— Что вы несете? Вы никогда не были моим любовником. Я никогда с вами не спала!

— Ты в этом уверена? — спросил Марк и както по-особому вопросительно выгнул брови. Перед Энни снова промелькнуло что-то знакомое, это самое «дежа вю», или как это там называется. Она уже видела этот изгиб бровей, эту сводящую с ума улыбку, слышала этот приглушенный, вибрирующий от страсти голос.

Энни глубоко вздохнула, пытаясь вновь призвать на помощь свое единственное оружие — гнев.

— Прекратите ваши попытки сбить меня с толку, у вас это не получится. У меня с памятью все в порядке. С тех пор как мне стукнуло семнадцать, каждый мой день был на учете Я никогда нигде не бывала без Дианы или Филиппа. А они уж точно сказали бы мне о любом провале в памяти или устроили бы нагоняй, случись мне выпасть хотя бы на несколько часов из их поля зрения.

— Энни, послушай, — начал было Марк, но

Энни гневно прервала его раньше, чем он успел закончить мысль:

— Нет, это вы послушайте меня! Что бы вы там себе ни надумали — у вас ничего не выйдет. Я точно знаю, что мы прежде не встречались. И уж совершенно точно вы никогда не были моим любовником.

Энни принялась застегивать пуговички на белой шелковой блузке, с силой просовывая их в петельки, суетясь и еще более злясь оттого, что Марк продолжал внимательно следить за ней темными глазами.

— Я был им и буду, — вновь повторил Марк.

Энни обернулась к нему, на этот раз уже с некоторым намеком на сострадание.

— Вы сказали, что мне не надо вас бояться, но как я могу вам теперь верить? На этой, двери даже замка нет. Как я смогу после всего вами сказанного оставаться спокойной и не бояться, что вы не ворветесь ночью ко мне в спальню и не учините насилия?

— Этого никогда не будет! — твердо ответил Марк. — К тому же ты можешь сдвинуть мебель к двери, если уж так напугана. Но тебе не надо меня бояться, Энни. Когда ты уляжешься спать, то в этой комнате будешь в такой же безопасности, как у себя дома.

Энни воспользовалась случаем и вновь принялась его упрашивать:

— Если вы это говорите вполне серьезно, отвезите меня прямо сейчас в Париж. Я не могу здесь оставаться, мне надо вернуться.

— Завтра, — сухо отрезал Марк. — Мне нужно еще несколько часов.

— Для чего? Почему вы меня здесь удерживаете? Почему вы меня не отпускаете?

— Я уже объяснял тебе. Мне надо только поговорить с тобой, Энни. Однажды и ты все поймешь, но я пока не могу тебе ничего сказать. Я хочу, чтобы ты все вспомнила сама, без моей подсказки. И я верю, что ты вспомнишь Мне надо всего лишь несколько часов, вот и все, чего я прошу…

Энни присела на край кровати.

— Я так сильно устала. Все это слишком большая нагрузка для меня, разве вы не видите? Это мне противопоказано накануне больших гастролей. Я должна хорошенько отдохнуть, расслабиться, а не подвергаться таким стрессам.

— Тогда ложись спать прямо сейчас, вот на эту кровать и поспи пару часов, — мягко предложил Марк. — Ты не хочешь переодеться? — С этими словами Марк повернулся к чемоданам. — Пока ты отдыхаешь, я могу их распаковать.

— Нет! — вскричала девушка. — Я не буду распаковывать чемоданы, только вон тот, маленький. Если вы не хотите отвезти меня обратно в Париж, тогда выметайтесь отсюда и оставьте меня в покое. Ради Бога! Я совсем без сил, но не смогу отдохнуть, если вы останетесь в этой комнате.

У Марка окаменело лицо и потух взор обсидиановых глаз. Он повернулся и вышел. Энни поспешно подбежала к двери, чтобы закрыть ее за ним, и принялась придвигать к порогу мебель — два кресла и поверх них еще маленький столик. Конечно же, этот заслон не смог бы надолго задержать Марка, но давал ей какое-то время, чтобы отдалить миг его появления или хотя бы предупредить Энни о его вторжении.

— Через пару часов я вернусь, — послышался голос Марка.

От неожиданности Энни даже подскочила. Так он подслушивал за дверью! Он знал, что она придвинула к порогу мебель. Ну и пусть, решительно подумала девушка, направляясь к маленькому чемоданчику, чтобы взять кое-что и переодеться на ночь. Выложила на край кровати длинную, вышитую кружевами ночную рубашку из белого шелка в викторианском стиле, достала стеганый халатик и направилась в ванную умыться. Распустила и тщательно расчесала волосы, недовольно взглянула на свое отражение в зеркале, придя в ужас от багрового цвета лица, от лихорадочного блеска в глазах…

Она поняла, что выглядит сейчас как-то поиному. Она так сильно и быстро переменилась, а ведь пробыла в доме Марка всего несколько часов. Энни всерьез испугалась, что эти перемены заметит и Марк. В выражении ее глаз проглядывала некая тайна, губы тоже, казалось, чуть изменились — стали полнее, ярче, словно долгие и страстные поцелуи Марка вдохнули в них новые жизненные соки.

Энни еще раз глянула на свое отражение в зеркале и снова ужаснулась, припомнив, какое физическое желание и томление вызвал у нее Марк. Она до сих пор это ощущала. Я хочу его, призналась она себе Впервые в жизни я хочу мужчину, и Марк это успел подметить. Но почему же тогда он не захотел заняться с ней любовью? Она-то очень этого хотела И это он тоже понял.

Девушка совсем запуталась. Он был для нее загадкой, и в немалой степени благодаря тому, что так много знал о ней. Откуда он смог все это узнать? Положим, кое-что действительно мог почерпнуть из газет, но почему он знал, что творится в ее мыслях? Она начинала опасаться, что Марк всегда будет точно знать, что она думает, что чувствует…

Энни отвернулась от зеркала, отражение в котором навеяло подобные раздумья, и поспешила из ванной. Сейчас ей важнее всего было забыться, оправиться от шока последних событий, которые приключились с ней по приезде во Францию. Она в этой стране всего несколько часов, а казалось, прошли недели. У нее было такое чувство, будто весь этот день она неслась по «американским горкам», так она была измотана и опустошена. Энни не помнила, чтобы когда-либо прежде ей приходилось так уставать.