Сиротка для дракона. Бои без правил

Аннотация

Сиротку приняли на боевой факультет. Везение? Может быть. Декан считает, что девушки поступают на боевой факультет только чтобы найти себе мужа, но я-то знаю, что собираюсь стать сильным магом. Вот только один наглый старшекурсник постоянно отвлекает меня от занятий. Лучше бы я никогда не узнала, кто он на самом деле. Лучше бы нам вовсе не встречаться! Второй том.

Глава 1 Влипла, определенно. Но что я могла натворить и когда? В тот черный провал между тем, как я рухнула в постель, и пробуждением? Но единственным человеком, которому я могла навредить ночью, была Оливия, а она, вон, жива-здорова. Подруга тем временем протянула плешивому дворянскую грамоту, который тот не преминул изучить как следует. Потом пришел черед моих документов. Мужчина так же внимательно ознакомился с ними и протянул мне еще два листа бумаги. – Постановление об аресте. И об обыске, – пояснил он. Я попыталась вчитаться, но строчки прыгали перед глазами. – Оливия, можно тебя попросить? – Я протянула ей бумаги. Плешивого перекосило, остальные посмотрели на меня с немым изумлением. В самом деле, как простолюдинка посмела обратиться к графине на «ты»! – Конечно, – с достоинством кивнула она. Пробежала глазами первый листок, вернула его мне. – Это постановление об обыске. Оно касается только твоих вещей и твоей половины комнаты. Последние слова, кажется, были произнесены не для меня. – Это – об аресте. – Брови Оливии взлетели на лоб. – По подозрению в покушении на жизнь барона Бенедикта Вернона? – Что?! – выдохнула я. Слова кончились, и все, что я могла – таращиться на сыскарей и соседку, забыв, как дышать. – Подозрение в покушении на жизнь барона Вернона-младшего, – повторила Оливия. Я, наконец, обрела дар речи. – Что за бред! Я и пальцем его не тронула! Да и когда бы? – После вчерашнего я уже ни в чем не уверена, – задумчиво произнесла соседка. «Честное слово, один бокал!» – вспомнилось мне. Щеки обожгло стыдом. Да, я ни в чем не виновата, и вчера говорила чистую правду, но кто мне поверит? Похоже, кто-то подлил мне что-то крепкое в лимонад. Но зачем? Зачем кому-то понадобилось, чтобы я лыка не вязала? Просто напакостить? А может, и в бокале, который протягивал мне Бенедикт, была какая-то гадость? Не просто же так он настаивал, чтобы я выпила. Может, он и мириться на самом деле не собирался, а хотел выставить меня на посмешище. Но Оливия сказала, что в вине ничего нет. Неужели она на его стороне? – А что было вчера? – вскинулся плешивый. Оливия приподняла бровь. – Это допрос? – Неужели вы не хотите помочь правосудию, ваше сиятельство? – Я с радостью помогу правосудию, – улыбнулась она. – И помогаю ему прямо сейчас, напоминая о том, что все правила ареста, допроса и обыска были написаны кровью невинно казненных, и потому эти правила следует соблюдать. Сыскарь покачал головой. Обернулся ко мне. – Лианор, где твои вещи? – Вот. Ищите. – Я обвела рукой свою половину комнаты, стараясь держаться так же холодно-безразлично, как соседка, но вряд ли у меня это получилось. Даже если Бенедикт на самом деле хотел не помириться, а устроить мне очередную пакость, почему Оливия сказала, что в вине ничего нет? Да о чем я думаю? Какая разница, что было на уме у Бенедикта и кто подпоил меня? Кто на него покушался, и как это сделали, что покушавшегося никто не видел? Почему подумали на меня, понятно – о нашей вражде знали все, а стражи всегда ищут пропажу под фонарем, а не там, где потеряли. Плешивый взялся за ридикюль на столе, но Оливия его перебила. – Это моя вещь. – Прошу прощения, ваше сиятельство, – повинился сыскарь, с поклоном протягивая ей сумочку. Второй сыщик, худой и остроносый, между тем, обшарил карманы моего кителя. – Вот. – Он извлек оттуда бумажный сверток. В похожих нам выдавала лечебные порошки госпожа Алекса, целительница в нашем приюте. – Что это? – удивилась я. – Тебе лучше знать, – ответил плешивый, разворачивая бумагу. – Откуда мне знать, если это не мое? – Конечно, само в карман прыгнуло. – Он обернулся к третьему. – Записывай. Сверток из аптечного пергамента с… – он развернул край, – белым порошком. Ваше сиятельство, засвидетельствуете? – Да, конечно. Значит, на помощь Оливии нечего рассчитывать. Впрочем, с чего я взяла, будто она захочет мне помогать? Мы всего лишь волей случая оказались в одной комнате и… И вчера ей и без того хватило со мной хлопот, а потому нечего наглеть. Особенно учитывая, кто ее отец. Скажут, дочь такого важного человека покрывает убийцу. Ох, и ведь госпожа Кассия узнает! Что она обо мне подумает! – Это не мое, – повторила я, но на меня не обратили внимания. Остроносый распахнул дверцы шкафа, не особо церемонясь, выгреб на пол содержимое одной полки, второй… Дребезжа, покатился пузырек темного стекла. Откуда он там взялся? У меня ничего подобного не было! – Это не мое! – закричала я. – Заткнись! – рявкнул плешивый – Крысиный яд, – сказал остроносый, поднимая склянку. Сунул пузырек мне в лицо, так что, даже захоти я прочитать этикетку, не смогла бы – слишком близко. Показал Оливии – та кивнула. Остроносый передал пузырек плешивому. Тот сказал: – В шкафу среди вещей обнаружился пузырек темного стекла с… – Он заглянул внутрь. – Белым порошком. Надпись на этикетке… Он снова протянул пузырек Оливии, но не выпуская его из рук. Подержал перед глазами этикетку, давая еще одну возможность прочитать, наклонил горлышком к ней. Оливия снова кивнула. Остроносый продолжал перетряхивать мои вещи, не гнушаясь исследовать нижнее белье. Меня передернуло не то от стыда, не то от брезгливости. Когда они уйдут, надо будет все перестирать. Когда они уйдут. Уйдут ли? Лысый обернулся ко мне. – Где платье, в котором ты вчера была на балу? – спросил он. – Не было платья. Хотелось вскочить, закричать, выставить этих людей, которые вломились ко мне с утра пораньше, бесцеремонно роются в моих вещах и подозревают меня невесть в чем. Но все тело словно сковало, и отчаянно не хватало воздуха. Сверток, пузырек с крысиным ядом – наверняка обертка соответствует содержимому. Неужели Бенедикта в самом деле пытались отравить? С его характером у него наверняка много врагов. Все знают, что одна простолюдинка, то есть я, сцепилась с Бенедиктом. Очень удобно. Никто мне не поверит. – Полный зал видел тебя в платье, – настаивал лысый. – На мне был мундир. Платье – иллюзия. И значит, порошок подложили мне либо до того, как я ее активировала. Либо после. До – некому, кроме Корделии. После – парни, которым я объявила, что юбки нет, возможно, Дейзи, и… Оливия. Верить в это не хотелось. Лысый между тем не унимался. – Это должна быть очень хорошая иллюзия. Кто сотворил ее для тебя? – Это мое дело. Еще не хватало впутывать в эту грязь Рика. Да, он подтвердит, что иллюзию сотворил он, но чем это мне поможет? Еще и скажут будто я, заимев богатого любовника, решила, что могу безнаказанно творить что хочу. Нет, на самом деле я боюсь не этого. Я боюсь, что он от меня отвернется – от одной мысли об этом сбивалось дыхание и останавливалось сердце. – Лианор, не тебе решать, что наше дело, а что нет. Кто сделал для тебя иллюзию и чем ты расплатилась за нее? – У меня не было платья на бал, и мне подарили артефакт с иллюзией. За подарки не расплачиваются. – Это должен быть очень дорогой артефакт. Кто твой щедрый благодетель? – усмехнулся плешивый. – Уж не он ли попросил тебя в благодарность подсыпать яд барону? Час от часу не легче! Тем более надо молчать! – Подарки, которые мне дарят – мое дело, – повторила я. – И они не имеют никакого отношения к гипотетическому покушению на барона. – Гипотетическому? – перебил меня плешивый. – Барон едва душу богам не отдал этой ночью после того, как ты подсыпала ему в бокал крысиного яда! – Я ничего ему не подсыпала. Это мне что-то подсыпали или подлили в бокал на вечере. Что теперь будет? Попытка убийства – это не битая морда, парой недель в яме не отделаешься. Кнут и каторга. По крайней мере для таких, как я. – Конечно, – ухмыльнулся плешивый. – А ты вообще никогда ничего хмельного в рот не брала. Думаешь, ты первая, кто спьяну натворил дел, а потом твердит, что его опоили и оклеветали? – Я ничего никому не подсыпала, – повторила я. Надо было что-то придумать, что-то сказать, чтобы мне поверили, но страх скручивал и желудок, и мысли. – Мне незачем было травить Бен… барона после того, как мы помирились. Я в отчаянии посмотрела на Оливию – ну хоть она-то мне поверит? Но по лицу соседки совершенно ничего нельзя было прочитать. – Значит, вы ссорились? – Да весь университет знает, что мы ссорились! – Ты затаила злобу, разыграла примирение, чтобы втереться в доверие, и отравила барона. – Нет, я… – Я осеклась, что бы ни сказала сейчас – этот человек все вывернет в свою пользу. Самое лучшее, что я могу сделать – молчать. Молчать и думать, постараться что-то понять, сообразить, что можно говорить, а чего не стоит до того, как мы окажемся на официальном допросе. При этой мысли внутри все смерзлось. Представителей нижних сословий можно допрашивать с пристрастием. Нет, не буду думать об этом. Не сейчас. – Я не покушалась на жизнь барона Вернона. Это все, что я могу сказать. – Что ж, разберемся. Собирай вещи и поехали. – Что я могу взять? – прошептала я. Голос не слушался, а взгляд почему-то приклеился к каменному лицу Оливии. Если она мне не верит, то никто не поверит. И Родерик… Нет, не думать об этом, а то разревусь. – Смену белья и одежды, кружку, миску и ложку, – оттарабанил плешивый. – Шаль и теплые чулки. – Письменные принадлежности? – подала вдруг голос Оливия. Я обернулась к ней. – Ну хоть ты-то мне веришь? Оливия не ответила. Я стиснула зубы, чтобы не разреветься. – Не знаю, зачем письменные принадлежности простолюдинке, но можно их взять, – кивнул плешивый. – Учебники можно? – спросила я, чтобы хоть о чем-то спросить. Чтобы можно было думать о разной ерунде, а не о том, что мне конец. Тут же обругала себя. Учебники библиотечные. Возьму хоть конспекты. – А ты собираешься учиться дальше? – ухмыльнулся третий, серый и неприметный, что до сих пор молча записывал. – Да. Я ни в чем не виновата. Трое никак не отреагировали. Привыкли, похоже, что все кругом не виноватые. – Все выкладывай сюда, мы проверим, – сказал главный. Я молча вытащила из недр шкафа свою старую сумку – тот холщовый вышитый мешок, в котором меня подбросили на порог приюта. Брать с собой в тюрьму новую и дорогую было жалко – вдруг пропадет? Эту тоже было жалко, возможно, единственная память о матери сгинет… Ох, да о чем я! Как бы самой не сгинуть! Носатый тщательно прощупал все швы на сумке, кивнул и вернул мне. Точно так же они перещупали все мое исподнее – как я ни старалась на это не смотреть, не получалось. – Пойдем, – сказал, наконец, плешивый. В дверях я обернулась, вцепилась в косяк. – Корделия была у нас вечером и лазила в шкаф. Оливия, ты помнишь! Подтвердишь, если что? Меня грубо пихнули в спину, выталкивая в коридор. Оливия промолчала. Глава 2 Половина комнат нашего этажа оказалась открытой. Тут и там в дверях торчали головы, и я не знала, куда деваться от стыда под прицелом десятков любопытных глаз. Даже если я каким-то чудом сумею оправдаться, слухи все равно пойдут. Будут потом тыкать пальцами – вон та, которую в тюрягу утащили. За что? Да неважно за что, взяли, значит виновата. Хорошо хоть девушки с нашего факультета, с которыми я перезнакомилась, жили на втором этаже, одну меня занесло на третий. Хотя какая разница, все равно и наши узнают. А потом и Родерику донесут. При этой мысли захотелось провалиться сквозь землю. Даже если меня каким-то чудом выпустят и удастся вернуться в университет, не решит ли он, что ему незачем связываться с преступницей? Не о том я думаю, совсем не о том. Отвернется ли от меня Родерик или нет, пока неизвестно, и это не будет иметь никакого значения, если мне не удастся убедить дознавателей, а потом и судью в своей невиновности. Но как их убедить, если даже Оливия мне не поверила? – Ногами быстрее перебирай! – Плешивый грубо пихнул меня в спину, сбивая с мысли. Мы вышли в университетский парк – хвала всем богам, сегодняшний день оказался свободным от учебы, и почти все еще спали. Редкие студенты, зачем-то прогуливающиеся в такую рань, глядели на меня, окруженную тремя стражниками, с удивлением. Неужели меня так и поведут до самого дворца правосудия? Мелькнула дурная мысль – сбежать. Сперва от стражников, потом из города. Затеряться: мир большой, и в нем наверняка полно мелких белобрысых девчонок вроде меня. Да, придется попрощаться и с университетом, и с надеждой на лучшую жизнь, но если альтернатива – каторга ни за что? Рвануть вон хоть в те кусты, долететь до полигона, сквозь него и через ограду… – Не рыпайся, – сказал плешивый, точно угадав мои мысли. – Бегать не буду, много чести. Клинком в спину запущу, запишем сопротивление при задержании, и вся недолга. Родственникам тело выдадим. – У меня никого нет. – Значит, за казенный счет похоронят. Я промолчала. Двое, что шли рядом, взяли меня под локти, будто не были уверены, что увещевания плешивого подействовали. – Пустите, – буркнула я. – Не побегу. Не помогло. Так, под белы руки, меня протащили по городу до самого дворца правосудия. Не знаю, правда ли каждый встречный глазел мне вслед, но казалось, именно так. Нужно было бы обдумать, как буду выкручиваться, а у меня в голове не осталось ни одной мысли, все вытеснил стыд. Все силы уходили на то, чтобы не расплакаться. Я же ни в чем не виновата, а меня волокут под конвоем, как преступницу! Дворец правосудия считался шедевром архитектуры: колонны, лепной портик, белый мрамор фасада, символизирующий чистоту правого дела, гранитная лестница к парадному входу. Я парадной лестницы не удостоилась. Все так же под руки меня провели в неприметную дверь в торце здания. Дальше – сквозь коридор, выкрашенный в зеленый оттенок, на задний двор, где, скрытая дворцом, стояла следственная тюрьма. Когда стена из красного кирпича заслонила солнце, я сглотнула ком в горле. Выйти-то я отсюда выйду, да только вряд ли на свободу, скорее – в пересыльную тюрьму и потом на каторгу. Какая-то часть меня твердила, что отчаиваться рано, что я невиновна, нужно только подумать, найти правильные слова и убедить судью. Другая злобно хихикала над первой. Чьим словам скорее поверят – барона или простолюдинки? А если Бенедикт нашел и подкупил студентов, готовых лжесвидетельствовать в его пользу? Кто вступится за меня? Оливия? Но даже если она и захочет – не сможет не покривив душой заявить, будто не отходила от меня весь вечер. Родерик? Его вообще не было на том балу. Близнецы? Они заводили новые знакомства. Зато им придется рассказать, как они волокли меня пьяную домой – и после этого ни одному моему слову не поверят. Скажут, даже если и не вру, просто не помню с перепоя, что натворила. Разве редко в пьяном угаре дерутся или убивают? Меня провели еще по одному коридору, когда-то беленому, а теперь серому, в комнатушку с зарешеченным окном, таким грязным, что солнечный день по ту сторону казался сумерками – а может, это просто для меня весь мир погрузился в сумерки? Стражник средних лет перетряхнул мою сумку, прощупав каждый шовчик – как будто до него это сделали плохо. – Стой смирно, руки в стороны, – велел он и огладил мои плечи. Я дернулась. – Что вы делаете! – Стой смирно! – рявкнул он. – Сдалась ты мне, сиськи у вас у всех одинаковые! И прежде, чем я успела рот открыть, добавил: – А будешь рыпаться, доиграешься до полного досмотра. Знаешь, что это такое? Нет, и не хочу знать. Впрочем, на самом деле стражник и не ждал моего ответа. – Парней позову, чтобы раздеть помогли, и все, что на тебе было, перетрясу, а потом между ног загляну. Я застыла, не в силах поверить, что это происходит со мной. – Вот так-то лучше, – проворчал он. – Протащишь в камеру шило да пырнешь кого, а кто отвечать будет? Скажут, Бен недоглядел. Так что стой смирно, девка, не нарывайся. Телеса мне твои ни к чему, но работа есть работа. Меня затрясло, закружилась голова. Стражник, наконец, перестал меня ощупывать, выпихнул в коридор, где два незнакомых надзирателя снова повели куда-то. Коридор, лестница вверх, еще коридор с рядами железных дверей. По команде я встала лицом к стенке, проскрежетал засов, меня втолкнули в дверь, и она захлопнулась. В нос ударил запах давно не мытых тел, аж слезы на глаза навернулись. Стараясь дышать как можно реже, я огляделась. Прямо напротив двери светлело окно, перечеркнутое решеткой, два женских силуэта на его фоне казались черными. Под окном – нары вдоль всей стены, одни на всех. Я сморгнула, привыкая к освещению, наконец разглядела остальных «постоялиц». Шесть женщин, все старше меня, а, может, они только