— Таким естественным образом сформируются очертания Курляндского котла, — котёл получается не просто большим, он огромен. Фрицам не удалось окружить и блокировать в своё время мой фронт, те же восемьсот тысяч штыков, а нам — удалось. Морем кто-то может спастись, но никак не крупные соединения. Крупнотоннажные суда мы не пропустим в обе стороны. В этой истории мы вместо Ленинградской блокады устроим Курляндскую.

— Предлагаю не спешить с разгромом Курляндского котла, — излагаю свои мысли тоже неспешно. — Каждые сутки в осаде экономят нам жизни сотен красноармейцев. Мы их подержим под бомбёжками и артобстрелами, при отсутствии регулярного подвоза припасов, да в зимних условиях, войска группы армий «Север» и остатков «Центра» будут таять, как снег весной. Через месяц-два мы возьмём без особого напряжения. Надо к тому времени сделать запасы. Прокормить несколько сотен тысяч пленных задача непростая. А то полмиллиона. Надо подумать, куда лучше всего пристроить такое количество рабочих рук. Ну, я думаю, в нашем народном хозяйстве работа им найдётся.

Последние слова произношу особым тоном, с довольством кота, пожирающего из полной плошки жирную сметану. Слышатся смешки.

— Есть ещё одна причина не спешить, — тут делаюсь серьёзным. — Местное население, литовцы и латыши, цветами встречавшие гитлеровцев, должно осознать свою ошибку. В их национальном сознании должен закрепиться ужас того времени, когда они жили под немцами.

— Это наши советские граждане, товарищ Павлов, — лёгкое осуждение в словах Сталина мне не нравится, но явно спорить, дураков нет.

— Прошу расценивать это, как воспитательное мероприятие, товарищ Сталин. Психология человека такова, что он склонен обвинять в своих бедах тех, кто рядом. Логика простая: пришли немцы — стало до ужаса плохо. Если мы их в наказание за такое поведение массово депортируем в Сибирь, то мы станем ужасными и нехорошими. На Советскую власть зуб затаят. Мы всё равно активных пособников оккупантам заставим ответить. Но индивидуально.

Вождь хмыкает, но слушает.

— И прошу помнить, что они делали с евреями. Причём без принуждения немцев. Немецкие оккупанты одобряли, но не принуждали. Может быть, оставшиеся где-то антисемиты будут радоваться, но вообще-то это полноправные советские граждане, которых литовцы и латыши массово уничтожали.

Говорю, а сам всё жду. Пора бы уже! Ага, вот оно! Неслышно приоткрывается дверь, к Сталину бесшумной походкой за спинами сидящих подходит Поскрёбышев, кладёт перед ним узкую полоску бумаги и уходит.

Все ждут с огромным интересом. Чтобы зайти во время заседания Ставки, нужна железная причина. Какая, никто не знает, кроме меня. А Сталин неторопливо набивает трубку, держит паузу, интриган. Генеральский народ напряжённо и терпеливо ждёт.

— Товарищи, — наконец прерывает паузу вождь, — получено сообщение. Войска Западного фронта, армия генерала Никитина ворвалась в Кенигсберг и ведёт ожесточённые уличные бои. Захвачено до четверти территории города.

Не удерживаю торжествующей улыбки. Все разом начинают гомонить.

— Ну, ты дал Григорич! — шумит Будённый. — Никитин твой — настоящий казак!

— Вот это подарок! — восхищается Ворошилов.

— С тебя причитается! — это Тимошенко. Позже объсню, что это с них за хорошую весть причитается.

Короче, военные радуются шумно и бурно. Остальные тоже расцветают улыбками. Кенигсберг, город-крепость, многим казался могучей цитаделью. Оно так и есть, но взлом обороны Кенигсберга это ещё одна иллюстрация тезиса, что пассивная оборона — верный путь к поражению. А теперь надо провернуть задуманное.

— Товарищи, у меня по поводу этого события есть предложение, — шум окончательно не смолкает, но стихает. — Выпустить новую медаль «За взятие Кенигсберга» и приравнять её статус к медали «За отвагу». И наградить всех, принимавших участие в уличных боях. Что, конечно, не должно мешать получать ордена особо отличившимся. Некоторые, не сомневаюсь в этом, и звания Героя СССР достойны.

Проходит на ура. Всё-таки, глядя на всех них, прихожу к выводу, что в целом они замечательные люди, живо и непосредственно радующиеся успехам своей армии, своей страны и народа. Не равнодушные твари, каких во времена Арсеньевича во власти было полно.

— Теперь верю, что к концу месяца Восточная Пруссия будет наша, — Сталин с удовольствием выпускает очередное облако пахучего дыма.

Да она уже фактически наша. Я сам и дал зелёную ракету для начала операции. Условно говоря. Никитин сейчас не только уличные бои ведёт, его части быстро сдвигаются на запад. Дождался, блядский высер, праздника, сам в Москве красуюсь, а мои генералы третий рейх на куски кромсают. И я за них спокоен.

А чего бы мне не быть спокойным?

23 ноября, воскресенье, время 09:00

Расположение 13-ой армии в 20 км восточнее Кенигсберга.

— Воины Красной Армии! Перед вами там, — машу рукой на запад, — стоит древняя и могучая цитадель, город прусских королей. Гитлеровцы считают её неприступной. Но только потому, что не испытали силу ваших штыков и несгибаемого боевого духа. Вы возьмёте его за три дня! Больше трёх дней они не смогут выдержать вашего натиска. Вы пойдёте первыми в прорыв, завоюете себе бессмертную славу. После этого подвига ваши потомки будут гордиться вами десятки и сотни лет…