в подвалах дворца. И Осипова, и Лемус рассказывают об одном эпизоде, который показывает, в каком отчаянии были эти люди: когда распространился слух, что остававшиеся в Пушкине партийные и государственные функционеры собираются скрыться, а перед этим взорвать дворец, среди них началась паника, они хотели выйти из подвала, но милиция не позволила им этого сделать. Свидетельницы интерпретировали произошедшее по-разному: Осипова увидела в этом характерное проявление недоверия народа к начальству 290 , а Лемус упомянула об этом случае, чтобы объяснить, почему она и ее коллеги, покидая город, упустили время и не смогли, как им было приказано, выехать в Ленинград на последних машинах: они пытались сначала успокоить людей. Только 16 сентября они отправились в путь пешком. В эти дни жители Пушкина видели отступление советских войск. Солдаты шли в сторону Ленинграда небольшими группами; некоторые из них несли раненых и просили еды. Воспоминания о ситуации накануне прихода немецких войск расходятся. Одни говорят о непрерывном обстреле, другие – о зловещей тишине; то мы читаем о дисциплинированном поведении граждан, то о всеобщих попытках запастись продовольствием 291 .

По некоторым оценкам, в оккупированном Пушкине остались 20 000 человек, в том числе те, кто был тесно связан с музеями, как, например, архитектор и художник Всеволод Иванович Яковлев (1884–1950), который с Октябрьской революции до своего ареста в 1931 году был главным хранителем Екатерининского дворца 292 . Остался в Пушкине и Иван Дмитриевич Ермошин (1886–1968), инженер и архитектор. Как и Яковлев, он был крестьянского происхождения, сначала работал прорабом на стройках, затем в 1920-е годы получил образование техника, инженера, но главное – архитектора. 30 марта 1931 года Ермошин стал инженером, отвечавшим за реставрацию дворцов-музеев и павильонов Пушкина и Павловска, которые в то время административно составляли единое целое. В преддверии немецкой оккупации он сыграл важнейшую роль в закапывании парковых скульптур 293 . Не эвакуировалась из Пушкина и сотрудница дирекции музеев А. А. Александрова (род. в 1898 году). Эти три имени упоминаются здесь прежде всего потому, что их история доказывает: вопреки утверждениям, обычно встречающимся в воспоминаниях музейных работников, не все сотрудники были эвакуированы. Остается неясным, какую роль в этом сыграл случай; возможно, эти три человека были беспартийными и потому считались менее политически благонадежными; а может быть, им в силу знания немецкого языка даже было приказано остаться, чтобы помогать советской разведке.

Согласно журналам боевых действий немецких частей, прямое наступление на Пушкин и Павловск началось 15 сентября 1941 года, а 17 сентября 2-й полк полицейских стрелков полицейской дивизии СС в составе 50-го армейского корпуса вошел в Пушкин, где ему было приказано занять оборону. Так как решение не штурмовать Ленинград уже было принято, наступление в общем и целом остановилось и линия фронта стабилизировалась вплоть до зимнего наступления Красной армии 1943–1944 годов 294 . Поскольку фронт проходил на расстоянии 1–3 километра к северу от окраины Пушкина, дворцы и парки все время находились в непосредственной близости от зоны боевых действий и постоянно подвергались обстрелам.