— Андрей Чеботарь, из военной прокуратуры.

— И я его знаю. Он молдаванин хитрый, а я, еврей, ещё хитрее, — юрист довольно улыбнулся.

Он был прав, уже в 23:30 Денис Машуков сидел у меня в БМВ и рассказывал о случившемся, пока я вёз его домой.

Петров занялся этим делом сам, хотя это обошлось мне недёшево, и уже через несколько часов после нашего разговора он разносил следователя военной прокуратуры в отделе милиции, где тот проводил допрос Дениса. Следователь уже и сам был не рад, что связался с этим, ведь Петров прибыл во всеоружии.

За короткое время его помощники связались с архивами министерства обороны, затребовав оттуда по факсу характеристики Машукова с мест его службы, документы о награждениях за участие в Афганской и Чеченской войне и прочие лестные выдержки из дела. Обычно на это могли уйти месяцы, но пронырливый адвокат обзавёлся нужными контактами, чтобы во много раз ускорить дело.

Другой помощник Петрова тем временем съездил в военный городок, где жил Денис, и добился, чтобы все соседи Машукова в подъезде подписались под характеристикой, что бывший капитан — уважаемый человек, примерный семьянин, непьющий и спокойный. Я и сам поучаствовал, прямо в машине написав характеристику Машукову, как об образцовом сотруднике.

Так что у следователя Чеботаря не было никакой возможности сдержать такой мощный напор. Петров настаивал, что нет никаких оснований для заключения под стражу, а само задержание прошло с нарушениями. Кроме того, прямых улик и свидетельских показаний тоже не было, и единственная зацепка — та давняя история в Афганистане.

Следователь Чеботарь в конце концов сдался и с недовольным видом уступил, Дениса выпустили.

Этот раунд остался за нами, хотя я понимал, что не будь у меня таких денег на оплату дорогого адвоката, следак раскручивал бы это дело до конца.

Но связано ли это с наездами на нас или это что-то другое? Пока неизвестно, но скоро мы это выясним. Пока же, раз Денис освободился и может работать, нам надо заняться агентом и жучками.

Через два дня я сидел на комбинате в кабинете, который должен был стать моим, но пока он был забит кучей бумаг. Стопки цеховых журналов, от которых несло пылью, отдельные пачки заявок, толстенные подшитые папки и просто грязные смятые листы, валяющиеся повсюду.

На старом столе, стоящем у окна, этих бумаг была целая гора. Всё в бумагах, многие из которых лежали в этом месте ещё с советских времён, когда комбинат работал. Ну или это китайцы, которые делали ремонт в здании, сбросали всё сюда, чтобы не мешалось, и все стопки быстро покрылись пылью.

С этим надо что-то делать, ведь при виде этого огнеопасного нелегального «архива» любой пожарный инспектор моментально выпишет нам кучу штрафов.

Я делал вид, что планировал, куда поставлю новый стол, но думал о той фуре, которая нужна Ремезову, ведь она должна прибыть сегодня или завтра. Агент об этом узнать не должен, так что я, Лёня, Женя и Слава искали его. Благо, подозреваемых было не так много. Мы сошлись на том, что агентом точно должен быть тот, кто устроился на работу недавно, и некоторые из них вызывали сильные опасения, что они работают в РУОП.

Лёня, которому сегодня было полегче с шеей, приехал вместе со мной, чтобы сделать последние проверки, а сейчас доказывал, что уже нашёл крота, просто посмотрев бумаги. Слава пошёл кое-что проверить с этим кандидатом, Женя листал стопку тех.карт, а я слушал доводы бывшего опера.

— Этот Игорь служил в армии, — продолжал Лёня, усевшись на кипу журналов передачи смен. — В горячих точках он не бывал, но для простого срочника у него очень хорошая стрелковая и рукопашная подготовка.

— Он даже меня опрокинул в зале, — вставил Женя.

— Потому что ты вечно психуешь, когда идёт спарринг, — сказал я. — Из-за этого делаешь много ошибок. Не аргумент. И кроме того, парни, внедрённым агентом может быть не действующий сотрудник органов, а обычный человек. Ты же говорил, Лёня.

— Да, — он вздохнул. — Ещё могут внедрять лиц, оказывающих конфиденциальное содействие оперативным подразделениям органов внутренних дел, — заметив недоумевающий взгляд Жени, Лёня добавил: — Стукачей, Женя. Стукачей. Но тут я думаю, что это действующий сотрудник. Макс, ты видел его трудовую?

— Я всё в кадрах взял, — я потянулся к своей папке и достал оттуда тонкую стопочку серых трудовых книжек. — И посмотрел их сам ещё раз.

— Да, вот как раз я про это. Этот Игорь — самый старший среди всех нанятых в январе. Он закончил школу в 87-м, ушёл в армию и дембельнулся в 89-м, — Лёня пошарился в стопке и нашёл его трудовую книжку. — А тут у нас чё?

— Первая запись, что работает у нас, — я кивнул. — До этого официально не работал. Понимаю, о чём ты хочешь сказать. Что он не работал два года после армии, а это в Союзе было… скажем так, необычно. Тогда почти все работали.