выглядели старше. Одежда на всех выцветшая, заношенная, словно прошедшая сквозь несколько рук. Наверное, так оно и было. Господа часто дарят старую одежду слугам, те потом отдают ее бедным, и дальше, и дальше… вон то платье с вытканными цветами когда-то было нарядным. Волосы у всех немытые, у некоторых и нечесаные. Неужели я стану такой же за время пребывания в тюрьме? Стану. Немытое тело пахнет не розами, и я ничем не отличаюсь от других. Меня замутило. – Какую цацу к нам привели, – женщина в платье в цветочек сползла к краю нар, разглядывая меня. Остальные тоже зашевелились, задвигались, рассаживаясь и занимая все свободное место. Не знаю, чего они ждали – то ли что я начну упрашивать, то ли что сяду на пол. Я отошла от двери на шаг, замерла, прижимая к груди сумку со своими вещами. Надо было подумать, что-то сказать, попробовать найти с этими женщинами общий язык – кто знает, сколько я тут пробуду – но ни одной мысли не было в голове, их вытеснило отчаяние. У меня нет родных, чтобы похлопотать. Только однокурсники, Оливия и Родерик. Станут ли они напрягаться, или покачают головой и забудут о моем существовании? – Да еще и в штанах, – поддакнула «цветочку» ее соседка. – Что-то я среди наших такую не помню. – Не похожа она на уличную, и что в облаву попала, не похоже. Поди из дорогого борделя, – фыркнула третья. – За что тебя, клиента обчистила? – Ни за что, – огрызнулась я. Женщины заржали. – Ну да, все мы тут ни за что, – отсмеявшись, сказала та, что в цветочек. Склонила набок голову, разглядывая меня. – Ишь, чистенькая. Думает, она тут лучше нас. Слышите, девчонки, эта невинная овечка считает, что она лучше нас! Снова смех. Я стиснула зубы. Молчать. Не нарываться. Да, у меня есть магия, и я раскидаю жриц любви за пару мгновений, но что дальше? Невозможно быть все время начеку, невозможно никогда не есть и не спать, рано или поздно меня достанут, и никакая магия не спасет. – И одежка хорошая, – вторая, зайдя сбоку, бесцеремонно пощупала полу моего кителя. – Поди и в сумке что хорошее есть. Я отступила, уперлась лопатками в дверь, что есть силы сжимая сумку. – Дай сюда по-хорошему, – велела «цветочек». – Ты себе еще купишь. Я покачала головой. – Лучше не лезь. – Не нарывайся, детка. Нас много, ты одна. Да, их много, а я одна. Но мои вещи уже перетряхнули грязными руками. Хватит. – Лучше не лезь, – повторила я. Надежда решить дело миром таяла, но я должна была попытаться. – Там нет ничего ценного. – Может, для знатнючьей подстилки и нет ничего ценного, а мы – девушки неприхотливые, нам все сгодится, – подошла ко мне ближе третья. Резким рывком вцепилась в сумку, дернула. Затрещала ткань. Единственная моя память о матери. Я выпустила свою вещь и безо всякой магии двинула в нос «цветочку», что стояла ближе всех. Она отшатнулась, вскрикнув. Не дожидаясь, пока опомнится она и остальные, я ударила в живот ту, что отобрала у меня сумку, выхватила ее из ослабевших пальцев, закинув лямку себе на плечо. Третья сама шарахнулась от меня, и я не стала ее бить, но с нар соскочили еще трое, да и «цветочек», опомнившись, размахнулась. Я выставила щит. Вязкий, самый простой. Кулак «цветочка» влетел в него и застрял, не коснувшись меня. Она дернулась раз, другой и заверещала. Ее вопль подхватили остальные. Перекричать их не стоило и стараться, и я выпустила магию. «Цветочек» потеряла равновесие, плюхнулась на пол. Зря я надеялась, что освободившись, она заткнется – вопли стали еще громче. В следующий миг я поняла, что она смотрит не на меня, а за мою спину, но прежде, чем успела развернуться, меня ударило по затылку. Искры посыпались из глаз, за первым ударом последовал второй – поперек лопаток – и еще один, по плечу. Я развернулась, вскинула руки, закрываясь, но от очередного удара дубинкой рука повисла плетью, а следующий – в висок – просто свалил меня на пол. Меня подхватили, куда-то поволокли. В голове звенело, перед глазами плыло, и никак не получалось встать на ноги – впрочем, способна ли я идти, не интересовало никого, кроме меня. Снова проскрежетала дверь, меня втолкнули в какую-то темную каморку. Силуэт стражника заслонил свет. – Принес? – Да. Что-то холодное коснулось шеи. Щелчок! Я закричала – показалось, будто череп распирает изнутри, выдавливая наружу глаза, барабанные перепонки. На какое-то время перестало существовать все, кроме боли. Но, похоже, длилось это недолго, потому что, когда я снова смогла слышать и видеть, дверь еще не захлопнулась. – Почему сразу блокатор не надели? – Быдло, кто ж знал? Я нервно хихикнула – в самом деле, кто ж знал, что у студентки боевого факультета окажется магия. Задохнулась от тычка торцом палки в грудь, свернулась на полу. – Ничего, посидишь в карцере – успокоишься, – сказал тот же голос, что спрашивал, почему не надели блокатор. Захлопнулась дверь, оставив меня в полной темноте. Встать удалось не сразу – болело все тело. Но подниматься пришлось – каменный пол был ледяным. Кое-как выпрямившись, я повертела головой туда-сюда, поднесла к лицу ладонь с растопыренными пальцами. Тьма не изменилась, как будто света здесь вовсе не было. Шагнула, выставив перед собой руки, и взвизгнула, когда пальцы коснулись ледяной склизской стены. Шаг в другую сторону – стена, такая же мерзкая на ощупь. Меня затрясло. Я обхватила руками плечи, съежилась на корточках. Согреться не вышло. Сырой камень тянул из меня тепло, кажется, вместе с жизнью. Я всхлипнула, ткнувшись лбом в колени. Может быть, это просто кошмар с перепоя? Может быть, я проснусь? Но все было слишком реальным для сна. Болело тело – будто на нем живого места не осталось, онемели ноги от сидения на корточках, а когда я попыталась встать, это оказалось так больно, что слезы полились градом. Нет, это не сон. Все по-настоящему. Я одна в промозглой темноте. Без магии. Может быть, еще есть надежда? Может, Оливия расскажет госпоже Кассии, а та попросит мужа? Может быть, у Родерика найдутся влиятельные знакомые, если он захочет за меня заступиться. Может быть. Нужно просто подождать, и я ждала. То опускалась на корточки, то снова поднималась, пыталась прыгать, чтобы не замерзнуть. Понять, как быстро течет время в кромешной мгле, было невозможно, зато силы утекали слишком быстро. И когда иссякли они, пропала и надежда. Оливия не поверила мне, а Родерик… кто я ему? Просто очередная смазливая девчонка. В ледяной темноте я осталась одна. Глава 3 Родерик «Вставай! Вставай, человек!» Родерик, застонав, натянул на голову одеяло, хоть и знал, что не поможет. Никому еще не удавалось скрыться под одеялом от собственного сна. Ему снова снился Сайфер. Когда-то дракон появлялся в его снах часто, каждый раз бередя рану от потери. Потом перестал, но в последние недели сны вернулись и стали совсем другими. Он никогда не видел Сайфера со стороны – трудно увидеть того, чьими глазами смотришь и на чьих крыльях летишь. И в тех, первых снах, он был в драконьем теле. А сейчас разум, точно издеваясь, подсовывал вид со стороны. Вид на статую дракона. Искусно сделанную, почти настоящую, но все же статую. Родерик прекрасно понимал, что его уверенность, будто эта статуя —Сайфер, тоже просто навеяна сном. И все же в душе, там, где после ухода дракона никак не хотела заживать черная дыра, начинало ныть. Мало того, рядом с драконом всегда была Нори. Когда задумчивая, когда веселая; то спала, свернувшись клубочком под огромным боком, точно котенок, то о чем-то оживленно рассказывала. Там, во сне, Родерик многое бы отдал, чтобы услышать разговор, а не его отголоски. Проснувшись, он понимал, что и это было лишь сном, порождением его разума, не желающим расставаться с девушкой ни ночью, ни днем. Он прекрасно помнил собственные мысли в день знакомства. Умненькая, но плохо образованная, милая, но чересчур уж непосредственная. Сейчас он видел, как она вгрызалась в знания, как старательно училась держать себя в руках, а заодно множеству мелочей, что люди его круга впитывают с молоком матери, и понимал, что первое его впечатление, хоть и было верным, не отметило главного. В восемнадцать красива каждая вторая девушка, а если не красивая, так миленькая. С умными хуже, но и таких хватает. Нори была личностью. Впрочем, спроси кто Родерика, что он нашел в ней – не стал бы ни разговаривать, ни объяснять. Просто Нори была… Нори. Его единственная. Его наваждение, не отпускавшее ни днем, ни ночью. «Проснись, человек! Проснись, пока я не вышвырнул тебя в окно, чтобы уж точно разбудить!» – Напугал ежа голым задом, – проворчал Родерик, приоткрывая один глаз. – Ты в комнате-то не поместишься. Сосед мирно спал, укрывшись куполом тишины и темноты. А ему-то самому какого рожна не спится, сегодня ведь нет занятий? – Дик! – долетел едва слышный сквозь оконное стекло девичий голос. – Дик! Ему ответил мужской, куда громче. – Чего орешь с утра, оглашенная! – Да не тебе! Дик! Родерик! Он подлетел над постелью. Диком его звали немногие, и только одна из этих немногих сейчас была в университете, и она бы не стала… Распахнув окно, он высунулся по пояс. Холодный утренний воздух обдал тело, и только сейчас Родерик вспомнил, что спал без рубахи. Но Оливии оказалось все равно. – Ну наконец-то дозвалась. Дик, ты мне очень нужен! Родерик не мог даже представить ситуацию, которая заставила бы чинную и хорошо воспитанную графиню Сандью кричать под окнами вместо того, чтобы дождаться, когда мужское общежитие откроется, и попросить вахтера позвать нужного человека. – Сейчас спущусь. Он торопливо натянул одежду, слетел по лестнице. – Что случилось? – спросил он у Оливии. Ее непокорные кудряшки сейчас торчали в разные стороны, наспех сколотые парой шпилек, лицо побледнело. Как бы ни старалась девушка скрывать эмоции, выглядела она встревоженной. – Мне нужен портал домой. Нужно поговорить с отцом. Немедленно. – Что случилось? – повторил Родерик, внутренне холодея. Нет, не может быть чтобы что-то случилось с Нори. Он просто только что думал о ней, и разум еще… «Да, – прорычал дракон. – И я разнесу дворец правосудия по камешку, если…» «Сайфер»? – оторопел он. Не сон? – Дик, – охнула Оливия, заглядывая ему в глаза. Озадаченно моргнула. – Показалось. Он сжал кулаки, заставил себя опустить веки. Значит, не примерещилось. Не примерещился Сайфер. Значит, не примерещился и страх Нори. И волнение Оливии, которое он ощутил не так четко, но все же уловил. – Что с Лианор? – Откуда ты знаешь, что дело в ней? Эта манера отвечать вопросом на вопрос, подхваченная подругой от матери, раздражала Родерика и в более спокойные моменты, а сейчас и вовсе хотелось зарычать. Он взял себя в руки. – Догадался. – Так это ты тот парень, что задарил ее артефактами? – Я, – не стал отнекиваться он. – Что с ней? «Сайфер»? «Откуда мне знать, если истинная связь не установлена? Ей страшно и плохо – это то, что я чую». Тогда откуда он знает про Дворец правосудия? Впрочем, неважно. Нори арестовали? За что? Она ведь мухи не обидит. Поправка – не обидит, если ее не задирать. Неужели кто-то вывел девушку из себя настолько, что она серьезно кого-то покалечила, а то и, не ровен час… Нет. Нельзя строить предположения, пока нет фактов. – Значит, к тебе она бегала вечерами. Я тебя сама убью, вот только разберусь… – Оливия резко выдохнула. – Извини. Это подождет. Сделай мне портал. Если тебе не совсем на нее наплевать… Не совсем наплевать? Родерик заставил себя успокоиться. С точки зрения Оливии все и в самом деле выглядело очень некрасиво: парень его положения мог увиваться за простолюдинкой только с одной целью. – …оставайся, я буду рассказывать отцу, послушаешь. Не хочу тратить время, повторяя дважды. Не расспрашивая больше, Родерик сотворил портал. Он хорошо помнил ориентиры: дом Сандью был одним из немногих, куда он мог завалиться в любое время суток безо всякого повода. Где рады были ему самому, а не его знакомствам и родственным связям. Они вышли из портала у самой двери дома, скрытой густыми садовыми зарослями. Оливия коснулась косяка, и дверь сама распахнулась. В вестибюле словно из ниоткуда вырос лакей, поклонился. – Мне нужно немедленно увидеть папу, – безо всяких предисловий заявила Оливия. – Его сиятельство изволит почивать. – Я знаю. Разбуди его, пожалуйста, скажи, что я очень просила. И предупреди, что у нас гость. Лакей с поклоном удалился, а Оливия потянула Родерика в малую гостиную. За руку, как в детстве, когда, набедокурив, она просила его «постоять рядом», чтобы родители не распекали слишком сильно. Ее держали в строгости. Хотя Родерик был уверен, чета Сандью обожала свою старшую дочь. Как, впрочем, и остальных детей. – Папе сегодня не на службу, в такие дни он еще спит в это время, – сказала Оливия, устраиваясь в кресле. – Подождем немного. Родерик, без приглашения сел в другое. – Нори арестовали? – Страх обжег, словно спросив вслух Родерик превратил предположения в реальность. «По камешку! И залью все огнем», – взревел Сайфер. «Уймись! – рявкнул на него Родерик. – Держи себя в руках!» «У меня нет рук!» «Значит, держи себя в лапах! Так ты ничем ей не поможешь! Мы с тобой однажды уже поддались эмоциям, и чем это закончилось?» «Это ты поддался эмоциям!» «Хорошо, я поддался, эмоциям. Значит, не повторяй моих ошибок, о, мудрый дракон». Сайфер взрыкнул, уловив сарказм, но – о чудо – заткнулся. Оливия затеребила черный бархатный ридикюль. – Откуда ты… Только не говори маме. Она расстроится. Естественно, расстроится. Родерик и сам расстроился. Если это можно так назвать – ни в одном известном ему языке не было слов, чтобы описать состояние, когда сходишь с ума от беспокойства за девушку, которая тебе очень дорога; в голове сидит дракон, готовый начать бесноваться в любую секунду, а человек пытается совладать и с ним, и с собой, сохранив способность мыслить трезво. Ему очень нужна будет эта способность в ближайшие часы, и как жаль, что у них с Сайфером не нашлось времени притереться друг к другу. Как и когда дракон пришел к нему – и вскоре покинул. – Здравствуй, Родерик. Кассия улыбнулась ему, стоя в дверях. Он поднялся, приветствуя хозяйку дома. Та жестом велела сесть снова. – Мы соскучились по тебе. Она обернулась к дочери, та опустила голову. Родерик знал это выражение провинившейся девочки. Кассия покачала головой. – Оливия, объясни, пожалуйста, почему я узнаю от слуг, что ты дома. И что именно нельзя мне говорить, иначе я расстроюсь? Оливия порывисто шагнула к матери, обняв ее. – Я тоже скучала, – шепнула Кассия, прежде чем выпустить ее из объятий. Добавила строже: – Но я настаиваю… – Мам, я все расскажу. – Оливия снова затеребила сумочку. – Вечерний ридикюль к утреннему платью… – задумчиво проговорила Кассия, устраиваясь на диване. – Что тебя так взволновало? – Нет, я специально взяла его. Я все расскажу, правда, только давайте дождемся папу, и я все… – Поняла, – не дала ей договорить мать. – Хоть один из вас завтракал? Она кивнула сама себе, не дожидаясь ответа. Потянула за шнур, висевший у дивана. Через несколько минут появилась служанка, неся на подносе блюдо с булочками, масленку и все необходимое для чая. Кассия сама разлила его в кружки. – Угощайтесь. Оливия замотала головой, заметно было, что ей кусок в горло не полезет. Сам же Родерик, к собственному изумлению, обнаружил, что жутко голоден несмотря на то, что в это время должен был носиться по полигону… или благополучно спать перед завтраком в первый с начала года свободный от учебы день. Булочки оказались горячими, масло так и таяло на них. «Как ты можешь жрать!» – взбеленился Сайфер. «Могу и буду. Это ты у нас создание чистой магии, а мне, чтобы думать и действовать, нужно есть. Поэтому не мешай, если не хочешь выслушать лекцию по биохимии и функциям мозга». Родерик почти хотел, чтобы Сайфер продолжил ворчать – тогда пришлось бы выполнять обещание и читать лекцию. Появился бы повод отвлечься, чтобы с ума не сойти от тревоги, и мерное взрыкивание дракона спокойствия не добавляло. Родерик почти видел, как Сайфер лупит хвостом, будто рассерженный кот. Оливия кусала губы и вертелась в кресле. Замирала на несколько мгновений, встретив внимательный взгляд матери, и снова начинала ерзать. Это так не походило на ее обычную сдержанность, что и Родерик начал заражаться ее волнением, как будто мало было его собственного. Если Нори арестовали, значит, речь идет о каком-то серьезном преступлении. Что она учинила на посвящении? Почем он, олух такой, ее не встретил? Смущать не хотел – мало ли, кто-то соберется провожать… «Наша!» – взревел дракон. «Наша, – согласился Родерик. – Но она не в темнице…» «Она именно там! Сколько можно ждать!» Да что же Лерой так долго собирается, не из-за него же, Родерика! Он частый гость и почти член семьи, и простит, если хозяин дома явится небритым – при этой мысли Родерик потер подбородок, мысленно ругнулся, когда щетина кольнула пальцы. Словно почуяв его мысли, наконец, появился хозяин дома в шелковом домашнем кафтане. Так же, как и Кассия, остановил поднявшегося гостя, и в следующий момент Родерику самому пришлось жестом просить не кланяться ему. – Так по какому поводу ты перебудила весь дом? – добродушно поинтересовался граф, устраиваясь на диване рядом с женой. Оливия подалась вперед. – Сегодня утром в нашу комнату пришли представители сыскной управы и арестовали мою соседку, Лианор Орнелас. – Она виновато глянула на мать. – Я не хотела тебя… Кассия жестом остановила ее. – Я действительно расстроена, но мои переживания подождут. Продолжай. – Обвинив в попытке отравить Бенедикта Вернона. Родерик медленно, очень медленно поставил на столик перед собой чайную пару. Нельзя швырять посуду в стену и кричать. Пусть Сайфер кричит, что это наглая клевета, ему можно, его никто не слышит. Кассия нахмурилась, покачала головой. Граф подался навстречу дочери. – Вероятно, для этого были основания. Ты же не пришла ко мне просить совершить должностное преступление? Глава 4 – Нет, я прошу тебя разобраться. Но прежде всего… Простолюдинку могут допросить с пристрастием. Родерик похолодел. Пожалуй, разнести по камешку дворец правосудия – не такая уж плохая идея. «А я что говорил!» – взревел Сайфер. Если ее хоть пальцем коснутся… – Родерик… Ваше… – выдохнул граф, глядя на него так, словно в кресле появилась изначальная тварь. – Благородие, – машинально поправил его Родерик. Проследил за его взглядом и оторопел – на руках проступили очертания чешуи, а ногти превратились в самые настоящие когти, впились в дерево. – Прошу прощения, я… Он заставил себя выровнять дыхание, вспомнить, где он находится. Ощутить кресло под собой, пол под ногами, тепло чая в животе. Руки снова стали нормальными, только на подлокотниках остались глубокие царапины. – Прошу прощения, – повторил он. – Надеюсь… – Перестань, – мягко сказала Кассия. – Здесь все свои. Но все же взгляд ее сказал совсем другое. «Что тебе до этой девушки» – безмолвно вопросил этот взгляд, и Родерик отвел глаза. Он сам говорил себе это много раз. Он ведет себя, как последний подлец, привязывая к себе девушку, которой не может ничего обещать. «Только попробуй от нее отказаться!» «Сайфер, заткнись!» Но он ничего не мог с собой поделать. – Я понял тебя, – Лерой снова обратился к дочери, точно и не было предыдущего замешательства. – Но ты все же пытаешься убедить меня совершить должностное преступление, вмешавшись в ход разбирательства. – Я не прошу тебя вмешиваться! То есть прошу… сделай так, чтобы ее пока просто допросили. На словах. – Я давно говорила Робину, что допросы с пристрастием и телесные наказания – пережитки былой жестокости, от которой нужно отказаться, – сказала Кассия. – Пожалуй, я снова поговорю с ним об этом сегодня. Но законы не принимают за четверть часа. Если Лианор узнает о том, каких людей… «И драконов!» «Ты что, рассказал им?..» Давненько Родерик не чувствовал себя так глупо. «Ты забыл, что у драконов общая память?» Даже не помнил толком никогда. О таких вещах не пишут в учебниках. О чем-то родители, конечно, упоминали, но далеко не обо всем. И все же, если Нори узнает, ее удар хватит. Значит, она не узнает. Только бы вытащить ее оттуда. Законно. Полностью оправдав. Чтобы комар носа не подточил. Чтобы она спокойно доучивалась без пятна в личном деле и слухов о том, что влиятельный любовник покрыл ее преступления. А если не получится… «По камешку!» «Уймись!» – Или отложили допрос из-за выходного или еще чего-то, – продолжала Оливия. – У дознавателей нет выходных, – покачал головой граф. – Тем более, если речь идет о покушении на Вернона, пусть даже младшего. Весь свет знает, как вы с мамой относитесь к баронессе… – Она первая начала! – И сделают вполне закономерный вывод: я затягиваю разбирательство из желания отомстить старшему барону. – Вот-вот, кто-то тоже сделал вывод, что Лианор отравила Бенедикта, потому что они подрались за день до начала учебы! – воскликнула Оливия. – И теперь она в тюрьме, и ей грозит допрос с пристрастием. Только потому, что кто-то сделал вывод! – А ты так уверена, что твоя соседка невиновна? Ты часто очаровываешься людьми прежде, чем узнаешь их как следует. – Лианор – моя воспитанница, и попытка кого-то отравить очень на нее не похожа. Отравление – продуманная и заранее подготовленная подлость исподтишка. Лианор скорее ударит, в худшем случае пырнет ножом, но вряд ли отравит, – сказала Кассия. Граф постучал пальцами по подлокотнику. Посмотрел на Родерика. – Ты здесь, чтобы поддержать Оливию, или у тебя свои интересы? – Свои интересы, – не стал врать он. – Дюжина дней – не слишком долгое знакомство, но я тоже уверен, Лианор не стала бы травить Бенедикта. Даже за то, что он избил ее, сломав ключицу. Лерой снова замолчал. Родерик ждал, зная, что давить на него бесполезно – можно лишь убедить, а потому лучше придержать язык. «И не надо ни на кого давить. У Ирмы есть идея». Если у драконицы есть идея, значит, родители действительно знают и… Родерик на миг ощутил себя подростком, которого отец застал с девушкой в самый неподходящий момент. Интересно, многое ли Сайфер сообщил драконам? И насколько личное это «многое»? Додумывать мысль не хотелось. «Нор-ри наша! Наше сокровище, не общее!» «Значит, не все?» «То, что наше, остается нашим. Ты же не знаешь, как император с женой…» «Сайфер, заткнись!» Обнаружить, что он способен смущаться, как мальчишка, было странно и очень неловко. Потом. Обдумывать это он будет потом. – Вам не нужно совершать должностное преступление, – сказал Родерик. – Императрица славится заботой о сирых и убогих. И сегодня она вдруг осознала, что совершенно упустила из виду заключенных. Конечно, большинство из них виновны, но и преступники – люди, заслуживающие человеческого обращения. – Если не считать допросы с пристрастием, – улыбнулась Кассия, а Лерой схватился за голову. – Мелани намеревается посетить дворец правосудия? Родерик, неужели ты с утра успел… – Да, дворец правосудия, в том числе камеры и подвалы, – кивнул он. – Нет, я еще не разговаривал. Но драконы многое узнают сами до того, как люди успевают переговорить. – Тогда подождите немного, – сказал граф, поднимаясь с кресла. Сквозь неплотно прикрытую дверь было слышно, как он требует к себе секретаря. – Отец знает? – негромко поинтересовалась Кассия. – Я не докладываю ему о своих увлечениях, – огрызнулся Родерик. – Я о драконе. Скрыть дракона от других драконов невозможно, но людям об этом никто не рассказывал. Призвать дракона, пока жив император, считалось преступлением и приравнивалось к государственной измене. – Знает. Это давняя история. – Примерно того же срока, что и… – влезла Оливия и осеклась. – Прости, это не мое дело. – Лианор не могли арестовать, чтобы надавить на тебя? Точнее, через тебя – на твоего отца? – так же негромко спросила Кассия. Родерик похолодел. – Не должны, – он подумал, повторил уже уверенней: – Не должны. Я никому в университете не говорил, кто я на самом деле. – Кто-то мог просто узнать тебя в лицо. – Я слишком давно лишился титула и не мелькал при дворе, чтобы меня помнили. Возможно, ректор знает. Кто еще? Декан? Вряд ли. Это у Родерика все увиденное во время того прорыва, кажется, навсегда отпечаталось в памяти, а Рейту явно было не до него. К тому же Родерик тогда не орал во всеуслышание о том, кто он. – И я бы хотел, чтобы и дальше никто в университете не знал, кто я, – продолжал он. – Особенно Лианор. – Да, она разумная девушка, и разорвет отношения, едва узнает, – задумчиво кивнула Кассия. «Только попробуй ее отпустить!» «Без хвостатых разберусь!» «Я крылатый!» «Без крылатых тоже!» – Как мило, что вы уже все решили за нас обоих, – не удержался Родерик. Кажется, понятно в кого Сайфер так стремится оставить последнее слово за собой. – Да, ты прав, это сейчас не тема для обсуждения. Но если Лианор придет ко мне за советом, я скажу все, что думаю по этому поводу. Не раскрывая твоей тайны. – И я тоже, – поддакнула Оливия. Вернувшийся граф прервал их разговор. – Поручил секретарю передать во дворец правосудия о «внезапном» визите. А заодно узнать, кто дознаватель, и придумать, почему именно он должен особенно усердно заниматься подготовкой. Хотя сегодня всем будет не до допросов. А теперь… Оливия, рассказывай. С самого начала, во всех подробностях, и постарайся доказать, что твоя уверенность в невиновности соседки вызвана не только симпатией к ней. Оливия свела брови к переносице. – Пожалуй, я лучше начну с конца. Сегодня утром нас с соседкой разбудили люди из сыска. – Из сыска, или представившиеся сыском? – переспросил граф. – Я проверила документы. Если это и подделка, то слишком хорошая, чтобы я могла ее обнаружить. С магическими печатями. Магические печати тоже можно подделать, но стоило это недешево. Вряд ли кто-то потратится так сильно, чтобы насолить простолюдинке. Нанять полдюжины головорезов, чтобы «проучить», вышло бы куда дешевле. – Лианор обвинили в отравлении Бенедикта. Во время обыска у нее в шкафу нашли пузырек с крысиным… – Оливия осеклась. – Пузырек, на этикетке которого было написано: «крысиный яд». Содержимое при мне не проверили. Кассия покачала головой. На ее лице отчетливо читалось то же самое, о чем думал Родерик: Нори не дура. Если бы она в самом деле решила отравить Бенедикта, то от яда избавилась бы сразу же, как сделала дело. – В кармане ее парадного мундира обнаружили сверток пергаментной бумаги с белым порошком. Анализ при мне не проводили, а я свои услуги, само собой, не предлагала. – Зря, – сказала Кассия. – Сейчас мы знали бы точно. И были бы уверены, что порошок не подменили… – Хорошего же ты мнения о моих подчиненных, – усмехнулся Лерой. Кассия пожала плечами. – Люди бывают разные. Тебе ли не знать. – Лианор, кажется, и так решила, что я не на ее стороне, – вздохнула Оливия. – Она разумная девушка, и рано или поздно все поняла бы, – успокоила ее мать. – Продолжай. – Еще они пытались осмотреть сумку, – Оливия встряхнула ридикюль. – Но я не позволила лезть в мои вещи. Однако, когда они ушли, я заглянула туда и обнаружила вот это. – Она вытащила из сумочки маленький сверток пергаментной бумаги с чем-то белым внутри. – Можно? – Кассия протянула руку, глядя не на дочь, а на мужа. Тот задумчиво кивнул. Кассия капнула на ладонь воды из чайника, бросила несколько крупинок порошка, растерла в руках. – Мышьяк. Ты ведь убедилась в этом, правда, прежде чем бежать к отцу за помощью? Оливия кивнула. Не хочет же она сказать, будто Лианор подбросила яд и в ее вещи, чтобы потом попытаться обвинить соседку? Родерик едва сдержался, чтобы не спросить об этом вслух. – Получается, ты утаила вещественные доказательства, – сказал граф. – Получается так. С этим ридикюлем Лианор вчера была на балу, я дала ей его на вечер. – Ты упоминала парадный мундир, – нахмурился Лерой. – Дамские сумочки не носят с парадными мундирами. Оливия кивнула. – Она надела парадный мундир и накинула поверх него иллюзию бального платья. Артефакт. – Такой артефакт должен стоить хороших денег. Откуда они у простолюдинки? – Я подарил ей этот артефакт, – сказал Родерик, мысленно ежась под взглядом хозяйки дома. – Это слишком дорогой подарок, Родерик, – медленно сказала Кассия. «Пусть не лезет! Нори наша!» «Кассия беспокоится о ней. Уймись!» – Я сделал его сам, поэтому разговор о цене неуместен. Но взгляд Кассии не стал мягче, и Родерик понял, что молчать она действительно не станет. Скажет все, что думает, и Нори, если та придет за советом, и ему самому, не спрашивая, нужно ли ему ее мнение, ведь он не воспитанник, а практически член семьи. Но все же этикет позволял принимать подарки, сделанные собственными руками, и Родерик цеплялся за это, точно за спасительную соломинку. Всего лишь стальная проволока, стекляшка и его магия, и лучше не думать, сколько получившийся артефакт стоил бы, окажись он в лавке господина Тоби. Ему так приятны были искренняя радость Нори, ее восхищение, что он совершенно потерял чувство меры, одаривая ее. Нет, Родерик по-прежнему не считал, будто делает что-то выдающееся, или будто его подарки к чему-то обяжут девушку. Только люди, узнав о них, сделают свои выводы, которые лягут пятном на ее репутацию. Ему следовало сообразить это с самого начала. Оливия тем временем продолжала: – Она до самого последнего момента не показывала мне этот артефакт, и я очень удивилась, увидев платье. У Нори… Лианор не было к нему украшений, и я одолжила свои. Я дала ей ридикюль, взяла под руку, и мы вышли тут же. У нее просто не было времени положить в него хоть что-то, даже ключ от комнаты. Однако утром в сумочке оказался яд. Глава 5 – Она могла переложить в нее мышьяк из кармана уже на балу. Взяла с собой несколько порций, разложила по нескольким местам, чтобы удобнее было достать, – возразил граф. – Лезть в карман мундира сквозь иллюзию юбки под десятками взглядов? Комнат для отдыха дам там не обустраивали. В хороших домах хозяева выделяют гостьям комнату, где можно поправить растрепавшуюся прическу, привести в порядок туалет и отдохнуть. Но университет – все же не дом, да и бал в честь посвящения был раза в два короче, чем те, что давали в хороших домах, а потому и необходимости в таком помещении не нашлось. Нори просто негде было уединиться. – Ей негде было уединиться, – Оливия словно читала мысли Родерика. – Молодые люди не отходили от нее ни на шаг, Лианор оказалась очень популярна на этом балу. Так что яд в сумочку положила не она. Я думаю, что это сделал кто-то, кто полагал, будто она будет в мундире, и обнаружив платье, решил что… – Выводы пока придержи при себе, – перебил ее Лерой. – Факты. – Сумочки и прочие мелочи барышни, как и в наше время, оставляли на галерее? – поинтересовалась Кассия. Оливия кивнула. – Я начинаю думать, что в ворчании стариков, дескать, университет портит нравы, позволяя молодежи развлекаться без родителей, была своя правда, – Кассия задумчиво добавила: – Или я старею, но очень хочется сказать, дескать, в наше время… – За балом присматривают преподаватели, и довольно успешно. Хотя насколько мне известно, после того, как корона стала оплачивать учебу простонародью, различные… – граф сделал выразительную паузу, – недоразумения участились. Мне тоже хочется сказать «вот в наше время», но, возможно, дело не в старости. – Недоразумения, да… Одно из таких недоразумений случилось вчера. Лианор перебрала. Перебрала очень сильно, едва на ногах стояла, – сказала Оливия. Кассия сокрушенно покачала головой. Родерик мысленно хлопнул себя по лбу. Какой же он балбес! Смущать не хотел! Мог бы тишком прийти, убедиться, что все в порядке, и уйти. Зная Кассию и барона Аллеманда, он был уверен, что в приюте спиртного не было. Нори – разумная девушка, но самая разумная девушка, впервые попробовав хмельное, может просто не рассчитать количество выпитого. – Как она добралась домой? – не выдержал он. – Помогли близнецы с его факультета. Ты их знаешь? Родерик кивнул. – Хорошие парни. – Да, и я проводила ее до общежития и передала с рук на руки Дейзи, прежде чем вернуться на бал. Я не знаю Дейзи, но один из парней… – Я знаю Дейзи. Она надежная. Спасибо, Оливия. И остальным тоже надо будет сказать спасибо. А потом серьезно поговорить с неудачливой пьянчужкой, чтобы подобное не повторялось. Но все еще хуже, чем казалось поначалу. Если эта история дойдет до сыска, ни одно слово Нори не станут принимать всерьез. Перепила, с пьяной обиды решила отомстить и отравила Бенедикта. – Но Лианор весь вечер утверждала, что выпила лишь один бокал игристого, – продолжала Оливия. – Все пьяные твердят, что они лишь попробовали, – усмехнулся граф. – Тебе лучше знать, я видела не так много пьяных. Однако буквально за два танца до того, как Лианор увели с бала, я разговаривала с ней, и она была совершенно трезвой. – Насколько трезвой была ты? – поинтересовался Лерой. – Не абсолютно, но и не пьяна, – спокойно ответила Оливия. – И потому я могу уверенно сказать – в первую половину вечера от нее не пахло вином. Речь и жесты не изменились. Зато после того, как она выпила бокал игристого, предложенный Бенедиктом в знак примирения, Лианор очень быстро развезло. – Бенедикт предложил помириться? – не поверил Родерик. – Да он скорее бы сам мышьяк в бокал сунул! – Мне тоже показалось это странным, поэтому я проверила вино на яды. Ничего, кроме спирта. Который, как известно, тоже яд. – Но, если в вино просто плеснули спирта, обычный магический анализ этого не покажет, – заметил Родерик. – Мы снова переходим в область предположений, а я просил факты, – вмешался граф. – Лианор утверждала, что этот бокал вина был единственным за вечер. Утверждала очень настойчиво. Но когда я проверила на яды ее бокал с тем, что она называла лимонадом, в нем тоже был спирт. – Зачем ты это сделала? – спросил Лерой. – Потому что ты был прав, когда сказал, что Лианор мне понравилась. Слишком уж быстро ее развезло, я хотела понять почему. Бокал пах спиртом, но это действительно был лимонад. – Ты пробовала? – За запахом спирта чувствовался лимон, а не винный аромат. И Лианор говорила, что последний выпитый ею бокал горчил. – Это все? – Нет. Бенедикт был не единственным, кто захотел помириться с Лианор в тот вечер. Совсем незадолго до бала к нам заходила Корделия, баронесса Вудруф. Родерик застонал про себя. – Я не знаю, что они… – Оливия осеклась. – Впрочем, теперь я, кажется, знаю, что, точнее кого они не поделили. «Мы не вещь, чтобы нас делить!» – рыкнул Сайфер. Родерик был совершенно с ним согласен. А еще хотел провалиться сквозь землю и чувствовал себя на удивление глупо, как будто он стал барышней, из-за которой дерутся мужчины. Хотя «дерутся» – преувеличение, про драку он не слышал ничего. Зато слышал, что Корделия распускала грязные сплетни про Лианор. Об этом рассказал побитый Нори парень, когда Родерик вызвал его на разговор. И у Корделии после той истории сильно пошатнулась репутация среди молодых людей, учившихся на последнем курсе факультета. До барышень эта история то ли не дошла, то ли просто с Родериком никто из них особо не откровенничал. Но почему Нори вообще стала разговаривать с Корделией? – Хотя надо было, наверное, сначала рассказать, что было за несколько дней до того, – сказала Оливия, прерывая его размышления. Родерик выругался про себя, услышав историю с бельем, о которой раньше не знал. Впрочем, откуда бы ему узнать? Нори слишком горда, чтобы жаловаться. И даже если она поделилась с кем-то из барышень, кроме Оливии, те точно не стали бы обсуждать с Родериком чужое белье. Вон, даже у Оливии щеки порозовели, хотя она переняла от матери и ее подруги-целительницы спокойный и прагматичный взгляд на тело и все, что с ним было связано. Оливия между тем продолжала: – Корделия принесла две рубахи взамен испорченных, сама сложила их в шкаф и могла… – Факты, – сказал граф. «Факты! – возмутился Сайфер. – Да изначальной твари ясно, что эта рыжая…» «Разве ты с ней знаком?» «А ты разве не знаком?» Да, точно. Дракон получал в собственное распоряжение не только память, общую для драконов, но и память своего человека – и именно это и делало каждого из них отдельной личностью. «Знаешь, а на месте Нори и я бы поверил, что Корделия пришла мириться. Она действительно способна признавать, что неправа, и может быть щедрой, если речь идет о помощи или компенсации». «Но не в этот раз! Отгрызем ей голову?!» «Похоже, что действительно не в этот раз, – признал Родерик. – И я бы сам ее задушил». Ему действительно сейчас хотелось схватить Корделию за узкие плечики и трясти, трясти, пока не вытрясет правду, а потом просто свернуть ей шею. Родерик украдкой глянул на руки – так и есть, ногти снова вытянулись и заострились. Кажется, император носит иллюзию не только для того, чтобы скрывать лицо. Хотя сам Родерик не помнил, чтобы и без иллюзии тот хоть раз настолько потерял контроль над собой. – Факты, – кивнула Оливия. – Факт в том, что, кроме Корделии, за последние дни, точнее с самого начала учебы, у нас не было гостей. – Даже твоих однокурсниц? – удивился граф. Оливия покачала головой. – Мы почти весь день проводим вместе, на занятиях, а потом в библиотеке и анатомичке. Заданий столько, что вечером, честно говоря, совсем не до гостей, – хмыкнула Оливия. – Насколько я помню, Мелани тоже все время жаловалась, что практически не остается времени ни на что, кроме учебы, – улыбнулась Кассия. – Могу подтвердить – на первом курсе целительского действительно не до гостей, по крайней мере в будни, – добавил Родерик. – Мне после боевого перезачли некоторые общеобразовательные дисциплины, но голова все равно пухла. – Однокурсницы Лианор? – не успокаивался граф. – На первом курсе боевого больше нет девушек, – ответила Оливия, и Родерик кивнул, подтверждая ее слова. Граф откинулся на спинку кресла, сомкнув кончики пальцев перед собой. Родерик знал этот жест, означающий размышление. – Насколько я понимаю, твоя версия событий выглядит так, – сказал наконец Лерой. – Корделия и Бенедикт сговорились. За несколько дней до бала Корделия разыграла раскаяние, чтобы втереться в доверие и найти повод приходить к вам. Явившись незадолго до бала, когда вам было не до нее, подложила мышьяк в шкаф Лианор и карман ее мундира. Оливия кивнула. – На балу кто-то, кто был в курсе этого плана… – Бенедикт, – вставила Оливия. – …увидел Лианор не в мундире, а в платье, и испугался, что мышьяк в кармане кителя не сочтут доказательством. И потому, воспользовавшись моментом, подложил яд в ридикюль. Да, это походило на Бенедикта – поторопиться с выводами и действиями, ни с кем не посоветовавшись и не просчитав последствий. – Судя по тому, что она опьянела после бокала, предложенного Бенедиктом, тот подлил в игристое спирт. На подобные мероприятия нанимают дополнительных слуг, и подкупить их, знающих, что они больше не вернутся сюда работать, очень легко. Бенедикт мог даже подлить спирт в оба бокала одновременно и не беспокоиться о том, какой из них возьмет Нори. В конце концов, это не мышьяк. Молодые люди в его возрасте уже не раз пробовали хмельное, и от дозы, которая свалила Нори, с ног Бенедикт в лучшем случае слегка захмелел. Даже если и не слегка, опасаться ему было нечего. – А потом приправил спиртом и ее бокал с лимонадом, – граф пристально посмотрел на дочь. – Зачем бы ему это делать, объяснишь? – Чтобы, вернувшись домой в невменяемом состоянии, Лианор не обнаружила ни в карманах, ни в шкафу, ни в сумочке ничего лишнего, – сказала Оливия, и Родерик снова кивнул, мысленно поддакивая ей. «Давай мы и ему отгрызем голову!» – Вернувшись после бала, Бенедикт инсценировал собственное отравление, а консультация Корделии помогла ему сделать это так грамотно, что университетский целитель ничего не заподозрил. – Не заподозрила, – поправил его Родерик. – Ночью дежурила Агнес. Граф наклонил голову, принимая поправку, и закончил: – Я правильно все изложил? Оливия кивнула. Лерой снова помолчал, коснулся кончиками соединенных пальцев подбородка и продолжал: – Эта версия имеет право на существование. Но, к сожалению, все могло быть и так, как думает дознаватель. Лианор затаила злобу, нашла яд – его и искать особо не пришлось, наверняка в ближайшей же к университету лавке он есть… – Она не выходила за территорию университета всю эту неделю! – перебила его Оливия. – Ты можешь это доказать? Девушка сникла, а Лерой сказал: – Лианор выжидала подходящий момент, и он представился, когда Бенедикт решил отринуть все недоразумения и помириться. Какой бы популярностью она ни пользовалась на этом балу, улучить момент несложно, если задаться целью. – А спирт? – Простое совпадение. Какой-нибудь парень из простонародья решил таким образом сделать Лианор более сговорчивой. В нашем кругу подобные способы не приняты. В самом деле, когда барышня приезжает на бал с родителями и уезжает с ними, подливать ей что бы то ни было в бокал бессмысленно. – Однако среди простых людей опоить девушку, чтобы склонить ее… – граф сделал многозначительную паузу. – Такое случается нередко. Глава 6 – Ты предвзят к низшим сословиям! – вскинулась Оливия. – Нет, просто твой отец видел за свою жизнь много плохого, – покачала головой Кассия, – как и я. Мы предупреждаем девочек о подобных вещах, хотя в приюте им ничего не грозит. Но предупреждениям мало кто внемлет, пока не обожжется. К тому же Нори была не в кабаке, а в светском обществе. – Она усмехнулась. – И, скорее всего, чувствовала себя в безопасности. Так оно и было. Родерик снова выругался про себя. Да, он сам был уверен, что она в безопасности, иначе бы встретил… И это ничего бы не изменило, потому что все произошло на вечере, куда не пускают никого, кроме первокурсников и преподавателей, которые следят, чтобы бал обошелся без происшествий. Но за таким вот происшествием невозможно уследить. – Поэтому прости, Оливия, и ты, Родерик, но я все же не вижу причин вмешиваться в ход этого расследования. «И ему голову отгрызем!» «Уймись! – прикрикнул на дракона Родерик. – Лерой знает, что делает. Если вмешается он лично, все будут говорить, что Нори освободили за взятку, которую лично министру занес тот же любовник, что дарит ей платья». «А чего сразу не императору!» «Обычно люди не мыслят столь масштабно». «Масштабно – это к богам!» Родерик не стал продолжать перебранку. Пусть Сайфер оставит за собой последнее слово, если ему так хочется. – У вас есть сутки, чтобы доказать невиновность Лианор, если она действительно невиновна. И если – когда – у вас на руках окажутся доказательства, вам понадобится моя помощь, я с радостью помогу. – Он посмотрел в глаза Родерику. – Но, скорее всего, тогда она вам будет уже не нужна. – Но она не могла! Не могла отравить Бенедикта, как ты не понимаешь! – возмутилась Оливия. – Я скорее верю тебе и выводам душевного практика Лианор, – граф едва заметно поклонился жене, – чем не верю, хотя знаю, что не бывает людей, которые никогда не ошибаются. Но «верю» или «она не могла!» – не аргумент ни для следствия, ни для суда. Оливия стиснула руки и сидела с таким лицом, будто вот-вот расплачется. – У вас есть сутки, – повторил граф. – И напомню, что покушение на убийство – это дело публичного обвинения. То есть пострадавший не может просто прийти в управу и сказать, что они с обидчиком помирились и больше не имеют претензий друг к другу. Родерик встал и поклонился: – Спасибо за все, что вы сделали. – За то, что не сделал, – усмехнулся граф. – Родерик, даже если бы твой отец обратился ко мне с такой просьбой, я бы десять раз подумал, прежде чем воспользовался своим положением. Власть имущие приходят и уходят, репутация остается. – Я понимаю. – Но если ты увидишь, что не успеваешь, возвращайся. Если по-прежнему будешь уверен, что Лианор невиновна. Уверен здесь, – граф постучал пальцем по виску, – а не здесь. – Он положил руку на грудь. Спасибо, что хоть не на штаны. Родерик хмыкнул про себя, но озвучивать эту мысль не стал. Отец ответил бы ему примерно то же самое, и Родерик прекрасно понимал обоих. Власть – вещь, которую не разменивают по мелочам. «Нори не мелочь!» «Для нас. Но не для других». Родерик открыл портал, потом еще один. Через некоторое время он постучал в дверь особняка Вернон. – Барон не принимает, – отрезал выросший в дверях лакей. – Я знаю о случившемся у вас, – настаивал Родерик. – Передай барону, что я учусь с его сыном, и беспокоюсь о его состоянии. Со мной целитель. – Он обернулся к человеку, что до сих пор молча стоял рядом с ним. – Господин Лантер. Обязательно назови это имя. – Подождите. – Лакей снова закрыл перед ними дверь. «И если он нас не пустит, тогда отгрызем ему голову! – рыкнул Сайфер. – А потом сравняем дом с землей!» «Тебе не надоело тянуть в рот всякую гадость? – фыркнул в ответ Родерик. – Если съешь все те головы, что уже запланировал сегодня, отравишься, а ведь день еще не закончился!» «Я сказал „отгрызть", а не „съесть"!» На самом деле Родерик радовался этой перебранке. Она отвлекала. В особняке Вернон он не бывал, что с одной стороны было хорошо – не зная его настоящее имя, никто не задумается и о его истинных целях. С другой – плохо, потому что незнакомца могли и не пустить. Если его оставят за дверью, вся затея пойдет прахом, а у него, как на грех, не было больше ни одной идеи, как помочь Нори. Вариант Сайфера стоило приберечь на крайний случай. – Да, есть свои неудобства в отсутствии титула, – хмыкнул он вслух. С другой стороны, если бы он явился сюда под своим прежним именем и с титулом, слухи бы разлетелись мгновенно. Нори бы, конечно, выпустили, но Родерику даже думать страшно было, что вокруг них обоих началось бы и как она на все это отреагировала бы. Целитель вежливо улыбнулся в ответ. Заметно поколебавшись, спросил: – Вы уверены в том, что рассказали мне? Я не стану лжесвидетельствовать. – Вы уверены, что не хотите меня оскорбить? – в тон ему ответил Родерик. – Мне нужно ваше мнение, как одного из лучших целителей страны, а не ваша ложь. – Прошу прощения, ваше… – Благородие, – перебил его Родерик. – Считайте, что вас наняли как эксперта, не более, но и не менее. Лантер коротко поклонился. – Прошу вас, – снова возник на пороге лакей. Родерик мысленно выдохнул. Их провели в гостиную. Хозяин появился почти сразу же. Барон был бледен, под глазами залегли синяки. Волосы взъерошены. – Мы не представлены. Меня зовут Родерик, – он поклонился Вернону. – Как вам уже передали, я учусь с Бенедиктом, и мне небезразлична его судьба. Что правда, то правда, весьма небезразлична, правда не совсем в том ключе, в котором можно было бы подумать после его речи. – Поэтому я осмелился привезти к вам целителя. – За моим сыном уже наблюдает целитель. – Одна голова хорошо, две – лучше, не так ли? Позвольте представить вам господина Лантера. Целитель тоже поклонился. Барон недоверчиво оглядел их, и Родерик его понимал. Имя его спутника знали даже те, кто в жизни не обращался к целителям. – Родерик… Простите, не расслышал вашего полного имени. – Корбетт. В глазах света у него никогда не было фамилии, что, как ни смешно, роднило его с простонародьем. Когда-то он использовал имя для того, чтобы скрыть реальную личность, но герцогство Соммер принадлежало наследнику, так что и на этот титул у Родерика сейчас не было права. Поэтому, получая диплом боевого факультета, он подал запрос на личное дворянство – что изрядно повеселило всех, кто знал о его происхождении. – Рад знакомству, господин Корбетт. Полагаю, заявляя, будто привели сюда целителя самого императора, вы можете это подтвердить. – Конечно, – вмешался господин Лантер, протягивая барону документы. Тот внимательно изучил дворянскую грамоту и университетский диплом, покачал головой. – Прошу прощения за недоверие, господин Лантер. Но я слышал, что вы не берете пациентов, кроме императорской семьи. – Слухи сильно преувеличены. Я часто беру заинтересовавшие меня случаи. Заинтересовавшие в научном плане или… – Он тонко улыбнулся. – Вы понимаете. Барон нахмурился. Родерик поспешно добавил: – Разумеется, господин Лантер здесь по моему приглашению. И все заботы о его гонораре я беру на себя. – Вот как, – все так же недоверчиво произнес барон. – Господин Корбетт, простите, я не припомню, чтобы Бенедикт упоминал о вас. С чего бы такая щедрость? Родерик улыбнулся той же тонкой улыбкой, как и императорский целитель – только что: – Выросшие сыновья редко бывают откровенны с родителями. Особенно когда отношение баронессы к низшему сословию общеизвестно. – И я начинаю его разделять. Поймите меня правильно, много лет назад я был среди тех, кто поддерживал императора, когда он решил сделать магическое образование доступным для простонародья. И что? Одна наглая девица без роду и племени решила, что смазливая мордашка дает ей право докучать молодым людям из хороших семей. «Да его сын ее мизинца не стоит!» «Сайфер, не сейчас!» – А когда мой сын закономерно проигнорировал ее, затаила злобу и… – Барон вздохнул, потер лоб. – Прошу прощения. Вы наверняка знаете все это сами, слухи разносятся быстро. Пойдемте, господин Лантер. Господин Корбетт, с вашего позволения. Присядьте, сейчас вам принесут чай. Поблагодарив, Родерик опустился в кресло. «Нет, угловатый совсем обнаглел! – продолжал бушевать Сайфер. – Пусти, я откушу ему голову!» «Угловатый?» «Так Нори называет Бенедикта». Интересно. Родерик этого не знал. «Что ты еще о ней знаешь?» – полюбопытствовал он. «Много чего, но это наши с ней личные дела». «Даже так? Ты мой дракон или ее?» «Я – твой дракон, а она наша! Но то, что у меня нет от тебя тайн, не значит, что и у Нори их нет». Это было обидно, хотя и правильно. Родерик бы не хотел, чтобы драконы поделились со своими людьми всем, что Сайфер успел о нем узнать. «Что ты еще не договариваешь?» «Много чего. А ты бы хотел, чтобы я рассказал Нори все, что знаю о тебе?» «Нет!» «Тогда не лезь в ее секреты». Ожидание затянулось: Родерик успел неторопливо опустошить кружку чая, налить еще и как следует известись. Хозяйка дома не вышла поддержать беседу с гостем. Впрочем, отсутствие баронессы скорее радовало. Родерик едва удерживался, чтобы не вскочить и не начать мерить шагами комнату, но беседа с хозяйкой вывела бы его из себя куда вернее. Причем понимание, что узнай баронесса о его настоящем происхождении, раздулась бы от восторга, а его залила патокой так, что все слиплось, только добавило бы раздражения. Он выбросил мысли о хозяйке