Поднялись мы спокойно, позавтракали, поработали и получаем срочное сообщение. Курьером. Радиосвязь в гарнизоне пока не отладили, и телефонная сеть работает неустойчиво.

— Товарищ генерал-лейтенант! — сержант браво бросает руку под козырёк. Таким же жестом не отвечаю, голова не покрыта.

— В городе беспорядки!

— Что?! Восстание? Выступления против Советской власти? — сразу мелькает мысль «Ах, как прав был Павлов!». — Подавить силой!

— Никак нет, товарищ генерал-лейтенант! У тюрьмы и управления НКВД собралась толпа местных жителей, требуют выдачи пленных полицейских и немецких солдат.

— Х-м-м… слушай мой команду, товарищ сержант. Возвращайся и объяви народу, что сейчас прибудет командующий фронтом. Там оцепление есть? Тогда командир оцепления пусть объявит.

Выезд командующего дело непростое. С платформ сгоняют броневик и грузовик. Фыркая моторами, они объезжают здание вокзала. Я с адъютантом и взводом охраной проходим через пустое здание. Гражданское сообщение прервано, его и при немцах почти не было.

Через десять минут мы у львовской тюрьмы. Чей-то бывший замок, толстые стены с бойницами, башенки. У входа, ограждённого цепью вооружённых бойцов, волнуется толпа. Навскидку, в основном, состоящая из евреев.

Мой взвод быстро спешивается и формирует второе оцепление, оттеснив толпу подальше. Хотел влезть на броневик, адъютант не позволяет.

— Товарищ генерал, очень лакомой мишенью станете.

И то верно. Иду к крыльцу.

— Тихо, граждане! — толпа, примерно в тысячу человек, притихает не только от зычной команды капитана НКВД на крыльце, но и от моего появления.

— Мне правильно доложили, что они хотят расправы над полицейскими? — на мой вопрос после приветствия капитан госбезопасности отвечает утвердительно. Начинаю реализовывать идею, пришедшую в голову по дороге.

— Граждане! — начинаю толкать речь. — Я — командующий Украинским фронтом, освободившим город от немецко-фашистких захватчиков. Генерал-лейтенант Рокоссовский. Скажу сразу, мы никакого самосуда не позволим. Советская власть в моём лице и работников НКВД такого не допустит. Но вы пришли сюда не зря. У нас есть несколько человек из разгромленного полицейского батальона. Остальные уничтожены в ходе боя. Можете сами сходить на развалины их казарм и убедиться в этом.

Толпа начинает слегка гудеть. Перебрасываются словами и ждут, что скажу дальше.

— Все задержанные предстанут перед полевым трибуналом, и каждый получит справедливый приговор. Но раз вы пришли сами, то просим вас помочь следствию…

Поворачиваюсь к капитану, кратко советуюсь.

— Да, это будет просто здорово, товарищ генерал-лейтенант, — напряжённость на лице капитана исчезает, его озаряет улыбка. Толпа напряжённо ждёт.

— Сейчас работники НКВД будут выводить задержанных по одному, — на самом деле, кого-то и выносить придётся из тюремного лазарета. — Если кого-то из них опознаете, как участника бесчинств и преступлений, оставьте работникам следствия свои адреса и имена. Вас вызовут повесткой для дачи обвинительных показаний. Сейчас выстройтесь, пожалуйста, полукругом. Те, кто выше ростом, сзади. Кто пониже, впереди. Если кто-то кого-то узнает, поднимайте руку, выходите и записывайтесь у работника НКВД.

Работа закипает. Тем временем прибывает ещё одна рота НКВД. Те переходят в беседах с гражданскими на идиш в дикой смеси с русским. Народ успокаивается окончательно. Еврей с евреем может поспорить, но понять всегда поймёт.

— Внимание, граждане! — обращается наблюдающий за процессом капитан. — За время оккупации преступления могли совершать не только изменники, сотрудничавшие с гитлеровцами, но и обычные гражданские. Если кому-то что-то известно о таком, пишите заявления.

— Только помните, что клевета тоже преследуется по закону. Поэтому пишите только правду и о том, чему сами были свидетелями! — это я уже добавляю. А то знаю некоторых…

— Запросто могут начать личные счёты сводить, — негромко говорю понимающе улыбающемуся капитану. По этой улыбке догадываюсь, что мою историю со следствием он знает.

Разок пришлось напрячься охране, когда вынесли одного тяжелораненого. Кое-как защитили мерзавца, только кто-то успел плюнуть ему в лицо. Заплёванного унесли, а к столику энкавэдэшника выстроился изрядный хвост человек в восемьдесят. Живых полицейских оказалось меньше двадцати человек, некоторые от ран умерли уже здесь, так что процедура стихийного опознания проходит быстро. Успокоенные люди начинают расходиться. И мне пора делами заняться. Другими. Это тоже важное, но есть и другие, не менее важные.

— Спасибо за помощь, товарищ генерал-лейтенант, — говорит на прощание капитан. Неверов его фамилия, так он представился. Очень подходящая фамилия для следователя…

«Артемида», штабной вагон.

Время 19:00.

— Константин Константинович, — ровно сообщает начштаба, — в городе начались массовые аресты.

— Да? Пусть арестовывают. Все приговоры всё равно нам утверждать. Передай НКВД пожелание, пусть виселицы готовят…

Почему-то эта новость мне аппетита не портит. К ужину приступаю с удовольствием.