Дом стоял в глубине леса, на отшибе. Трехэтажный, из настоящих бревен, покрашенный темно-коричневой краской. Окна были черными. В Опалихе полно было неопознанных дач, принадлежащих неизвестно кому. От шоссе, через лес шла грунтовая дорога. Чуть дальше она поворачивала к дачному поселку. Просека и поле отделяли остальное обитаемое пространство от этого мрачного строения. Впечатление мрачности усиливалось от вида деревянного забора, такого же коричневого с черным, сплошного и высокого. Арсений возился с техникой, проверяя работу камер. Двое парней привычно наблюдали за его манипуляциями.

– А что, сегодня много будет гостей? – Роман лениво и небрежно откинулся в кресле. Белый махровый халат распахнулся, слегка придерживаемый приспущенным поясом, и обнажил натертое кремом загорелое тело. Он крутил на указательном пальце черную маску.

– Откуда я знаю?

– Хозяин ничего не говорил?

– Он всегда мало говорит, – Володин посмотрел на ребят прозрачными голубыми глазами. – Сказал только, чтобы веб камеру тоже подключили. У него клиент есть на это шоу.

– –А деваха-то беременная. Нам деньжат не прибавят? – Денис дернулся по направлению к двери. Его бедра были обвязаны розовым пушистым полотенцем. Широкоплечий, но не мускулистый торс его был округлым и не рельефным.

– А что, убивать беременных труднее? – Володин включил все экраны перед собой.

– Ну как, – Роман натянул маску. – Мера пресечения может быть выше.

– Высший суд тебя еще не скоро покарает! – оператор засмеялся.

– Как сказать, авария, проснулся не с той ноги, самолетик упал, скат в море… Нет, ты намекни ему, чтобы прибавил.

– А что тебе деньги жизнь заменят? – не поднимая головы тускло пробормотал Володин.

– А без денег – разве жизнь?

– Прибавят, прибавят… если придумаете что-то, – в двери стояла Настя. В руках у нее была бутылка воды и чайник. – Держи, Сеня, чтоб тебя тут удар не хватил. А я чайку попью, пока нет никого.

Она подошла к комоду и достала чашку с золотым рисунком.

– А что придумать-то? – Денис придержал соскользнувшее было с него махровое полотенце.

Настя усмехнулась, взмахом ресниц отметив его движение.

– Стесняешься? Да ничего, меня не вытошнит.

– Да, Ден у нас как с картины сошел… – Роман прищурился, оценивающе посмотрев в глаза Дену.

– Какой?

– Смерть Святого Себастьяна. Голубая мечта гомосексуалиста.

– Вот она – эволюция представителей сексуальных меньшинств: Чайковский – гомосексуалист, Меркьюри – гей, Баксов – пидор, – Настя налила себе чая. Яркая лампа просветила насквозь тонкий австрийский фарфор, цвета слоновой кости, придав новый оттенок коньячной охры его наружным ребристым стенкам.

– А Ден кто? – рассмеялся Роман.

– Ты еще спрашиваешь…

– Послушай, ты, девочка с большой дороги… – Ден вдруг злобно сощурил глаза. – Сама-то ты что из себя представляешь?

– То же что и ты – простую неудачницу.

– Не рано ты нас всех записала в неудачники? Может вся неудача твоя в твоей простоте?!

– Ты хочешь оскорбить меня? Или цепляешься к словам? Обычная неудачница. Так лучше? Или ты меня за дуру держишь?

– За гуру, – рассмеялся Ден, смешно мотнув головой и сделав круг вокруг своей оси. – Мы студенты ВГИКА! Да за наше место многие отдали бы большие деньги!

– Но оставили их при себе, – слова Володина прозвучали резко.

Настя рассмеялась.

– Что, малышка, за дерьмо нас держишь? – Роман поднял ногу и дотронулся до старинного фарфора большим пальцем левой ноги.

– Ну хорошо, – Ден сдернул полотенце и остался в чем мать родила. – Сама-то ты о чем мечтаешь? Ты же учишься на актерском. Может станешь еще великой и… богатой, – он придержал свои гениталии всей пятерней, возможно инстинктивно, а может быть из позерства.

– Красивой, – перебил Роман и весело заржал.