Этническая национальная мобилизация в отличие от гражданской и государственной всегда ведется националистами. Правда, идеология этнонационализма тоже допускает гибридизацию с другими идеологиями, но только при сохранении нации как ядерного концепта 111 .

Этнический (или этнизирующийся) статус национальной мобилизации очень хорошо обнаруживается в отношении к потенциальным членам нации, поскольку те формы этнонациональной мобилизации, которые выдают себя за государственные либо гражданские, четко обнаруживают свою истинную суть враждебным отношением к иноэтничной миграции. Эта позиция имеет прямое отношение к пониманию «врага» в этнонационалистической идеологии.

В идеологии этнонациональной мобилизации «враг» локализуется прежде всего внутри, а не вне национальных границ. Поэтому призыв к национальному единению фактически подразумевает сознательный раскол общества, этническую селекцию, за которой в условиях вооруженного конфликта следует этническая чистка. Вслед за Брубейкером мы видим нераздельность в идеологии этнонационалистической мобилизации двух моментов: «распространение и укрепление установки в качестве мобилизующегося национального меньшинства с требованием признания и наделения правами возможно только при распространении и укреплении образа государства проживания как национализирующего или национально угнетающего» 112 .

К специфике ресурсной базы этнонациональной мобилизации относится, во-первых, особый акцент на новейших техниках пропаганды и агитации, делающих ставку не на аргумент, а на внушение. Как отмечает российский политолог В.А. Ачкасов, суть этнополитической мобилизации состоит в манипулировании символическими ресурсами этнической группы, которым занимаются прежде всего элиты, отождествляющие себя с данной группой и стремящиеся вместе с ней обрести общую политическую/государственную идентичность 113 .

Эта особенность объясняется архаическим пониманием нации как сообщества родственников. С этим же, по-видимому, связан пропагандистско-идеологический акцент на теме войны, тенденция к милитаризации политического поведения. Кроме того, этнонационализм шире, чем прочие типы национальной мобилизации, использует упомянутую выше первичную сеть принадлежности к различным традиционным сообществам (или сеть «протонациональных идентичностей» в терминологии Хобсбаума). Эта черта опять же объясняется склонностью этнонационалистов толковать национальную общность как извечную.

Вследствие этого основной целью этнической мобилизации является собрание в одном национальном государстве всех этнических родственников, часто разделенных существующими государственными границами либо проживающих на правах меньшинства в условиях многосоставного общества (полиэтнического государства).

Именно цель этнонациональной мобилизации, по мнению Брубейкера, задает ее специфическую «триадическую конфигурацию», а именно отношения «между национальными меньшинствами, национализирующими государствами и внешними национальными “родственными государствами” (external national homelands)» 114 . При этом происходит столкновение двух национализмов: «национализирующего» национализма государства проживания и национализма «родственных государств», «к которым они принадлежат, или подразумевается, что они принадлежат по этнокультурной связи, хотя (обычно) и не в рамках легального гражданства» 115 .

Здесь важно отметить, что катализаторами этнонациональной мобилизации в условиях упомянутой триадической системы отношений являются не только властные амбиции лидеров этнических меньшинств, но также политика как государства проживания, так и зарубежных этнических родственников данных меньшинств. Причем последние не исчерпываются только этнически родственными государствами, но также включают родственные этнические меньшинства в иных «государствах проживания», т.е. диаспоральные сети.

Для выработки аналитической модели в отношении национализма диаспоры следует рассмотреть разработанные к настоящему времени концептуальные подходы. Для обозначения особого вида национализма в диаспорах уже в 1949 г. Ричардом Алонзо Шермерхорном был введен термин «национализм страны происхождения» (англ. home country nationalism) 116 .

В 1983 г. Геллнер представил свою классификацию национализмов, в которую входил особый тип «национализма диаспоры» (англ. diaspora nationalism), при котором в условиях разности культур находящейся у власти и недоминантной групп диаспора имеет доступ к высокой культуре через образование, а господствующая группа – нет 117 . Значимость для нас имеет и утверждение Геллнера, что триггером национализма диаспоры является реальная угроза ассимиляции и полного исчезновения 118 .

В 1992 г. Бенедикт Андерсон предложил особый термин для обозначения национализма диаспор – «дистанционный национализм» (англ. long-distance nationalism) 119 . Развивая свой концепт наций как «воображаемых сообществ» (англ. imagined community) 120 , Андерсон дополнил его «воображаемой родиной» (англ. imaigened heimat), позволяющей «дистанционным националистам» осуществлять заочное участие в политической жизни без прямой ответственности, т.е. выплаты налогов, голосования, соблюдения законодательства и пр. Андерсон был склонен рассматривать такой вид национализма в негативном ключе, характеризуя дистанционных националистов как людей, не чувствующих прямой ответственности за свои действия, а потому способствующих распространению насилия и радикализации на своей исторической родине 121 .