Другого мнения придерживались американские политологи Э. Рабушка и К. Шепсл, предложившие отделять собственно многосоставные (плюральные) общества с политически организованными культурными сегментами от плюралистических 21 , в которых социально значимые культурные различия не являются политически существенными. Причем под культурными различиями ученые понимали этнические как расовые, религиозные, языковые или племенные, а существование четко разделенных этнических групп, разделяющих несовместимые ценности, с сопутствующей этнизацией конфликтов и политики – главным условием существования многосоставных обществ 22 .

Рабушка и Шепсл не видели перспектив демократического управления многосоставными обществами, указывая, что лояльность граждан субнациональным культурным группам оспаривает политическую легитимность государства 23 . В этой связи они считали важным в целях сохранения государства подавлять такие лояльности в соответствии с требованиями гражданской политики 24 .

Ранее в этом же ключе рассматривал многосоставные общества этнолог Пьер ван ден Берге, уделявший основное внимание этничности и расе, которые, по его мнению, обусловливают сегментацию общества на институциональном, а не культурном уровне. Он связывал перспективы демократии с достижением консенсуса по основным общественным ценностям, указывал на негативное влияние на политическую стабильность культурного плюрализма и угрозу для демократии этнизации политических противоречий. Наиболее благоприятной ситуацией он считал перекрестное распределение сегментарных расколов, которое не позволяет одному из них получить преобладающее значение 25 .

Еще один вариант жизнеобеспечения многосоставных обществ предложил Лео Деспре, который развивал идею «брокерских» институтов, обеспечивающих взаимодействие между разделенными сегментами и их представленность на общенациональном уровне. Среди таких институтов исследователь перечислял рынок, трудовые союзы, государственные организации и политические партии 26 .

Вне контекста демократичности устройства России и Турции мы можем отметить, что для обеих стран достаточно остро стоят вопросы эффективности государственного управления культурным многообразием и политизации этничности вплоть до этнического сепаратизма. Следует констатировать де-факто многосоставный характер России и Турции, что является, как мы считаем, прямым следствием имперского прошлого двух государств, предопределившего их полиэтнический и поликонфессиональный характер.

Действительно, Россия и Турция перестали быть империями примерно в одно и то же время – на рубеже 1910–1920-х гг. Несмотря на массовые миграции населения, сопровождавшие этот процесс, и отход части территорий, оба государства сохранили многосоставность своих обществ. Основное различие между ними следующее: национальный проект Турецкая Республика начала развивать сразу после своего создания, а в России он стал обсуждаться только в XXI в., породив дискуссии о жизнеспособности концепта «российской нации». В итоге в Российской Федерации на данный момент параллельно существует дискурс и «российской нации», и «многонационального народа». При этом как в России, так и в Турции государственной стратегии единой нации противостоят конкурирующие этнонациональные проекты.

Поскольку в Турции как в национальном государстве (англ. nation-state) формирование нации протекало на основе одной этнокультурной группы 27 и проводилась обычная для такого типа «национализирующих» государств политика исключения этнических и религиозных меньшинств из политического процесса 28 , сегментарные расколы стали более скрытыми. Публичные проявления этнической инаковости курдов, черкесов, арабов и других этнических меньшинств, в отношении которых длительное время проводилась политика принудительной ассимиляции, до сих пор затруднены. Однако в Турецкой Республике и сегодня выделяется ряд регионов с преобладанием нетюркских этнических меньшинств: Юг, Юго-Восток, ряд провинций Центральной и Западной Анатолии, что позволяет говорить о наличии и этнотерриториальной сегментации.

В России, где отсутствовала подобная турецкой гомогенизация населения, сегментарные, в том числе этнотерриториальные, расхождения закреплены в самой поликефальности федеративного устройства 29 . Декларируется существование исторически сложившегося полиэтнического государства-цивилизации, сохраняющего богатство традиций и культур 30 . Тем не менее в результате взятого в последние годы курса на формирование единой гражданской нации, стержнем которой выступает русская культура 31 , проводится ряд законопроектов в области исторической и лингвистической политики, воспринимаемых национальными республиками как конфронтационные и национализирующие.

Таким образом, федеративная форма государственного устройства в России способствовала сохранению этнокультурной сегментации с политизацией сегментов, а в Турции вся государственная политика XX в. была направлена на гомогенизацию общества с искоренением такого типа сегментации. Это привело к тому, что многосоставность турецкого общества стала носить скрытый характер, однако сохранилась до сих пор.

Что позволяет нам так считать? Процессы политизации этничности, которые мы наблюдаем в Турции в создании этнических партий, этническом лоббировании, этнотерриториальных требованиях различных этнических и этнорелигиозных меньшинств, среди которых наиболее известный пример – курды. Нам же предстоит рассмотреть эти процессы на примере другого этнокультурного сегмента – черкесов, явно выделяющегося и в Российской Федерации, причем поверх закрепленных федеративной системой границ.

Чтобы разобраться, что представляет собой национальная мобилизация, нам необходимо сначала дать определения таким ключевым понятиям, как «нация» и «национализм». Мы используем модернистский концепт нации, согласно которому сами нации, как и порождающий их национализм, – явление сравнительно позднее, возникшее не ранее эпохи Нового времени.

В ставшей классической книге Бенедикта Андерсона «Воображаемые сообщества» 32 нации представляются как воображенные политические горизонтальные товарищества, где образ общности не подтверждается реальным знакомством со своими «собратьями», а само возникновение наций увязывается с появлением массовой печати, сделавшей возможным такое объединение незнакомых друг другу людей 33 .