Шрифт:
Маманя учила сынка грамоте, которую тот схватывал на лету, как окунёк наживку. В четыре года, на пятом, он взялся за книгу о приключениях Робинзона Крузо и не оторвался от неё, пока не прочитал.
Не помню себя беззаботным мальчишкой,Всё в каком-то напряге и мать, и отец,Друзьями мне были взрослые книжки,Где страдали, любили и шли под венец.Глава 2
Тальменка
В Тальменке отец приобрёл собственный дом, в котором для подрастающего непоседы лучшими товарищами оказались домашние животные, все без исключения. Их был полный двор, куда Санька выходил рано поутру, вызывая гомон и оживление среди питомцев. Всполошившись, они неслись к благодетелю, в корзинке у которого имелись припасы для всех. Быстрее всех подбегали кудахтающие куры во главе с голосистым петухом Янычаром. Пёс Шарик получал косточки, из которых обожал те, что из холодца. Не забывал Санька и о подбитом граче Тюре и о чирке Уте. Но первым другом и товарищем был бычок Борька. Когда он в солнечную погоду укладывался подремать, Санька пристраивался под тёплым боком, и не надо было лучшего матраца. При поглаживании Борька вытягивал шею и от удовольствия закрывал глаза. Мало было Саньке домашних животных, так он однажды собрал по селу всех собак и увёл за косогор, а те и рады были коллективной экскурсии на пустынное побережье реки. Отца сердили Санькины «телячьи нежности»:
– Не сын, а девчонка какая-то! Вот подрастёт, вывезу его в тайгу, там быстро образумится.
– Настоящий хозяин будет, рачительный и заботливый, – заступалась за внука бабушка.
Пока что будущий рачительный хозяин бродил по окрестностям, присматриваясь к жизни всего, что растёт, двигается, бегает и плавает. Юного исследователя мучил вопрос: откуда весной появляются взрослые лягушки? Где и как они зимуют? И какова она, лягушачья жизнь?
Зелёный лягушонокНа кочке загрустил,Зелёные подошвыНа воду опустил.Он маму ждал лягушкуИ папу – лягуша,Те строили избушкуИз листьев камыша.По небу плыли тучи,И ночь была черна,И становилась кручеШипящая волна.Пришла с дождями осень,И в облаках луна,И бьёт в болотный мостикХолодная вода.Готовит распашонкиЗелёная родня,Чтоб дети-лягушонкиНе мёрзли среди дня.Квакушки спят всю зиму,Но оживут весной,Заполнят все низиныЛягушечьей икрой.А из икринок-бусинРодится головастик,Он квакушонком будет,Теряя хвостик-хлястик.Зелёный лягушонокЗаляжет на кровать,Зимой, как медвежонок,Он будет крепко спать.Злых комаров лягушкиОтлавливают тучи,Спасают нас квакушкиОт их укусов жгучих.Но вот ребёнок подрос, пришла пора отцу брать его с собой на утиную охоту, так сказать, на перевоспитание. Подбил охотник селезня и принёс добычу Саньке, чтобы тот гордился подстреленной птицей, как своей. Дитя смотрело в птичьи глаза, и сердечко его сжималось от жалости к пернатому красавцу, только что свободно рассекавшему водную гладь протоки. Крупный пернатый красавец, весом под пять килограммов, отходил в мир иной, в мир без полётов и без любимой водной стихии. Крылья свисали беспомощно, раскрывая веерные наборы из перьев разных размеров и расцветок. Общий окрас был светлый, по бокам белоснежный, выше с бежевыми оттенками, переходящими на спине в тёмную полосу. Шею окружали узкие длинные перья, образующие нарядный воротник, чтобы привлекать внимание уточки. На воде селезень всегда плывёт за подругой и чуть сбоку, охраняя и прикрывая её, как и в тот последний миг, когда принял на себя убойную дробь.
Но самое ужасное Санька видел в глазах умирающей птицы. Они были широко открыты в прощании со светлым, солнечным днём, но вдруг мгновенно побелели. Потух для селезня белый свет, и голова откинулась набок. Санька готов был разреветься над птичьей смертью, но было не до слёз. Он принялся лихорадочно рыться в отцовой котомке, выгребая из неё патроны, все до единого; собрал и зашвырнул их в водоём.
Грохнул выстрел. Пусть больше он не постреляет. Подошёл отец, порылся в поклаже, глянул на неподвижную фигурку сына, сидящего к нему спиной, и всё понял без лишних слов. Охотник подобрал добычу и, не сказав Саньке ни слова в осуждение, молча пошёл к дому, прихватив дичь. На том и кончилось перевоспитание маменькиного сыночка.
А зима несла с собой иные образы и развлечения.
Снежинки, как пушинки,Зима с небес бросает.В морозной паутинкеБерёз застыла стая.Для снежной королевыНа речках зеркала,Метелицы напевыГуляют вдоль села.Павел Иванович, Санькин отец, в совершенстве владел технологией маслоделия, и руководство бросало его с одного объекта на другой, где не могло без него обойтись. Ходил на работе в ослепительно-белом халате и такой же шапочке. Профессор, да и только. А местечки для него подбирались вроде как наугад, как если бы человек с закрытыми глазами тыкал пальцем по карте необозримого Советского Союза, указывая на ней точку, куда предстоял очередной переезд. Этот человек поначалу истыкал карту Украины и Крыма, затем по его наводке семья Пекарских исколесила вдоль и поперёк Алтайский край, пока не оказалась в рабочем посёлке Тальменке. С юга посёлок омывала горная река Чумыш, в которую впадала речка Тальменка.
От частых и внезапных переездов в Санькиной голове зародились смутные подозрения. Для чего отец срывается с места на место, словно скрывается от кого-то? Или ему всюду надо что-то разузнать? Владеет приёмами борьбы самбо, ещё и его, Саньку, обучал, как защищаться без оружия от нападения. Переезды мальчишке давались нелегко: всегда новая школа, где приходилось приспосабливаться к учителям и ребятам, пока с ними не передерётся. Отцу, у которого правая рука была скрючена, как клешня, переезды тоже давались с трудом. И что тогда ему не сиделось на месте?
– Папа, а ты не шпион? – Детские глаза пытливо вскинулись на отца.
– С чего ты взял? – опешил Павел Иванович от неожиданного вопроса.
– А чего ты тогда ездишь да ездишь по всей стране?
Отец расхохотался, а успокоившись, сказал:
– Вот вырастешь, Александр, и станешь, к примеру, офицером, тогда поймёшь, что для Родины ты нужен там, где от тебя больше пользы. А меня начальство перебрасывает с одного завода на другой для налаживания технологии выработки масла.
Саньку ответ вполне устроил, как будто камень с души свалился. Он и сам видел старания отца-инвалида, окончившего после войны техникум по переработке сельскохозяйственного сырья, и его заботы в который раз перенеслись на освоение новой обстановки. Если украинские нравы и обычаи, природу и жизненный уклад Малороссии воспел бессмертный Гоголь, то первым рассказчиком об Алтае стал Шукшин. Мы же обойдёмся краткими алтайскими зарисовками. Поясним также, что загадку Руси, о которой идёт речь в стихотворении, оставил поэт Фёдор Тютчев («Умом Россию не понять…»).