дома из головы. «Ну что там?» – прорычал Сайфер. «Мне откуда знать?» Неужели состояние Бенедикта действительно серьезно? Неужели отравление – не инсценировка? Нет, Родерик до сих пор ни секунды не сомневался в Нори, но у Бенедикта с его норовом явно хватало врагов. И те могли воспользоваться моментом. Или Корделия могла сговориться не с барончиком, а с кем-то из его неприятелей. Наконец целитель вернулся в сопровождении хозяина дома. Лицо Вернона просветлело. – Благодарю вас, господин Корбетт, – сказал он, кланяясь ему как равному. – Господин Лантер убедил меня, что жизнь Бенедикта вне опасности. Как я могу вас отблагодарить? – Не стоит благодарности, – улыбнулся Родерик. – Что скажете? – спросил он целителя, едва они оказались на улице. – Высока вероятность, что вы правы, – задумчиво произнес Лантер. – Желудочно-кишечные симптомы налицо, но к этому моменту должны бы уже проявиться и другие. Я взял на анализ образцы крови и мочи, окончательный ответ дам, когда изучу их. И еще я был хотел поговорить с целителем, который первый осматривал Бенедикта. Или хотя бы просмотреть записи. – Целительницей. Хорошо. Через несколько минут они стояли под дверью кабинета Агнес. – Родерик, я надеялась хоть у тебя хватит ума не любопытствовать! – воскликнула она, едва он раскрыл дверь. – Тут с утра уже целое паломничество! «Скажи, что если она будет мешать, мы…» «Отгрызем ей голову. Ты повторяешься. Агнес наверняка не дали поспать, так что она имеет полное право ворчать». Сайфер начал возмущаться человеческим несовершенством, Родерик не стал его слушать. – Я не любопытствую. Я хочу восстановить справедливость, – сказал он целительнице. – «Справедливость», – фыркнула она. – Да все знают, что ты вокруг этой девчонки вьешься. Выгородить ее хочешь, так и скажи. – Я хочу восстановить справедливость. Агнес потерла лоб. – Род, я не возьмусь судить, кто отравил Бенедикта. Но мышьяк в… – Она осеклась. – Я слишком устала, чтобы помнить, что можно говорить, а что нет. У нас ведь не консилиум, и я не стану выбалтывать все о состоянии пациента. Вернись вечером, а лучше завтра, когда я отосплюсь. – Извини, Агнес, но я не буду ждать до вечера. Ты знакома с господином Лантером? – Лично – нет. – У нее округлилилсь глаза. – Не хочешь ли ты сказать… Он отступил от дверного проема. – Позволь представить тебе. Господин Лантер, императорский целитель. Агнес присела в реверансе, все еще ошарашенно глядя на коллегу. – Насколько я помню, на территории университета нет ни титулов, ни фамилий, – улыбнулся Лантер. – Я Кэйден. – Агнес. Агнес Крэнстон, – представилась она. – Для меня большая честь знакомство с вами. И все же, простите за резкость, но я не вижу причины для вашего визита. Бенедикта отравили, это очевидно, анализ на яды – рутинная процедура, если речь идет о внезапной болезни дворянина. Или, – она обернулась к Родерику, – ты не доверяешь мне? Глава 7 – Я не доверяю Бенедикту, – сказал Родерик. – Надо быть полным идиотом, чтобы наесться мышьяка, инсценируя покушение! Родерик ухмыльнулся. – Я слышал о вас, госпожа Крэнтон, как о превосходном специалисте, – мягко вмешался Лантер. – Но Родерик нанял меня, чтобы получить независимое мнение о причинах, из-за которых барон Вернон-младший оказался в таком состоянии. Агнес покачала головой. – Мышьяк есть мышьяк. Но вы оба, похоже, не отступитесь. Дать мои записи, или поговорим? – Сперва записи, если вы не против, – сказал целитель. Родерик через его плечо тоже попытался прочесть, Лантер раздраженно оглянулся. – Пожалуйста, не мешайте. Пришлось «не мешать». Тем более, Родерик сам не знал, что надеется вычитать в записях Агнес. На первой стадии симптомы острого отравления мышьяком не отличаются от проявлений большинства заболеваний желудка и кишечника. Никто бы не заподозрил отравления в первые же часы, если бы не анализ на яды. – Вы исследовали все биологические среды? – спросил Лантер, и видно было, что он делает это скорее для проформы. Агнес кивнула. – И во всех обнаружили мышьяк? – В крови и моче его не было, но в первые часы после отравления так и должно быть. Лантер кивнул. – Количественный анализ не делали, только качественный? – Не делала, рутинные протоколы этого не требуют, и у меня нет оборудования. – Агнес покачала головой. – Чуяла моя… мое сердце, что Родерик это так не оставит. Я разделила образцы, чтобы они достались не только дознавателям. – Вы просто сокровище, – восхитился целитель прежде, чем Родерик успел хоть слово сказать. – Тогда поделитесь ими, и больше не буду вам мешать. Ночь и утро наверняка были не слишком приятными. Они распрощались. Родерик сотворил еще один портал – во дворцовый парк. – Вы подождете меня здесь или вернетесь через пару часов? – поинтересовался Лантер. Родерик замешкался, сам не зная, что ответить. Он давно не виделся с родителями, но сегодня у него просто голова шла кругом от волнения за Нори, и родительские советы были последним, что он хотел бы выслушивать. Как и их вопросы или, не ровен час, сетования, что он выбрал самый неподходящий объект для увлечения. Но в конце концов, ему не пятнадцать лет, чтобы бегать от неудобных разговоров. – Я подожду вас здесь. «Не нужно ни от кого бегать. У твоего отца совещание, мать в своей больнице, оттуда отправится в Дворец правосудия». Тем лучше. Ему бы не помешало побыть в одиночестве и упорядочить мысли и эмоции. – Или, если хотите, можете понаблюдать за ходом анализа, – сказал целитель. – Учитывая ваш интерес к результату. Хотя процедура сама по себе довольно рутинная. – Если вы не против. Так, пожалуй, будет еще лучше. Заняться делом и не метаться, пытаясь одновременно успокоить и себя и дракона. – Картина в целом ясна, и я очень удивлюсь, если анализы ее не подтвердят, – продолжал Лантер. – Но все же и такое возможно, а потому я подожду с окончательными выводами, пока не получу результаты. Родерик кивнул. Когда в твоих руках жизнь коронованных особ и ошибка может стоить головы, привычка не торопиться с выводами и словами въедается в костный мозг, а Лантер пользовал императорскую семью три десятка лет, если не больше. – Вы помните, как делается количественный анализ на мышьяк, или кратко пересказать вам, пока мы не начали? – спросил целитель, начиная доставать из шкафов склянки и пустые колбы. – Помню общие принципы, – сказал Родерик. – Если не углубляться в формулы – перевести соединения мышьяка в мышьяковистый водород, потом – собрать его раствором индикатора и оценить интенсивность окрашивания. Лантер кивнул. – Все правильно. Если хотите, можете сами… – Нет, – покачал головой Родерик. – Я делал это лишь один раз на практическом занятии. Сейчас я слишком заинтересован в результате и боюсь ошибиться от волнения. – Понимаю. Именно поэтому целителям не рекомендуется лечить родственников и друзей. – Я помню. – Прошу прощения. В моем возрасте начинаешь всех считать несмышленышами. Хотел бы Родерик в его возрасте сохранить такой же живой ум и телесную бодрость. – Не за что извиняться. Он устроился на стуле. На соседнем села баронесса Элмерс, помощница императорского целителя. В качестве свидетеля, как пояснил Лантер. Сама процедура действительно была довольно нудной – подлить того, подсыпать этого, подождать, пока перестанет выделяться газ и его пузырьки перестанут проходить через раствор индикатора. Поместить окрасившуюся в ярко-красный жидкость в пробирку и поставить ее в прибор, который определяет интенсивность окрашивания по поглощению луча света жидкостью. – Вы были правы, – произнес Лантер, устанавливая в прибор очередную пробирку. Жидкость в ней не окрасилась, в отличие от предыдущей. Целитель глянул на стрелку прибора, хотя необходимости в этом по большому счету и не было. – Ни в крови, ни в моче мышьяка нет, тогда как в рвотных массах и экскрементах, собранных в комнате Бенедикта, количество во много раз превышает токсичное. Подождите еще немного. Родерик пронаблюдал, как Лантер подливает реактивы еще в две пробирки и одна из них окрашивается в ярко-синий цвет. – Насколько я помню, нормы содержания магния есть лишь для крови? – полюбопытствовал он. – Да, – кивнул целитель. – К тому же при таком состоянии пациента он должен обильно выводиться. И все же в сочетании со всем остальным результат наводит нас на кое-какие мысли. Вы хотите, чтобы я присутствовал при вашем разговоре с бароном, лично изложив свои выводы? – Нет, – покачал головой Родерик. – Выкручивать руки лучше без свидетелей. Лакей, как и положено хорошо вышколенному слуге, никак не выразил своих чувств, зато барон, хоть и принял гостя, не стал скрывать ни удивления, ни легкого раздражения. Родерик усмехнулся про себя, начиная понимать, почему Нори ощетинивалась колючками по любому поводу. Если бы барон видел в нем равного, изобразил бы радушие, даже если бы мысленно проклинал навязчивого посетителя. Но в дворянской книге, где записаны все потомственные роды, фамилии Корбетт не было, и значит Родерик стоял на две ступеньки ниже барона, после нетитулованных дворян. Родерика подобное отношение скорее забавляло, но то – он. А Нори привыкла ждать удара с любой стороны, и зная, что справедливости не дождется, била на опережение. Но в этот раз все будет по-другому. Он не стал ходить вокруг да около. – Я бы хотел поговорить с Бенедиктом в вашем присутствии. – Бенедикт болен, и вам это известно. Ему нужен покой. – Это в ваших и его интересах. – Родерик протянул ему кипу бумажных листов. – Господин Лантер проанализировал содержание мышьяка в биологических жидкостях Бенедикта. Вот его заключение. – Он заверил меня, что жизнь моего сына вне опасности. В любом случае, вы – не целитель, и я не понимаю, зачем вы здесь снова и зачем вам говорить с моим сыном. – Я пока лишь личинка целителя, – согласился Родерик. – И жизнь Бенедикта вне опасности. Однако господин Лантер пришел к выводу, что никакого покушения на него не было. – Что за бред! – Прочтите заключение. Барон глянул на листы и раздраженно отшвырнул их. – Я не понимаю этой целительской галиматьи. И у меня нет времени слушать всякие глупости. Родерик поднялся с кресла. – Как вам угодно. Я пытался защитить вашу семью от скандала, но не хотите – как хотите! – Ты еще и шантажировать меня вздумал? – барон тоже вскочил. – Не боишься нарваться на вызов? – Я выпускник боевого факультета, – пожал плечами Родерик. – И вы можете меня вызвать хоть сейчас, хоть прислать секундантов в мужское общежитие университета. Пусть спросят старосту целителей, меня найдут. Но вызовете вы меня или нет, прямо сейчас я отправляюсь в коллегию поверенных нанимать представителя для защиты Лианор Орнелас. – Ты сказал, что пришел сюда как друг! – Я сказал, что мне небезразлична судьба Бенедикта. И не солгал ни единым словом, потому что небезразличие может быть разным. На лице барона заиграли желваки, и, не дожидаясь, когда он взорвется, Родерик добавил: – И если вы полагаете, будто я подкупил императорского целителя, попробуйте сказать ему об этом в лицо. Господин Лантер хоть и не заканчивал боевой, регулярно упражняется в поединках. Это было правдой – императорский целитель считал, что здравый и быстрый разум живет лишь в бодром и здоровом теле, и полагал, что поединки отлично тренируют ловкость и реакцию. – А я тем временем позабочусь о том, чтобы его заключение дошло до дознавателя, и если тот не сделает выводов – то и до судьи. – А как же тайна целителя! – Она не распространяется на человека, который нанял целителя как эксперта. И на суд, если эти сведения важны для правильного решения. Но господин Ашер, дознаватель, хоть и предубежден против низших сословий, все же неглуп, поэтому до суда дело, скорее всего, не дойдет. Правда, не уверен, что он будет молчать о том, как его пытались обмануть. Барон побагровел, а Родерик продолжал: – Но, если дело дойдет до суда, я сделаю все, чтобы заседание стало открытым. И уж, конечно, оно заинтересует и боевиков, и международников. Судья вызовет господина Лантера, чтобы тот высказал свое экспертное суждение… Кстати, целители тоже очень заинтересуются этим заседанием – клинический случай симуляции отравления, да с комментариями светила такого уровня… – Хватит! – Все-таки барон не зря слыл человеком умным – даже будучи взбешенным, он сообразил, что если Родерик может пригласить императорского целителя, чтобы тот осмотрел его сына, то и к остальным его угрозам стоит отнестись серьезно. – Я понял. В чем ваш интерес? – Я хочу восстановить справедливость, – в который раз за сегодняшний день повторил Родерик. – Вы готовы поклясться на священном писании, что человек, которого вы привели ко мне – Кэйден Лантер, императорский целитель? – Да, – Родерик не стал говорить, что барон сам просматривал его документы. Вернон протянул руку, и Родерик снова отдал ему заключение. Барон просмотрел его, и когда снова поднял взгляд, казалось, он состарился на десяток лет. – Магические печати на заключении нельзя подделать, – тускло произнес он. – Можно, – не стал лгать Родерик. – Но мне было незачем это делать. Барон кивнул. Еще раз перечитал документы, вернул их Родерику. – Что ж, пойдемте, побеседуем с моим сыном. Бенедикт действительно выглядел плохо – осунулся, глаза ввалились. Но едва Родерик появился в дверях, он подлетел над кроватью. – Ты! Отец, зачем ты привел сюда этого! – Поговорить, – ответил Родерик. Сесть ему никто не предложил, но это было неважно. – Я предупреждал тебя, чтобы ты оставил в покое Лианор, иначе твой отец услышит всю историю целиком. – Даже так? – проговорил барон. Не хотел бы Родерик, чтобы отец когда-нибудь смерил его таким взглядом. – Он врет! Он любовник этой девки, и настолько потерял от нее голову что… – Помолчи, – оборвал его отец. Обернулся к Родерику: – Что за историю вы хотели мне рассказать? – Историю о том, как некий молодой барон в первый свой день в университете столкнулся у дверей кастеляна с простолюдинкой, посмевшей оскорбить его взор плохой одеждой и разбитыми ботинками, – начал Родерик. – Отец, он врет! – Помолчи, Бенедикт. Твою версию событий я слышал и теперь хочу выслушать и вторую сторону. Нет, все-таки не зря Вернона-старшего считали умным человеком. Глава 8 Родерик продолжал. – Итак, эта простолюдинка не только посмела оскорбить взор дворянина своим жалким видом, но и сделала это в присутствии графини Сандью. И та – почему бы это? – встала на сторону простолюдинки. Оскорбленный в лучших чувствах барон подкараулил нахалку в университетском парке, сбил ее на землю магией, от чего девушка сломала ключицу, пнул в живот… – Он врет!!! Старший барон перевел тяжелый взгляд с сына на Родерика. – Ты сможешь подтвердить свои слова? – Я сделал копию с заключения целительницы, осматривавшей Лианор. Нарушив этику целителя, признаю. Хотите ознакомиться с повреждениями? – Подделал заключение! – закричал Бенедикт прежде, чем старший барон успел ответить. – Думаю, если вы вместе с сыном решите поговорить с госпожой Агнес Крэнстон, она покажет оригинал заключения и разъяснит что к чему. Если Бенедикт не против. Хоть, конечно, она не поручится, что тот огромный синяк на животе возник не оттого, что простолюдинка нечаянно налетела на ногу барона. Или что она не оставила его себе сама, чтобы оговорить ни в чем не повинного юношу. «Так его!» «Сайфер, пожалуйста! И так все непросто!» – Я против! Они сговорились! Они все сговорились! – Господин Корбетт, продолжайте. – Однако простолюдинке опять повезло – мимо проходил декан боевого факультета, которому очень не понравилось то, что он увидел. И он поделился своим недовольством с деканом международного факультета, а у того, на беду, оказалась очень болтливая секретарша… Лицо старшего барона окаменело, и Родерик даже посочувствовал Бенедикту. Он знал это выражение, которое появлялось у дворян, когда они сдерживались из последних сил. В таком состоянии равных вызывали на поединки до смерти, низших просто убивали на месте. Родерик не хотел драться с бароном, но историю следовало закончить. Поэтому он продолжал рассказывать, наконец, дойдя до финала. – … И тогда одна барышня с целительского факультета предложила барону помощь. Отомстить так, чтобы наглая девка навсегда исчезла из университета, отправившись на каторгу. Бенедикт открыл было рот и закрыл. Переменился в лице, встретившись взглядом с отцом. – Та барышня была вхожа в комнату простолюдинки, и она подложила в ее личные вещи мышьяк. Чтобы девка не обнаружила их раньше времени, на балу барон подлил спирта сначала в бокал игристого, который предложил в знак примирения, а затем и в лимонад, что она пила весь вечер. Барышня с целительского хорошо училась и знала, что сахар и пузырьки газа в напитке ускоряют всасывание алкоголя, так что довольно быстро простолюдинка на ногах не стояла. – Два студента с целительского проверяли!.. – снова встрял Бенедикт. – На яды. Но спирт есть в любом вине, а количественный анализ… – Я понял, продолжайте, – перебил его старший барон. – Возможно, молодой барон хотел заодно и чтобы она опозорилась, но у простолюдинки – еще одна странность! – оказались хорошие друзья, и они помогли ей вернуться в комнату прежде, чем ее состояние заметили все. Сам же молодой барон заблаговременно принял значительное количество сульфата магния… – Слабительная соль? – Да. А вернувшись с бала, он выпил настойку мышатника. В небольших дозах она используется как отхаркивающее, но вообще это сильное рвотное средство. Оставалось только дождаться, пока оба препарата начнут действовать. – Меня отравили! Агнес нашла мышьяк! – …а когда сосед побежит за целителем, добавить мышьяка в поганое ведро и рвотные массы на полу. Симптомы настоящие, яд в выделениях – картина отравления налицо. – Все это бессовестная ло.. – Бенедикт осекся и замычал. Оказывается, его отец тоже знал проклятие безмолвия. Родерик благодарно кивнул. – Господин Лантер заподозрил неладное сразу после того, как осмотрел Бенедикта. – Родерик не лукавил, что бы он сам ни говорил императорскому целителю, тот доверял лишь собственным глазам и собственному разуму. – Возможно, госпожа Крэнстон пришла бы к тем же выводам, если бы у нее была возможность обследовать своего пациента повторно, через несколько часов после якобы отравления. – Родерик покачал головой. – Собственно, на то, что такой возможности не будет, наверняка и рассчитывала та, кто консультировала Бенедикта. Яд есть, симптомы налицо, нужно сообщить страже, что Агнес и сделала. А барон сообщит отцу, и, расстроенный и напуганный, тот заберет сына домой. Домашний целитель не сможет увидеть полную картину в динамике и… – Поясните, пожалуйста, о какой картине в динамике вы говорите, – попросил барон, не обращая внимания на возмущенное мычание сына. – Мышьяк поражает не только желудочно-кишечный тракт, но и мозг, и нервы, а еще он разрушает кровяные тельца. Но, осматривая Бенедикта сегодня утром, господин Лантер не обнаружил никаких признаков поражения нервной системы, и кровь оказалась нормальной. Такое возможно, если яда в организм попало немного. Так, скорее всего, и решил ваш целитель. Однако судя по количеству в фекалиях и рвотных массах, мышьяк должен был попасть в кровь, разнестись по всему организму, а потом выделиться с мочой. Но ни в крови, ни в моче его не оказалось, хотя анализ очень чувствителен. Зато в выделениях обнаружилось очень большое количество магния. Само по себе это ни о чем не говорит, но в сочетании со всем остальным… Вернон-старший резким рывком вытряхнул из кровати Бенедикта, в одном белье протащил в свой кабинет, жестом велев Родерику следовать за ним. Швырнул сына за стол. – Пиши. Все как было. Тот замычал, затряс головой. – Пиши, – повторил барон. – Или я немедленно еду к нотариусу. Бенедикт переменился в лице, зло глянул на Родерика. Отец заметил это. – Нет, это ты сам до такого довел. Да, мне стыдно, что чужой человек… – он перевел дух, обернулся к Родерику. – Вы не могли бы подождать в гостиной? Я сейчас пришлю слугу вас проводить. Он дернул шнур. Но вместо слуги в кабинет ворвалась женщина. Родерик впервые видел баронессу. Слухи о ее красоте не были преувеличены, несмотря на то, что время оставило следы на лице, изрядно, впрочем, смягченные магией. – Что происходит! Почему ты заставил Бенедикта встать? Кто этот человек? Барон скривился так, словно у него заболели все зубы разом. Глянул на Родерика, тот, кивнув, выскользнул за дверь, оставив супругов выяснять отношения. Появившийся лакей повел его в гостиную. Мычание Бенедикта прозвучало так явно, словно Родерик до сих пор стоял в полуярде от него, а от вскрика: «Сыночек, что с тобой!» – он вздрогнул и невольно обернулся, убеждаясь, что дверь в кабинет закрыта. «Сайфер, твои шуточки?» «Да. Интересно послушать». «Не интересно». Он и без того услышал достаточно. Баронесса одновременно причитала и обвиняла мужа во всех смертных грехах, Бенедикт мычал, барон поначалу безмолвствовал, а потом взорвался. «Мне интересно». «А мне – противно слушать, как они оскорбляют друг друга. Прекрати!» «А как же ты тогда сможешь вовремя вмешаться? До того, как баронесса пристукнет мужа за то, что обижает сыночка», – хихикнул Сайфер. «Я не собираюсь вмешиваться. Это их дело». «Так ведь тогда ты и признания не получишь». «Получу». Баронесса глупа, и едва ли прислушается к доводам разума, но наверняка подчинится силе, и Родерик был уверен, что муж сумеет на нее надавить. Впрочем, Сайфер едва ли предостерегал его всерьез. Родерик уселся в кресло и приготовился ждать, но барон вернулся на удивление быстро. Лицо его покрывали красные пятна, какие появляются от гнева, но выражение было холодно-отстраненным. Бенедикт, тащившийся за ним, еще не научился в полной мере владеть собой, и по его лицу было видно, что он возмущен, напуган и растерян одновременно – возможно из-за угрозы лишиться наследства, а может быть потому, что устроенный матерью скандал не подействовал. – Господин Корбетт, раз уж вы заинтересованы в судьбе той девушки, Лианор, может, поедете в дворец правосудия с нами? – Да, конечно, – Родерик поднялся. – Прямо сейчас? Бенедикт умоляюще посмотрел на отца, но тот сделал вид, что не заметил этого взгляда. – Да. Чем быстрее мы разделаемся с этим позором, тем лучше. Надеюсь, Лианор не станет настаивать на публичных извинениях. «Еще как станет!» – Арестовали ее публично, а не тайно, – заметил Родерик, следуя за баронами. – Я не буду извиняться перед простолюдинкой! – взвился Бенедикт. – Будешь. Сумел напакостить – сумеешь и ответить, – отрезал старший барон. – Меня попрут с международного! – Поделом. – Рука старшего барона взметнулась, словно он хотел отвесить сыну подзатыльник, и опустилась в последнюю секунду. «Раньше надо было пороть, пока поперек лавки помещался», – фыркнул Сайфер. «Меня не пороли, вроде человеком вырос». «А кем ты мог еще вырасти, не котиком же!» «Тараканом, как Бенедикт». «Не оскорбляй тараканов. Они милые. В сравнении с этим… Хорошо, что ты не позволил мне откусить ему голову – в самом деле мог бы и отравиться» – Еще раз прошу прощения, что вы стали свидетелем семейной ссоры, – сказал старший барон, когда они втроем устроились в карете. – Надеюсь, она не испортила… – Он осекся, потом невесело усмехнулся. – Боюсь, после того что натворил мой сын, впечатление о нашей семье у вас уже сложилось. Родерик не стал ни подтверждать, ни опровергать очевидное. Барон, впрочем, и не ждал этого. – Думаю, и публичные извинения немногое исправят. – Не буду я извиняться. И вообще, чего это я один отдуваться должен! – возмутился Бенедикт. – А этой рыжей, у которой ума не хватило… Отец пихнул его в бок, и Бенедикт заткнулся. – В чем-то ты прав, – сказал старший барон. Снова обратился к Родерику: – Та девушка, которая подсказала моему сыну этот план – дворянка? – Баронесса Вудруф! – приободрился Бенедикт. Его отец покачал головой. – Простолюдинка не сможет потребовать с баронессы компенсацию за клевету. Не сможет. И пока Родерик сам не слишком понимал, как сделать, чтобы Корделия не осталась безнаказанной. Не бить же ему женщину! Разве что обнародовать эту историю, но он обещал молчать. Или позволить Нори разобраться с обидчицей по-свойски? – В таком случае я, пожалуй, не против, чтобы все узнали, как было дело, – сказал барон. – Да мне тогда вообще проходу не дадут! – возмутился Бенедикт. «Думать надо было, прежде чем совать в рот всякую гадость и клеветать!» – фыркнул Сайфер и Родерик для разнообразия не стал с ним спорить. – Вышибут из университета – поедешь учиться в Фарию. Если и там попадешь в историю, разбираться с последствиями будешь сам, – отрезал барон. – Много лет я… – Он не договорил, махнув рукой. – Думаю, если все узнают о роли баронессы Вудруф в этом деле, ее репутации конец. Пожалуй, я нанесу визит родителям ее жениха. Если барышня способна подложить яд в шкаф другой девушке, кто поручится, что однажды она не подсыплет его в бокал надоевшему супругу? Родерик не поверил своим ушам. – Вы в самом деле готовы к скандалу? – Много лет я делал все, чтобы защитить жену и сына, но сейчас скандала не избежать. У пострадавшей нет причин беречь репутацию нашей семьи, а вы сказали, что у нее много друзей. Да одна младшая Сандью чего стоит! Графиня с безупречной репутацией, которую уважают и любят многие, и вовсе не за то, кто ее отец. – Не только младшая. Графиня Кассия – душевный практик в приюте, где росла Лианор, – не удержался от злорадства Родерик. – И она очень расстроилась, узнав от дочери об аресте своей воспитанницы. «А вот нечего было баронессе так беззастенчиво соблазнять чужого мужа, а потом подговаривать любовника вызвать его, когда тот проигнорировал все ее старания!» – развеселился Сайфер. «Откуда ты знаешь?» Та дуэль едва не стоила графу карьеры Он собирался не убивать наглого хлыща, а лишь проучить, но магические поединки непредсказуемы. Граф подал в отставку в тот же день, но император не принял прошение. «Я знаю все, что знаешь ты», – напомнил дракон. – И у нее тоже нет причин беречь репутацию нашей семьи, – кивнул сам себе старший Вернон. – В таком случае лучше самим обнародовать эту историю прежде, чем пересуды исказят ее до неузнаваемости. И я не хочу, чтобы та девица с целительского осталась безнаказанной. – Хорошо, – кивнул Родерик. – Но прежде всего нужно снять все обвинения с Лианор. Глава 9 Карета остановилась. Барон выглянул в окно, стукнул в переднюю стенку и крикнул кучеру: – Почему стоим? – Оцепление, ваше благородие. Дальше не пускают. Родерик мысленно хлопнул себя по лбу. Визит императрицы, призванный отвлечь внимание от Нори! Конечно, дворец правосудия закрыли для всех посетителей. «Вели людям, чтобы не уезжали, сейчас все решим». – Давайте немного подождем, – предложил Родерик. – Думаю, эта заминка ненадолго. «Я сказал Ирме, что мы здесь. Твоя мать только что сообщила министру, что видела достаточно, и предложила аудиенцию, чтобы обсудить увиденное. Завтра. Пока он провожает ее в карету, она даст ему знать, что ты ждешь, скоро вас пропустят». «Спасибо». «Видишь, как удобно быть драконом!» «Меня и человеком быть устраивает. Ты можешь дотянуться до Нори и сказать ей, что скоро все закончится?» «Нет. У нее нет драконицы. Я могу только почуять…» В следующий миг Родерика обдало холодом – не морозом, а тем холодом, что пробирает до костей и от которого не спасает и десяток одежек. Холод. Темнота. Отчаяние – бесконечное, безнадежное. «Что они с ней делают?!» «Не знаю. Обернемся – и к ней?» – Что с вами? – спросил старший Вернон. Младший же смотрел на Родерика с таким ужасом, будто к его горлу приставили нож, и лезвие уже прорезало кожу. Родерик заставил себя отвести взгляд от лица Бенедикта. Нельзя его убивать. Пока нельзя – до тех пор, пока с Нори не сняты все обвинения. – Ничего, – выдавил он. – Терпеть не могу ждать. Надеюсь, заминка будет недолгой. – Мне казалось, терпение – профессиональное качество целителей, – заметил барон. Родерик усмехнулся. – Целители – такие же люди. К тому же я еще не получил диплом, и пока еще личинка целителя. – Если позволите праздное любопытство, вы говорили, что закончили боевой. Почему после этого вы решили стать целителем? На самом деле едва ли барону была интересна жизнь случайного знакомого, что принес в его дом дурные вести. Тоже, наверное, хотел чтобы все побыстрее закончилось. Заполнял вынужденную паузу болтовней, которая позволяла не думать, что его единственный сын и наследник оказался полным ничтожеством. На месте барона Родерик бы сослал жену в монастырь и женился бы снова. Впрочем, нет. На месте барона Родерик бы занимался воспитанием сына с рождения, чтобы через восемнадцать лет не обнаружить: выросло непонятно что. Его отец всегда находил время для сына, несмотря на все государственные дела. Но потакать любопытству Вернона-старшего он не собирался. – Мне так захотелось, – пожал плечами Родерик, и барон, поняв, умолк. Родерик выглянул на улицу. Все утро он действовал относительно хладнокровно, но сейчас, когда Сайфер показал ему состояние Нори, каждая минута ожидания казалась невыносимой. Чего они так медлят? Из дворца правосудия вышла императрица, справа от нее шагал министр внутренних дел. Императрица безошибочно устремила взгляд на Родерика, даром что карета стояла в полусотне ярдов от дворца. Едва заметно улыбнулась, снова обратилась к графу Сандью. Тот с поклоном подал руку, помогая ее величеству подняться в карету. Кучер тронул лошадей, гвардейцы двинулись следом, и процессия удалилась. Граф что-то сказал одному из стражников, сгрудившихся неподалеку от него, тот почти вприпрыжку помчался к карете, где ждал Родерик. – Подъезжайте! Застучали копыта, колеса прогрохотали по мостовой, Родерик выскочил из кареты прежде, чем кучер открыл дверцу. Граф уже удалился, но стражник, что разрешил им проезжать, подобострастно поклонился. – Его сиятельство распорядился провести вас… – К господину Ашеру, – велел Родерик. – Но не меня, а его благородие. – Он указал на барона. – Я лишь сопровождаю его. Барон изумленно вскинул брови, но промолчал. Бенедикт фыркнул и удостоился еще одного тычка в бок от отца. Путь до кабинета дознавателя показался Родерику бесконечным. «Разнесем все это! Чтобы камня на камне не осталось!» «Перестань!» – сдерживаться было невыносимо. Но это для дракона, не связанного людскими условностями, все просто, а если он в самом деле разрушит тюрьму, Нори станет беглой преступницей, и вся ее жизнь полетит под откос. Конечно, Родерик сделает все, что в его силах, чтобы вернуть ей нормальную жизнь, но не так уж много у него возможностей. Да и не хотел бы он, чтобы Нори оказалась обязанной до самой смерти. «Почему? Тогда она точно никуда от нас не денется!» «Именно поэтому». «Не понимаю». «Потому что так она лишь променяет одну тюрьму на другую, разве что с лучшим содержанием. Я хочу, чтобы она была рядом потому, что сама этого желает, а не потому, что деваться некуда. И хватит об этом». Сайфер недовольно заворчал, и Родерик был уверен, что дракон многое хочет сказать. Но сейчас он не был расположен слушать. Все силы уходили на то, чтобы сохранять видимость спокойствия. Оба Вернона исчезли в кабинете дознавателя. Он остался в коридоре. Стульев для посетителей здесь предусмотрено не было, и он замер у окна, уставившись на серую стену за узким двором. Какое красивое здание снаружи, но что творится внутри?! Если… нет, когда Нори освободится, нужно будет осторожно расспросить ее, а потом очень серьезно поговорить с графом Сандью. Исправительные учреждения находятся в ведении его министерства. И плевать, что у него, Родерика, нет никакой реальной власти. – Родерик, – окликнул его голос министра. Легок на помине! Он обернулся. – Ты сумел найти доказательства? Родерик кивнул. – Бенедикт признался в оговоре, сейчас они с отцом у дознавателя. Будь Нори дворянкой, едва ли барон бы так легко согласился заставить сына рассказать правду. Клевета на дворянина – уголовное преступление. А так… Заплатит штраф в пользу простолюдинки, и на том для него история закончится. Нет, не закончится, и даже изобретать повод, чтобы вызвать Бенедикта, будет незачем. Молва все сделает сама, как и в отношении Корделии. Если когда-нибудь настанет время, в котором репутация перестанет что-либо значить, Родерик не хотел бы до этого дожить. – Жаль, что подобное случается. Но поклепы не истребить, пока существуют злоба и зависть. – Граф покачал головой. – Потом, когда Лианор успокоится, передай ей мои извинения… Впрочем, нет. Я попрошу Оливию пригласить ее в гости и сам извинюсь за действия своих подчиненных. Следовало провести расследование прежде, чем арестовывать. «Извинится он! А сам в темноте и холоде посидеть не хочет?» «В самом деле». – Никакие извинения не смогут компенсировать несправедливость, страх и унижения, – сказал Родерик. – Я бы хотел, чтобы виновные расплатились сполна. – Я знаю, что извинения больше нужны мне, чем самой Лианор. Но, надеюсь, желая отомстить виновным, ты не перейдешь пределы закона. Родерик пожал плечами. Пока главное – освободить Нори. Убедиться, что случившееся не отразилось на ее здоровье и разуме. Помочь ей прийти в себя. Остальное подождет. Ни Бенедикт, ни Корделия никуда не денутся. «Драконы умеют ждать. Теперь у тебя много, очень много времени». «Об этом потом». Родерик снова обратился к министру: – Что может произойти с заключенной, чтобы она мерзла в полной темноте? – спросил он. – С чего ты взял, будто она замерзает в темноте? – Дракон. – Объяснять в подробностях не стоило. На лице министра промелькнуло изумление. Потом он нахмурился. – Состояние камер оговаривается законом. Это, конечно, не хоромы и даже не студенческое общежитие, но и не погреб. Даже карцер… – Он осекся. – Родерик, извини, мне надо отлучиться. Граф удалился едва ли не бегом. Родерик изумленно посмотрел ему вслед. Карцер? Но за что? Хотя, зная характер Нори… Наверняка опять попыталась кому-то объяснить, что не стоит ее обижать, тем способом, что давался ей легче всего. Лишь бы она не сопротивлялась страже – это само по себе преступление, которое все намного усложнит. «Наша девочка! Так им всем!» И этот туда же! «Нельзя все проблемы решить кулаками!» «Да, некоторые проблемы приходится решать огнем или магией!» Родерик ругнулся, Сайфер хихикнул, и он запоздало понял, что дракон хочет просто отвлечь его от мрачных мыслей. Мимо пробежал парень в одежде стражника, судя по папке в руках – вестовой. Скрылся за дверью кабинета дознавателя. Снова унесся прочь. «Сколько еще ждать?!» «Не знаю, – мысленно ответил Родерик. – Засекай час. Если за него ничего не решится…» «Мы обернемся и сравняем здесь все с землей!?» «Нет. Если мы тут разнесем, Нори может поранить, а то и убить обломком». «Вы, люди, такие хрупкие!» «Какие уж есть». «Хорошо, тогда что ты намерен делать, если через час ее нам не вернут?» «Я вспомню, чей я сын и как ведут себя зарвавшиеся „знатнюки“, как выражается Нори. И плевать, что придется раскрыться». «А если и это не поможет – мы все тут разнесем?» «Да. Засекай время». Он прислонился к стене, скрестив руки на груди, и приготовился ждать. Лианор Скрежет замка показался оглушительным. Я подняла голову – движение далось тяжело, слишком сильно колотило. Дверь открылась, свет резанул по глазам, я зажмурилась. – Вставай! – окрикнул кто-то. Я попыталась распрямиться. Не получилось, тело словно превратилось в одну сплошную ледышку. Трясущуюся ледышку. – Да вы совсем страх потеряли! – донесся до меня смутно знакомый голос. Думать, где бы я могла его слышать, не хотелось. Вообще ничего не хотелось, разве что спать. Почему меня не оставят в покое? Почему просто не дадут заледенеть окончательно, ведь финал все равно известен, и незачем тратить время, изображая фарс с судом. – Ты – немедленно за лекарем, – продолжал все тот же голос. – Да, вашсятельство! – бодро отозвался кто-то, заторопились по коридору подкованные каблуки, и я снова зажмурилась, каждый шаг словно вбивал гвозди в мою голову, которая и без того кружилась. – Ты – быстро к начальнику тюрьмы, пусть ждет меня в своем кабинете со списком тех, кто додумался сунуть девушку в карцер, и прошением об отставке. И передай, если я его не застану – найду и собственноручно запихну его в этот карцер, чтобы не сбежал. На недельку-другую, а потом привезу сюда императрицу полюбоваться, как на самом деле содержатся подозреваемые. – Но вашсиятельство, преступница… – Марш! И пришли кого-нибудь с ключом от ошейника! Кто-то подхватил меня под руку, осторожно повлек вперед, к свету. Я кое-как распрямилась – кто бы ни был этот человек, если он распоряжается в тюрьме, он не мой друг, а показывать врагам слабость нельзя. И без того я наверняка выглядела жалко – дрожащая, в «гусиной коже». Я шмыгнула носом – сколько ни щурься против света, слезы все равно потекли. Вытерла глаза рукавом, заставив себя проморгаться. Выдохнула то единственное, что имело сейчас значение: – Я невиновна. Глава 10 – Вам лучше, Лианор? – спросил тот же голос. «Вам», вот как! Простонародью не говорят «вы». Что это – очередное издевательство? Попытка сбить с толку? Заставить расслабиться перед тем, как сунуть в допросную под кнут? – Мне просто замечательно, – пробормотала я. Губы не слушались, и зубы стучали так, что говорить было трудно. Я осторожно повела локтем, проверяя прочность хватки того, кто меня держал. Хотя что толку, даже если вырвусь, далеко не убегу. Бежать надо было пытаться в университетском парке, зря я тогда не решилась. Попали бы мне в спину боевым заклинанием или нет, бабушка надвое сказала, а из тюрьмы точно не убежать. – Рад что вы сохраняете присутствие духа, – продолжал все тот же голос, пока рука куда-то повлекла меня. Разглядеть куда не получалось. Хоть и немного было света в тюремных коридорах, но после непроглядной тьмы глаза никак не хотели к нему привыкнуть. – Я отпущу ваш локоть, если вы пообещаете не делать глупостей и не пытаться на меня напасть. – Обещаю. Напасть я сейчас могла разве что на комара, имевшего давние проблемы со здоровьем, и то с сомнительным успехом. Тело по-прежнему казалось ледышкой, дрожь никак не унималась. Кружилась голова. И добивала меня магия, точнее, ее отсутствие. Я потянулась к ошейнику, ощупала грубую металлическую полосу, дернула замочек. Конечно же, это не помогло. Исчезнувшая магия ощущалась неприятнее всего, хоть я и не смогла бы толком объяснить, в чем это выражалось. Наверное, так же ноет к перемене погоды давно отсутствующая нога. Мужчина выпустил мою руку, отошел в сторону. Я проморгалась, наконец-то разглядев его, и охнула, узнав. – Разрешите представиться, граф Сандью, министр внутренних дел, – поклонился он мне как равной. Так. Кажется, я все-таки рехнулась в ледяном каменном мешке. Или брежу, устав от холода? Остро захотелось себя ущипнуть, но крупная дрожь, по-прежнему колотившая меня, ощущалась как нельзя реальней. Нет, это не сон определенно. Бред? Не знаю, никогда не доводилось прочувствовать, как ощущается бред. Я огляделась. Сколько же здесь света! Камера, такая же, как та, в которую меня определили вначале, только пустая. А я даже не поняла, как меня сюда привели. Что ж, если я и брежу, замерзая, стоит постараться сохранить остатки достоинства. Чтобы, представ перед пресветлыми богами, не устыдиться самой себя, когда мне покажут все свершенное в жизни. – Лианор Орнелас. – Присела я в реверансе. Точнее, в том его подобии, которое смогла изобразить задубевшими мышцами. Стиснула зубы, чтобы не рассмеяться – настолько нелепым и диким было все происходящее. – Рад знакомству. – Как я ни старалась, не смогла расслышать в голосе министра издевки. – Моя жена и дочь очень хорошо о вас отзываются. Бред, бред, бред! Я попыталась изобразить светскую улыбку. Получилось так себе – губы не слушались, тряслись. Когда ж я согреюсь наконец! Ни министр, ни маячившие за его спиной тюремщики не ежились и не дрожали, значит, здесь должно быть тепло. – Передайте графине Кассии и графине Оливии мою благодарность, – простучала зубами я. Но если это не бред, если Оливия в самом деле говорила обо мне с отцом, значит, она меня не бросила – а я плохо подумала о ней! Но почему она молчала, когда мне так нужно было хотя бы одно доброе слово? Не хотела дать понять следователю, на чьей она стороне? – У вас будет возможность сделать это самой. В самом деле? Не верить! Нельзя верить, нельзя надеяться, потом будет еще хуже. Может быть, Оливия говорила обо мне с отцом не сегодня – а рассказывая о новых знакомствах. Может быть, министр не верит в мою невиновность, ведь у меня ни доказательств, ни свидетелей, а Бенедикт наверняка запасся ими. – А еще передайте, чтобы они не думали обо мне плохо. Я не травила барона, хоть и не могу этого доказать. Граф словно бы не услышал, что я оказалась здесь ни за что. – Лианор, как министр внутренних дел, приношу вам извинения за действие моих подчиненных. С вами обращались недопустимо: карцер – это изоляция тех, кто представляет опасность, а не пытка. Не верит. Тогда пусть напишет свои извинения на бумаге, желательно гербовой, пожестче, скомкает ее, чтобы получилось побольше острых углов, засунет себе поглубже и провернет пару раз! Но подвести Оливию и госпожу Кассию было никак нельзя, и вместо этого я сказала: – В сложившихся обстоятельствах я не могу принять извинений, ваше сиятельство. – Понимаю, – кивнул граф. Продолжать извиняться он не стал, да и глупо было бы этого ожидать. Граф замер, внимательно на меня глядя, и я так же застыла молча, пытаясь собрать разбегающиеся мысли. Получалось плохо. Тело начало согреваться, и я прикусила губу, чтобы не взвыть – в мышцы словно впились десятки иголок, так бывает, когда возвращается чувствительность в отсиженной ноге. Зато трясти стало меньше. – Присядьте, вам вовсе незачем стоять, пока мы ждем лекаря, – сказал граф. Ответить, что простонародью нельзя сидеть в присутствии знати, так же, как ему самому не подобает сидеть при императорской семье, я не успела. Дверь раскрылась, впуская человека в штатском. Следом за ним вошли двое в форме, замерли по обе стороны от двери. Еще надзиратели? Что, опасней меня в этой тюрьме никого нет? Граф указал на меня тому, что в штатском. – Пожалуйста, осмотрите барышню и исцелите, если понадобится. «Барышню»? Я же «девка». Но и эти слова я благоразумно придержала – просто удивительно, сколько во мне разом нашлось благоразумия, где ж оно пряталось до сих пор? Человек в штатском заставил меня сесть. Положил ладони мне на виски, но магии я не ощутила. Обругала себя – и не должна ощутить, пока на мне этот проклятый ошейник. – Ничего серьезного, – сказал целитель. Он раскрыл саквояж, что принес с собой, вынул тонкий – слишком тонкий чтобы согреть по-настоящему – плед, накинул мне на плечи. – Укройся. Тонкий или нет, но в этом пледе явно была магия, потому что ощущался он как теплое пуховое одеяло. Меня перестало трясти. А целитель тем временем извлек из саквояжа флягу, протянул мне. – Пей. Осторожно, горячее. Наверное в напитке тоже была магия, потому что из желудка по жилам мигом разлилось тепло, и сведенные холодом мышцы расслабились, но спать мне не захотелось, наоборот, в голове прояснилось. На время, потому что тут же я снова перестала понимать происходящее. С чего вдруг со мной стали носиться, точно с писаной торбой? Неужели угрозы министра приняли всерьез? Графа в камере уже не было, и я скорее была готова поверить в то, что его появление и извинения, которые я не приняла, были бредом, чем в то, что он действительно вытащил меня из карцера. Но тогда приходилось признать, что я брежу и сейчас – настолько изменилось поведение тюремщиков. Снова раскрылась дверь, вошел еще один стражник с ключом. – Стой смирно и не глупи, – велел он, потянувшись к моей шее. Ошейник разомкнулся, магия хлынула в меня, и это тоже оказалось больно – как в те минуты, когда я начала согреваться, только болели не мышцы, а та неощутимая часть меня, сквозь которую проходят потоки магии. Я стиснула зубы, сдерживая крик. Сейчас… сейчас пройдет. На мои виски снова легли ладони целителя, и в этот раз я ощутила, как магия движется по телу. Увидела едва заметный ореол, исходящий от пледа. Значит, тепло, что он источал, в самом деле было волшебным. – Все хорошо, я больше не нужен, – заключил целитель, стягивая ткань с моих плеч. Я поежилась, когда плед перестал согревать, и тут же выпрямилась – озноб прошел, и чувствовала я себя здоровой… почти здоровой. Осталась слабость, вызванная усталостью, желудок свело от голода, и я по-прежнему не понимала, что происходит. – Руки за спину, и вперед, – велел один из тюремщиков, указывая на открытую дверь камеры, за которой виднелся коридор. – Куда? – не удержалась я. Я не брежу, это уже точно. Но поверить, будто тюремщики признали мою невиновность, было сложно, и ощущение нереальности происходившего не оставляло. – Не твое дело. – Он сделал движение, будто собирался подпихнуть меня в спину, я сжалась, но меня никто не коснулся. Только прикрикнули: – Шевелись! Пришлось шевелиться. Коридор, лестница, еще один коридор – все они выглядели одинаково серыми. И в очередном коридоре у стены, рядом с дверью, стоял Родерик. Я рванулась к нему, забыв обо всем, и он метнулся навстречу. Сжал в объятьях. Что-то крикнули стражники. Низкий злой рык вырвался из груди Родерика, такой, что тряхнуло и меня, пронесся по коридору. Тюремщики отшатнулись. Я не могла этого видеть, глядя на единственного человека, в котором сейчас сосредоточился весь мой мир, но все же увидела. Недоумение промелькнуло и исчезло, не до того сейчас было. Я прильнула к Родерику всем телом, прижалась щекой к груди, где отчаянно колотилось сердце. Он пришел. Даже если ничего не выйдет, я буду знать – он все-таки пришел за мной. Он меня не бросил. – Отойди от нее! – рявкнул кто-то. Но то, что должно было стать грозным предупреждением, прозвучало неуверенно. Так лает из-под забора шавка: поджав хвост и готовясь сбежать едва услышав ответный рык – Нет. Он пришел за мной, но нельзя, чтобы его повязали вместе со мной. – Рик… – Я заглянула ему в лицо, в золотые глаза с вертикальным кошачьим – нет, драконьим – зрачком. Мне снова мерещилось невесть что, но после всего, что случилось сегодня, это видение уже не пугало, а успокаивало. – Пожалуйста, не надо. Интересно, какого цвета глаза у Сайфера? Что за дурь лезет в голову! – В камеру ты не вернешься, – сказал Родерик, глядя поверх моей головы. Хотела бы я в это верить! – Не надо… Не надо, чтобы и Рика уволокли в камеру из-за меня. Не знаю, откуда у меня взялись силы вывернуться из его объятий. Я ожидала, что меня тут же схватят и уволокут, но вместо этого за спиной все так же неуверенно прозвучало. – Барышня, извольте пройти к дознавателю. Барышня? Извольте? Да что происходит? Почему все ведут себя так, будто к ним не иначе как сам император заглянул и устроил выволочку? Я заглянула в лицо Родерика, как будто он единственный мог мне ответить. Он улыбнулся, карий взгляд согрел куда лучше волшебного пледа. – Все будет хорошо, Нори. Иди. И возвращайся. – Но… Он сжал мою кисть, ободряя. – Все будет хорошо. Я дождусь тебя и заберу отсюда. Обещаю. – Заберешь? – пролепетала я. – Тебя выпустят. Иди и ничего не бойся. Выпустят? Я окончательно перестала что-либо понимать. – Как?.. – Расскажу, когда вернешься. Иди. Формальности придется исполнить. Кто-то снова подхватил меня за локоть, повлек прочь. Я не вырывалась, слишком ошарашенная, чтобы сопротивляться. Глава 11 Я огляделась, приходя в себя. И первым, кого увидела, оказался Бенедикт. Понадобились все силы, чтобы не броситься на него, не вцепиться в горло. Сидевший рядом с ним мужчина, очень на него похожий, хоть и не такой угловатый, потянулся к магии, и я обнаружила, что сама готова сплести заклинание. Заставила себя выпустить потоки. Выпрямила спину, вздернула подбородок. Совершенно не к месту подумалось, что в заключении мой белоснежный парадный мундир превратился в тряпку, которая выглядит так же жалко, как и я. Третьим, то есть четвертым, если считать меня, в кабинете оказался уже знакомый мне дознаватель, господин Ашер. Родерик сказал, что я здесь лишь для завершения формальностей. Он не стал бы меня обманывать. Но тогда для чего здесь Бенедикт? Вид у него был не ахти. Бледный, осунувшийся и перепуганный. От былой надменности и следа не осталось. Зачем он здесь? Зачем здесь я? И кто-нибудь, наконец, объяснит, что происходит? – Лианор Орнелас, – соизволил обратить на меня свое внимание господин Ашер. Вид у него был, словно он лимон целиком сжевал. – Произошло недоразумение. Как выяснилось, на барона Вернона никто не покушался. Отлично, просто отлично. – Рада за него. Но, может быть, стоило это выяснить до того, как волочь меня в каталажку? – не удержалась я. Прикусила язык, но было уже поздно: дознаватель скривился еще сильнее, взгляд Бенедикта полыхнул ненавистью. Да уж, ничему меня жизнь не учит. – От лица уголовного сыска и себя лично приношу вам извинения. Вы свободны, – отчеканил Ашер. Только бы не сказать ему, что он может сделать со своими извинениями; и не предложить посидеть в карцере для расширения кругозора. А то меня снова туда упекут, в этот раз за оскорбление властей. Хватит и того, что старший барон – а никем иным этот седовласый мужчина быть не мог – смотрит на меня с откровенной неприязнью. Да уж, умею я наживать врагов: был один, точнее, двое, стало четверо. Остается только надеяться, что для дознавателя я слишком мелкая сошка, как и для старшего барона. – Кроме того, согласно закону, барон Бенедикт Вернон, вольно или невольно оговоривший вас, должен заплатить штраф в вашу пользу. «Невольно», как же! Мышьяк в мой карман тоже невольно прыгнул? – Пусть засунет… Я осеклась. Нет. Сейчас мне хочется просто убить Бенедикта, и неважно, что за это я снова окажусь в камере, теперь уже по делу. В таком состоянии нельзя что-то решать. Лучшее, что я могу сейчас сделать – забрать свои вещи, забиться в какую-нибудь нору, хоть в свою комнату в общежитии, и никого не видеть и ни с кем не разговаривать, пока не приду в себя. – Благодарю вас, господин Ашер, – выдавила я, старательно не глядя на отца и сына. – Вы сказали, я могу идти? – Да, когда вам принесут ваши вещи. Что касается штрафа – барон пришлет вам чек. Который мне очень хочется запихать Бенедикту в глотку прямо сейчас. А потом оторвать ему голову и засунуть туда, чем он думает на самом деле. Хватит! Надо радоваться, что друзья смогли убедить дознавателя в моей невиновности. Но радоваться не получалось. Несмотря на то, что душу мою сейчас переполняла благодарность к Родерику и Оливии, одновременно глаза застила ненависть. – Лианор, я тоже должен извиниться… – проблеял Бенедикт. Окажись мы сейчас один на один, я убила бы Бенедикта голыми руками, и плевать на последствия. Сейчас меня останавливала лишь мысль о Родерике, ждущем за дверью. Я не могу пустить прахом усилия моих друзей, а поэтому придется быть вежливой. – Можешь не утруждаться. Я не приму твоих извинений. А о том, как ему отомстить, не вляпавшись в новые неприятности, я подумаю потом. Когда остыну. – Ах, ты… – вскинулся Бенедикт и осекся, когда отец положил руку ему на плечо. – Этого следовало ожидать, – сказал старший Вернон. – Сам доигрался. Дознаватель протянул мне несколько листков. – Ознакомьтесь с этими документами и распишитесь. Обрадовавшись, что появилась причина не разговаривать с баронами, я взяла бумаги. И чем дольше вчитывалась, тем сложнее было сохранять спокойствие. Я хихикнула. Еще и еще раз. – Лианор, вам плохо? – поинтересовался дознаватель. – Мне просто замечательно, – выдохнула я, давясь смехом. – Так старался, обгадился в прямом смысле – и все зря! Бенедикт вскочил, но старший сжал его плечо. – Всего доброго, господин Ашер. Прощайте, Лианор. Не могу сказать, будто рад знакомству. Он выволок сына за дверь. Я хихикнула в последний раз и обнаружила, что ненависть моя исчезла. Ненавидеть можно равного или того, кто сильнее, но это ничтожество можно только презирать. А вот с мозгом этой затеи я бы поговорила… Но это тоже потом, когда я смогу мыслить здраво. В кабинете появился молодой человек в форме стражи с моей сумкой в руках. – Проверьте, все ли на месте, и распишитесь, – сказал он. Заглядывать внутрь я не стала – все равно по-настоящему ценной для меня была сумка, а не собранная из лоскутов запасная рубаха и теплые носки. Я усмехнулась, вспомнив о них – дорога ложка к обеду, еще полчаса назад они бы здорово мне помогли, а сейчас… Неважно. Ничего неважно, главное сейчас – убраться отсюда и забыть об этом месте как о кошмарном сне. Но все же я внимательно прочитала листок, который мне дали на подпись. Опись вещей – принятых и возвращенных. Взгляд выхватил фразу: «Претензий не имею». Претензий у меня было много, но толку от них? Поэтому я молча нацарапала подпись и прижала к груди сумку. Все? Мне можно идти? Каждый миг промедления казался невыносимым. – Вестовой проводит вас, – сказал господин Ашер. Я не стала дожидаться, когда молодой стражник откроет передо мной дверь. Вылетела в коридор и тут же оказалась в объятьях Родерика. Выдохнула. – Забери меня отсюда. – Следуйте за мной, – напомнил о себе вестовой. – Незачем, – огрызнулся Родерик. Сверкнул портал и прежде, чем я успела пикнуть, мы оказались в просторной комнате. Можно было расслабиться, радоваться чудесному спасению, но меня заколотило, и перестало хватать дыхания. – Все хорошо, – Рик погладил меня по голове. – Все правда хорошо. Я кивнула. Молча – голос не слушался. – Все кончилось. – Он взял мое лицо в ладони, поцеловал в лоб, щеки. Легко, точно крылышко бабочки, коснулся губ. Повторил: – Все кончилось. Больше тебя никто не обидит. Я снова кивнула и все-таки расплакалась. Родерик не стал ни успокаивать меня, ни повторять, что все кончилось – и я была благодарна ему. Сейчас любые слова утешения лишь усилили бы поток слез, и Рик словно почувствовал это. Просто молча обнимал, давая мне выплакаться, пока слезы не растопили ледяной обруч, сдавливавший грудь, пока пережитые страх и отчаяние не вылились из меня. Всхлипнув в последний раз, я отстранилась. Подняла голову, чтобы заглянуть в глаза, но тут же вспомнила, как я выгляжу, спрятала лицо у него на груди. Родерик погладил меня по спине. – Глупая, – хмыкнул он совсем не обидно. – Для меня ты всегда красавица. – Правда? – Правда. – Он приподнял мой подбородок, целуя, и я забыла обо всем на свете. Но все хорошее заканчивается, закончился и поцелуй – слишком быстро. Родерик разжал объятья. – Ты, наверняка устала. Пойдем, я покажу тебе ванную, а потом поспи. Я обнаружила что и в самом деле без сил. Сколько же времени прошло? – Какое сегодня число? – Тебя арестовали сегодня утром. Даже день не закончился? Тогда почему же мне так плохо? Родерик положил ладони мне на виски, как это сделал бы целитель, замер с отстраненным выражением лица. Поток магии заскользил по телу. – Телесно ты здорова. Душевно… тебе лучше знать. Но если… – Он осекся, потом снова заговорил, осторожно подбирая слова: – Я боюсь, что, если начну расспрашивать, тебе будет больно, почти так же больно, как было там. Но зло не должно оставаться безнаказанным и, если тебя обесчестили… – Нет! Он мягко привлек меня к себе. – Нори, что бы ни случилось там, я останусь с тобой. Просто убью того, кто тебя обидел. И мне ничего за это не будет, правда. Против воли мне вспомнилось, как подобострастно обращались с нами стражники. Извинения министра. Конечно, все это могло быть результатом вмешательства Оливии, все же министр – ее отец. Но… – Кто ты, Рик? – спросила я, заглядывая в теплые карие глаза. – Тот, кто любит тебя. Еще один поцелуй стер из моей головы все мысли и все вопросы. Остались лишь теплые губы, ласкающие мои, руки, что обнимали меня, дыхание, перемешивающееся с моим. – Я люблю тебя, Рик, – прошептала я. – Ты ведь знаешь это, правда? – Знаю, – улыбнулся он, отводя прядь волос с моего лба. – Знаю, котенок. Граф Сандью сказал, что начальник тюрьмы вылетит со своей должности, как и те надзиратели, что отправили тебя в карцер, не разобравшись. Я неуверенно улыбнулась. – Спасибо… Не так уж часто за меня вступались. – Ему скажешь спасибо и Оливии, мне – не за что. – Есть за что. Он качнул головой. – И если кто-то посмел… – В его голосе прорезалось рычание, так что и у меня самой мороз пробежал по коже. – Я разнесу эту тюрьму по камешку. Почему-то я была уверена, что он не шутит. И что такое ему под силу. – Меня не тронули. Пара синяков не в счет. – Бойцовый котенок… – улыбнулся Родерик. – Ты знаешь, что любая на твоем месте уже рассказывала, какой ужас пережила? – Я не любая, – неловко пошутила я. – Да, ты не любая, – серьезно кивнул он, вгоняя меня в краску. Он в самом деле так думает? Он сказал, что любит меня… На глаза навернулись слезы и, чтобы не разреветься снова, я продолжила: – Да и ни к чему уже ныть. Все кончилось, благодаря тебе… – И Оливии. – И Оливии, – кивнула я. – И с вами я никогда не смогу… Он накрыл пальцами мои губы. – Не говори глупостей, Нори. – Не буду, – согласилась я. Запоздало спохватилась. – Где мы? – В моей городской квартире. Я огляделась. Просторная гостиная с камином, пара кресел, массивный стол. Все выглядело скромным… Точнее, безуспешно пыталось казаться скромным. Темное полированное дерево стола, ковер, в ворсе его можно было бы утонуть, артефакты тут и там, которые выдавал полупрозрачный ореол магии. Все в этой комнате шептало о богатстве, том богатстве, которое, переходя из поколения в поколение, воспринимается как нечто собой разумеющееся. Том, которым не хвастают, как купцы наживой – просто не умеют жить по-другому. Я мигом вспомнила, во что превратился в тюрьме мой мундир, что с утра мне не дали толком помыться, и волосы нечесаны. Ощутила себя бедной сироткой, которую из милости пустили в богатый дом – да так ведь оно и было. – Спасибо за все, – повторила я, – я пойду… – Никуда ты не пойдешь. – Рик сгреб меня в охапку. – В ванной водные артефакты, отмокай и приходи в себя. Потом мы поедим… – Я не… – Заурчавший живот выдал меня. – Зато я – да. За весь день я проглотил только пару булочек с маслом… Я и этого не успела. – … и для молодого и здорового меня этого мало, – улыбнулся Родерик, подталкивая меня в плечо к двери, за которой обнаружился коридор и еще двери. – А у тебя, готов поспорить, маковой росинки во рту не было, так что не спорь. Или сперва поешь? В соседнем квартале есть гостиница, при ней очень хороший ресторан. Я замотала головой. В рестораны ходят только с мужьями. Дамы полусвета – со своими покровителями. И хотя я была уверена, что Рик не имел в виду ничего плохого, одна мысль о том, что он потащит меня в ресторан, заставила онеметь от ужаса. – Пошлю туда мальчишку, через полчаса принесут обед, – продолжал он, делая вид, будто не заметил моей реакции. – Так что сперва? Ванна? Или обед? – Он распахнул одну из дверей и запихнул меня внутрь. Глава 12 – Мне не во что переодеться, – выдавила я, осматриваясь. Здесь все тоже выглядело простым и строгим – медная ванна безо всяких украшений, медная же раковина у стены, зеркало, шкафчик. Но само наличие ванной говорило за себя – я-то до сих пор видела ее лишь на картинках. Таз с водой и кувшин, да баня – то, что было мне доступно до поступления, сейчас – общая мыльня с водными артефактами, которые до сих пор казались мне невиданными удобствами. Родерик распахнул дверь шкафчика. – Полотенце свежее. Халат тоже. Да не красней, это мой, и ты в него дважды обернуться сможешь, ничего лишнего я не увижу. Со стиркой не возись, владелец этого дома держит бытового мага для удобства жильцов. Отправлю ей твои вещи, вернут чистыми через полчаса-час, смотря сколько у нее работы сегодня. Ага, и белье тоже отправит. При этой мысли я залилась краской. Сама простирну и высушу магией. – Отмокай, – велел Родерик, легонько проталкивая меня внутрь. – Соль на краю ванны, пары горстей хватит. Приходи в себя и ни о чем не беспокойся. «Ни о чем не беспокойся» – как же! На этой двери даже щеколды внутри не было! Конечно, если человек живет один, от кого ему запираться. Но я-то сейчас была не одна и… Я залилась краской. Все-таки я испорченная: приличной барышне вроде Оливии наверняка и в голову бы не пришло чего-то опасаться. Приличная барышня вроде Оливии не оказалась бы наедине с мужчиной в его «городской квартире». Выругавшись вслух, я коснулась артефактов, запуская воду, и взобралась в ванну, прижав коленки к груди. Вокруг крынки с солью едва заметно мерцала магия. Я сунула нос под крышку. Пахло… солью, а еще свежестью, немного рыбой, нагретым на солнце камнем и йодом. Странно и незнакомо, но в целом приятно. Магия, скрытая в соли, окутала меня, расслабляя все еще сведенные плечи. Голова перестала вжиматься в шею, стало тепло и спокойно. Я вытянулась, погрузившись в воду почти по подбородок. Родерик был прав – то, что нужно, чтобы прийти в себя, даже лучше обеда. Я снова глянула в сторону двери и поняла, что не знаю, чего на самом деле хочу – чтобы она не открывалась или чтобы открылась. Родерик Он послал мальчишку за обедом, предупредил бытовичку, что через какое-то время пришлет вещи в чистку и готов доплатить за срочность, и устроился в кресле с книгой. Но строчки пролетали перед глазами, не оставляя следа в голове, потому что все мысли были сейчас об одном. Зря он привел Нори сюда. Там, во дворце правосудия, это казалось хорошей идеей – дать ей прийти в себя, прежде чем проводить в общежитие, где она окажется под перекрестным огнем любопытных взглядов и неудобных вопросов. Сейчас… Он уловил всплеск воды и тихий вздох, словно стоял в шаге от ванной, и тело не замедлило отреагировать. «Сайфер, чтоб тебя!» «Сделай ее своей. Своей до конца». «Нет!» Разума коснулось желание – неуверенное, густо смешанное с робостью и стыдом. В паху заныло. «САЙФЕР!» «Чего ты медлишь? Она не откажет!» «И сочтет это платой за свободу?» Как же он сам загнал себя в этакую ловушку? Нори действительно теперь не откажет – не посмеет отказать, просто чтобы не быть неблагодарной. Только ему нужна не благодарность и покорность, а доверие и любовь. «Вы, люди, вечно выдумываете всякие сложности! Если бы ты сделал ее своей, ей бы не пришлось так тяжело в карцере. Если бы у нее была драконица, ее бы никто и пальцем тронуть не…» Родерик перестал его слышать, ошеломленный. Ему в голову не приходило… Хотя если подумать, что еще могло заставить Сайфера вернуться в мир, как не угроза истинной паре? Или той, кого он принимает за истинную. «Проверить нетрудно, – фыркнул дракон. – Тем более, что вы оба хотите этого». Хотите – слишком мягкое слово. Родерик жаждал ее – страстно, безумно, будто мальчишка, впервые ощутивший, что такое желание. «Проверить. Звучит потрясающе. Лишить девушку невинности не потому, что любишь…» «А ты не любишь?» «…и готов жениться, но только чтобы проверить». «Вы, люди, вечно выдумываете…» «Что, не было ошибок? Норман, второй император и Барран, его дракон, которому почудилась истинная, а драконица не пробудилась?» Сейчас Родерик не смог бы сказать, откуда помнит эту историю – из книг или из чужой памяти, данной Сайфером. Обиду и разочарование человека, ярость дракона он ощущал, будто свои собственные. Девушку император выдал замуж за своего придворного, а потом пустился во все тяжкие, перебрав всех участниц отбора, и Родерика мутило при мысли о том, что ни одна не отказала. Не посмела отказать. «Барран уверен, что не ошибся. Просто что-то пошло не так». Родерик невесело рассмеялся. «Девушке, которую предали, от этого, конечно, стало легче». Да и сам император, похоже не простил дракону – или самому себе, потому что дракон покинул человека уже через полвека после пробуждения. Два разума так и не смогли примириться друг с другом. Обычно драконы оставались куда дольше, даже когда не находили истинную пару. «Дракон никогда не покинет человека, если рядом истинная, – напомнил Сайфер. – Хочешь жить вечно?» «Третий император-дракон, – усмехнулся Родерик. – Тот, что так и не сумел ужиться со своей истинной». Или она не смогла ужиться с ним, и только императоры и их драконы знали, что несчастный случай, погубивший императрицу, был не несчастным случаем, а хорошо замаскированным самоубийством. По большому счету, нынешний император был лишь вторым, нашедшим свою истинную пару. И по меркам драконов их брак продолжался совсем недолго. Любил ли император жену только потому, что та была его истинной парой? Или любовь двух людей пробудила в их душах ту связь, что помогла пробудить пару и дракону? Родерик никогда не задумывался об этом – лучше бы не задумывался и дальше. Влюбился бы он сам так отчаянно, если бы Сайфер не давал о себе знать рядом с Нори? Он хотел верить, что да, потому что при одной мысли, что это чувство может быть навязано, все внутри восставало. «Ты трусишь!» «Думай, что хочешь». «Если ты от нее откажешься, я уйду в тот же миг». «Я не смогу от нее отказаться». Не сейчас. Может быть, никогда. За спиной раздались шаги, Родерик поднялся, оборачиваясь. Нори смущенно улыбнулась ему, сводя на груди полы халата. Она в самом деле обернулась в него почти два раза, но ворот все равно норовил сползти с плеч. Запястья в толсто подвернутых рукавах выглядели хрупкими, и сама она, порозовевшая от смущения, напоминала статуэтку из старинного фарфора, которую и трогать страшно – не ровен час разобьется. Родерик знал, что эта хрупкость – лишь видимость, но знал, и что он все равно сильнее, и в груди защемило от нежности. «Сделай ее своей! Оставь рядом навсегда!» Он не стал отвечать. Заставил себя улыбнуться. – Пойдем обедать. Только… – Он перевел взгляд на босые ступни, утопавшие в ворсе ковра. Такие маленькие. Хотелось взять их в ладони, согревая, обвести пальцами косточку, огладить, поднимаясь к коленке, поцеловать, пройтись поцелуями выше и выше, до самого средоточия… Нори опустила глаза, густой румянец залил лицо. Взгляд скользнул по его штанам и метнулся в сторону, на ресницах блеснули слезы. Родерик проглотил ругательство: в самом деле, как мальчишка. Срочно отвлечься, представить что-то противное. «Угловатый в обнимку с рыжей». «Спасибо. Едва не стошнило». Как он мог обнимать, целовать Корделию? Как он мог так ошибиться? Он прокашлялся. – Пойдем, еду уже должны были поднять. – Поднять? – Да, в столовой есть специальный лифт, чтобы не тревожить жильцов. Нори кивнула, лицо ее приобрело нормальный цвет. – Только полы холодные. Не ходи босиком. Родерик подхватил ее на руки, и Нори доверчиво обвила руками его шею. «В спальню неси!» «Иди ты…» Он не мог предать это доверие. Пропади оно все пропадом! Лианор Родерик в самом деле отнес меня в столовую, усадил на стул. Я тихонько выдохнула – от облегчения, исключительно от облегчения! Опустила ноги и снова поджала пальцы – ковра здесь не было, и паркет холодил. Родерик оглядел меня с головы до ног, под этим взглядом я опять зарделась. Покачал головой. – Нет, так дело не пойдет. Подожди минуту. Он и в самом деле вернулся через минуту, держа в руках плед. