И Тахтамыш был Коле Лазареву друг. Вернее, так сказать, оруженосец. И научился абсолютно не мешать.

Как Кай и Герда, нет, верней – Адам и Ева, прошли рай детства абсолютно безмятежно Наина и бессменный Николай. Она его ценила, и любила… Как брата… пока время не пришло. И стали возникать другие чувства.

Тогда пришла действительно любовь: его – зажгла стремительным огнем, а у Наины ровным пламенем горела. Наверное, ещё и потому, что он был рядом, и поэтому – привычен.

Всё состоялось – и прогулки до зари, и поцелуи до самозабвенья, и познаванье вожделенных тел. Но бабушка замучила про «флауа», она звала то место гордо – “Hymen”, и говорила: «Гимен – дар Богов». И Николай оберегал «цветок», когда ему Наина рассказала. «Всё будет, ведь она и так моя». И с девочкою бережно возился, и напридумывали многого чего.

Так и прошло, наверно, года три… Но как-то раз приехали в их школу какие-то ребята, рок-ансамбль. Совсем не самобытны, так, неплохо, могли исполнить ходовой репертуар. И барабанщик, не скрывая восхищенья, Наине чуть ли не рукой махал. В какой-то миг к ней подобрался осветитель, и передал послание: «Тебе». Она прочла и сунула в карман. А позже, когда стали расходиться, от всех отстала и замешкалась в фойе.

Тут рядом оказался Тахтамаш. «Он не придет», – сказал, в глаза не глядя.

«О ком ты?» – и невольно встрепенулась. «Да я о барабанщике об этом. Пойдем, „цыган“ велел мне проводить». Наина, всё-таки, пошла, но возмущалась, само собой, конечно, про себя.

А барабанщика избили хулиганы. Всё в тот же вечер. Знать не суждено придти ему к Наине на свиданье. И неудачно на руку упал, так что врачи её загипсовали.

Но дети всё-таки немного отдалились. Не то, чтобы у них прошла любовь. Но столько юностей других вокруг бурлило.

Девчонки Коле «строили глаза», а быть с Наиною не мог он постоянно. И не хотел, наверно – жизнь звала. Другие девочки не берегли бутон, а жаждали его цыганской страсти. Его терзала «гиперсексуальность» – так бы, наверно, психотерапевт Васильев научно состояние назвал. И Коля Лазарев стал властвовать гаремом.

А к царственной красавице Наине, ну, что тут скажешь – каждый сверстник вожделел. Не говоря о тех, кто был постарше. Как только Лазарев немного отдалился, другие парни её стали осаждать, как будто слух прошел – попробовать возможно. И кое с кем она была близка… Конечно – до означенной границы.

Но Лазарев не изменял любви, да и Наина – не сказать, что разлюбила. А просто жизнь немного развела. И вот, она уехала в Москву. А он не знал ещё, как с армией дела – год проучился при военкомате на шофера, сейчас могли водителем призвать. Но старший брат мог взять охранником на вышку, он в нефтяной компании служил. Там делали из «срочников» отряд, и даже строили подобие казармы. Тогда, наверно, Коля бы женился – устал от многочисленных подруг, пресытился их постоянной сменой.

Наину он свою не разлюбил, но увела её судьба в другие жизни, а он хотел невесту для семьи. И тут ему Наина позвонила.

– Я приезжаю, может – на три дня. Ты сможешь быть на эти дни свободен?

– Зачем ты странные вопросы задаешь? Давай я лучше за тобой приеду.

– Билет на завтра. Рейс – четырнадцать. Целую.

– Ну, если так, то я тебя люблю. Как только время мне убить до этой встречи?

Она взяла билет на самолёт.

А он ту девушку, что намечал невестой, уговорил слетать в Новосибирск – там старшая сестра её жила, и обсуждали, что неплохо повидаться.

И Коля Лазарев поехал в тот район, совсем под городом, где брата дом построен. Там, ну, почти в дремучей чаще, земли он выкупил, наверное, с гектар. И строил для родителей сюрприз – сруб из отборных вековых деревьев, где, в том крыле, что строил для себя, всё современной техникой напичкал – компьютеры, и разное чего.

С ним постоянно находился Тахтамыш. Так он приехал и распорядился. Чтобы три дня никто не доставал.

Летать Наина не особенно любила, вернее – тягостно текло пустое время в бездеятельном длительном пути. До Томска, что сказать, конец не близкий, и ей не нравилось быть в клетке самолёта, фальшивой птицы средь бескрайности небес.

Она не очень-то умела расслабляться, а тут ещё энергия полета наслаивала свой коэффициент на бурную энергию души, толкнувшей девушку лететь через пространство. И через время, если точно говорить. Но в этот раз так много было мыслей, они наплывами отягощали думы, и где-то близко от границы атмосферы над суетным, земным трудился мозг.

«И почему других устраивал тупой ярлык „цыган“, и только мне решение пришло, что где-то, в предках – корни Ганнибала? Вот отчего такой ты смуглый, Николай – арап был в Томске, когда царь внезапно умер, и в ссылку сплавили сподвижника Петра. Вот и метнул он семя в Томскую губерню.

А может и действительно цыган? Что толку во всём этом разбираться. Я, как была зацикленной девицей, так и осталась ею до сих пор. Но, чувствую, готова к обновленью», – эмоции переполняли грудь. И мощный монотонный рев моторов звучал Наине будто тремоло в оркестре перед грядущей кульминацией пути, что ноты жизни напророчили ей в Томске.