Тимофей подумал, что выстрелы в охваченной революционным восстанием столице стали делом настолько обыденным, что никто даже и не пытается бежать и выяснять, в чём дело. Городовых нет. Сыскная полиция разогнана. Решением Временного правительства из тюрем на волю выпущено десять тысяч грабителей и убийц, которые беспрепятственно разгуливают по улицам города, распугивая мирных граждан, а в народе ходят слухи о страшных преступлениях кровавых банд.

«Слава Богу, что не состоялась свадьба, намеченная на начало ноября», – подумал Тимофей. За месяц до этих событий его невесте Зиночке пришлось уехать в Швецию к своим родителям.

Мысль о том, что Зиночка в безопасности, придавала молодому врачу сил. Иначе всё было бы слишком трагично. И так приходится ежеминутно опасаться за жизнь приёмного отца – доктора Мокеева и любимой мачехи, княгини Ольги Александровны Езерской.

Хорошо, что рядом брат и лучший друг Сева. Сколько лет они уже вместе? Почти тринадцать, с самого детства.

Тимофей перекинул в другую руку докторский саквояж и прислушался.

Выстрелы продолжали звучать, и вдруг из-за угла красного кирпичного дома послышался протяжный женский крик, исполненный такого ужаса, что молодые люди, не раздумывая ни секунды, бросились на помощь. Кричала девушка, совсем ребёнок. Вжавшись в груду поломанных ящиков, остановившимися от страха глазами она смотрела на огромного детину с наганом, беспорядочно палящим поверх её головы.

– Ступай вперёд, или убью!

– Нет! Не пойду!

Барышня отчаянно мотнула головой с растрёпанными прядями светло-русых волос и перекрестилась, смиряясь со своей страшной участью.

– Тварь, – бандит поддёрнул зипун, чтоб не мешал прицеливаться, и, наслаждаясь испугом жертвы, помахал пистолетом из стороны в сторону: – Ты сама выбрала свою судьбу.

Выстрелить он не успел. Сцепив руки в замок, Всеволод с размаху ударил преступника по загривку. Не издав ни звука, детина колодой рухнул на ледяной асфальт двора-колодца, раскинув в стороны ноги в новеньких бурках.

Тимофей бросился к девушке:

– Жива?

Она шевельнула рукой, медленно поднеся её ко лбу.

– Вроде жива.

– Быстрее, преступник скоро очнётся, – поторопил их Всеволод.

Он твёрдо взял барышню за локоть и коротко спросил Тимофея:

– К тебе в больницу?

– Конечно. Пойдёмте с нами, – обратился Тимофей к незнакомке, – я доктор. Проверю, нет ли у вас травмы. А потом мой брат проводит вас до дому.

Девушка попыталась робко улыбнуться, несмотря на то, что её била нервная дрожь:

– Спасибо, пан Тимофей.

– Крыся? – чуть не споткнувшись от неожиданности, Тимофей с изумлением узнал в незнакомке свою подругу детства польку Кристину Липскую, дочь сапожника из Варшавы.

– Так. Крыся, – она приноровилась к размашистому шагу мужчин, стараясь на ходу застегнуть рваненькое пальтецо, распахивавшееся при каждом движении. – Я сразу вас узнала.

– Это мой сводный брат Всеволод, – представил князя Езерского Тимофей.

– Дзякуе, ясновельможный пан Всеволод.

Девушка взглянула на князя с таким восхищением, что тот смешался. Крыся чуть улыбнулась его замешательству, убрав с лица выбившийся локон, и сразу стала видна неяркая, но изысканная красота юной польки: прямой нос, красивый изгиб тёмных бровей над ясными глазами цвета грозового неба, чётко очерченный рот. Нижняя губа девушки была разбита в кровь.

К больнице подошли в молчании. Торопливо миновали полутёмный приёмный покой, заполненный стонущими больными. Некоторые из них устроились прямо на полу, привалясь спинами к грязным стенам, а те, кто не мог самостоятельно сидеть, были стащены единственным оставшимся в отделении санитаром к дверям малой операционной. В ноздри набивался кислый запах мокрого меха старых полушубков и сладковато-спёртый дух человеческого тела, перемешанный с ядрёным ароматом махорки-самосада.

Проведя гостей через узенький коридорчик, Тимофей открыл входную дверь с врезным английским замком:

– Мой кабинет.

Он ввел гостей в крошечную каморку, обставленную массивной старомодной мебелью. Здесь царили чистота и покой. Бунтующий город остался далеко позади, а здесь, казалось, с поворотом исцарапанного ключа открывается дверь в милое, давно исчезнувшее прошлое.

Скинув с плеч намокшее пальто, Тимофей по-хозяйски достал из ящика стола несколько высушенных ломтей ржаного хлеба, представляя, как обрадуются угощению гости:

– Я попрошу санитарку принести кипяток. Сева, поухаживай за Крысей: посидите, отдохните, поговорите. А я – работать. Видели, что творится в приёмном покое?

Оставив друзей в кабинете, он торопливо сбежал вниз по лестнице, прикидывая в уме примерное количество пациентов. Хорошо бы их сперва рассортировать по тяжести заболеваний, иначе некоторые из них могут не дожить до рассвета.

Сестра милосердия нетерпеливо указала на истекавшего кровью матроса в простреленной насквозь тельняшке: