Шрифт:
— Не так давно даже вы не хотели, чтобы у меня был ребенок!
— Не хотел, — мрачно согласился Мартин. — Я страдал от ошибочного представления, что отец ребенка Эндрю. Он всегда соперничал с Полом, и самым сильным унижением явилась бы жена, которая вышла за него только потому, что не могла заполучить его кузена.
Николь бросило в краску.
— Я смотрела на Эндрю только как на друга.
— Очень сожалею, но в те дни я совершенно не предполагал, как далеко зашли вы с Полом там, в летнем домике, — заметил Мартин с грустью. — Ты водила компанию с Эндрю несколько недель. Естественно, я заключил, что он несет ответственность за твое положение, но ему этого не высказал.
В смущении Николь переминалась с ноги на ногу. В странном напряжении она ждала, когда он перейдет к кражам. Естественно, его уверенность в том, что воровала она, не могла не повлиять на отношение к ней.
— Потом Пол обронил, что Эндрю хвастал, будто послал тебя сделать аборт, — продолжил Мартин. — Конечно, я не мог поверить в это. Эндрю был так увлечен, что был готов жениться на тебе. Самым очевидным объяснением было то, что ребенок не от него. Кроме того, Пол тоже вел себя не как случайный прохожий.
— А как он себя вел? — не удержалась от вопроса Николь.
Мартин посмотрел понимающими глазами ей в лицо.
— По-прежнему самая преданная обожательница Пола, не так ли? — улыбнулся он. — Скажу тебе одно, Николь. Ты не ветреная. В тебе есть постоянство, а это я почитаю в женщинах превыше всего.
Дверь открылась. Вошел ее отец с утренней почтой. Мартин подарил ему усталую, но удивительно теплую улыбку.
— Бартон, старый хитрец… Выпустить Джима в нужный момент, это ли не шедевр изобретательности!
— Спасибо, сэр!
Николь поняла, что означал этот обмен любезностями. Появление ее сына в разгар ссоры не было счастливой случайностью, как она считала.
— Это определенно уменьшило ущерб, — одобрительно сказал Мартин.
— Безусловно так, сэр. А после какого-то времени, проведенного со своей американской леди, мистер Эндрю может сделать вид, что этого вообще не было.
— Ты думаешь, он приедет к Рождеству?
–
Мартин прикрыл зевок старческой рукой. Он выглядел озабоченным.
— О да, сэр. Я бы не волновался на этот счет.
— Я так хочу гордиться мальчиком, — с надеждой признался старик. — Отец малыша — один из моих двух внуков. Жаловаться не приходится. Разве не так?
С неподдельным удивлением и уверенностью, что о ней уже забыли, Николь неслышно двинулась к двери.
Опасаясь идти наверх, чтобы случайно не встретить Пола и не вызвать очередной взрыв его негодования в присутствии Джима, Николь впервые со времени своего приезда направилась к зеленой двери и буквально столкнулась с мачехой — маленькой худой женщиной с седеющими волосами и не утерявшими блеска глазами.
— Николь, — выдохнула Глория, выглядевшая растерянной и затравленной.
— Спасибо, что побыла со мной ночью.
— Ты не знаешь, где мистер Пол? — перебила ее Глория.
— Он наверху с Джимом. Я думаю, если у тебя к нему записка, лучше отдать ее папе. — Николь замолчала в удивлении, потому что пожилая женщина, не останавливаясь, пробежала мимо. Послышались ее приглушенные рыдания.
Николь постояла в раздумье: не пойти ли за мачехой, но решила, что не стоит.
В конце длинного, мощенного плитами коридора она заскочила в комнату дворецкого, чтобы одолжить у отца его пальто.
Это было новое пальто, с некоторым удивлением заметила она, из тяжелой и дорогой ткани. Быть может, оно не подошло Мартину. Надев его, она изучила содержание ящика комода с ключами. Минуту спустя Николь увидела ключ, который искала, и направилась в старый туннель под замком, проложенный более века назад.
Выйдя из туннеля в парк, за старым ледником свернула на дорожку к озеру. Одним из самых неудачных проектов Эндрю была идея превращения летнего домика в самоокупаемое жилое помещение для туристов. Игнорируя любовь деда к одиночеству, Эндрю промотал немалую сумму на перестройку этого домика.
— Те, у кого медовый месяц, полюбят его, — предсказывал он.
Но никому так и не довелось пожить там, кроме Пола.
Николь прошла у озера, не видя больше колышущейся при дуновении ветра травы. Ее окружали голые деревья вместо тогдашнего летнего буйства листвы, распустившихся полевых цветов, полуденного зноя… и Пола, жаждущего ее.
— Присоединяйтесь ко мне, — небрежно предложил он, показывая на корзину со снедью для пикника, стоящую на ковре. Я начинаю жизнь заново.
Пол был далеко не трезв, но Николь была так возбуждена, что ничего не заметила. Волновало лишь то, что он наконец обратил на нее внимание и пожелал разделить с ней компанию. Ее отец был в Торонто, и она потратила почти всю неделю, постоянно попадаясь на глаза Полу и просыпаясь каждое утро в страхе, что он уехал в Италию. Но теперь, уютно усевшись на кашемировом ковре и видя, как Пол смотрит на нее, Николь чувствовала себя победительницей.