– Это речи не Босоры, а окаянной. – Госпожа Эржебет усмехнулась, обнажая оскал. – Но раз так, то угости меня моей лучшей цуйкой, – обратилась она к Василе.

Василе непонимающе переводил взгляд с Влада на госпожу Эржебет, не зная, что делать. Дети крепко вжались в него, не давая пошевелиться. Он неуверенно протянул руку. Влад, явно раздражённый, схватил бутылку и передал госпоже Эржебет. Она взяла её и сделала большой глоток. Василе с жадностью смотрел, как губы прикасаются к горлышку, которое только что было у него во рту. Он сглотнул.

– Правда, неплохо, – сказала она, протягивая бутылку Владу. – Но я предпочла бы вино.

– Вы просто не привыкли, тётушка, – Влад сделал большой глоток и выбросил бутылку в траву.

Василе с грустью наблюдал, как заветная янтарная жидкость растекалась по траве. Сердце защемило.

– Так почему дети без присмотра шатаются в саду в столь поздний час? – спросила госпожа Эржебет. – А если бы на них напали волки?

– Простите, госпожа. – Василе выпутался из объятий сыновей и пал ниц. – Прошу прощения, госпожа и господин. Сын решил подшутить над младшим братом…

– Избавь меня от своих объяснений. Ты жалок. – Она усмехнулась. – Чтобы с тобой сделать?

Василе сжал клочок травы, сетуя, что ему так не повезло с детьми. Госпожа Эржебет славилась суровым нравом. Её боялись. Поговаривали, что из-за окаянного духа, что поселился в ней, она пила кровь и купалась в ней. Что тогда она могла сделать с ним, простым деревенским мужиком, чья вина была в том, что породил двух дурней.

– Поднимись, – рявкнул Влад, пнув его в бок. Василе подавил всхлип. – Лучиан сказал, что вы готовитесь к приходу урситоареле. Госпожа желает посмотреть на это. Веди нас.

– Да, благодетели. – Василе вскочил и схватил сыновей за руки. – Следуйте за мной, милостивые государи.

Путь до дома пролетел незаметно – Василе пытался не представлять, какой крик поднимет Ружа, когда увидит саму госпожу Эржебет. Но хуже было то, что Влад шёл с ними. А может это и к лучшему? Тогда он точно сможет уличить нерадивую жену. Или нет? Лучше не думать об этом, а представить, как он будет хвастать знакомством с госпожой перед другими мужиками. Он усмехнулся, а они припомнят ему, что Влад знаком с Ружей. Как ни крути, дело – дрянь.

– Ждите здесь, – бросила госпожа Эржебет охране, когда они очутились перед домом.

– Милости просим, госпожа, – сказал Василе, кланяясь и пропуская её вперёд. За ней тут же прошёл Влад.

Василе вздохнул, что он мог сделать своему господину? А Ружа могла ли?.. Конечно, могла! Дрянь такая. Оказалась не лучше дворовых девок.

– Здесь налево, но пригнитесь. Дом у нас простенький, но чистый. Прошу, – распинался Василе перед гостями.

Лучиан и Георге безмолвно, как мыши, проскользнули в правую комнату, где стояла печь.

Комната, которую готовили к таинству, погрузилась во мрак, который безуспешно разгоняли три свечи. Ружа сидела на скамье у стола, кормила грудью Михея и напевала под нос. Сердце Василе сжалось, когда он увидел, с какой любовью она покачивала младшего сына. Никогда она так не относилась к старшим мальчишкам. Вот оно доказательство её лживой натуры!

Ружа вскрикнула, увидев гостей.

– Прикройся, женщина! – прикрикнул Василе. Злее, чем ему хотелось бы. – Это жена моя Ружа, а это госпожа Эржебет и господин Влад.

– Госпожа. Господин… – промямлила Ружа, отнимая Михея от груди. Она густо покраснела и опустила взгляд в пол. На мгновение Василе показалось, что она сжалась, но он был уверен, это просто показалось.

Младенец недовольно зашевелил губами и разразился громким плачем. Василе вскинул руки, проклиная окаянную. Какой же он шумный!

– Какой сильный ребёнок, – сказал Влад, подойдя к Руже. От Василе не скрылось, с какой похотью он смотрел на обнажённую грудь его жены, будто она была его собственностью, а не Василе.

– Такая несгибаемая воля, – заметила госпожа Эржебет, не обращая внимания на Влада. – Что же тебе приготовили урситоареле?

Госпожа Эржебет протянула руки, чтобы взять младенца. Ружа покраснела, но отдала его, затем отвернулась и поправила рубаху. Влад разочарованно выдохнул и стал осматриваться, не скрывая презрения к их простому жилищу. Василе стало обидно за их дом.

В руках госпожи Эржебет Михей на удивление успокоился: он перестал плакать и теперь внимательно смотрел на неё. Она мягко улыбнулась ему.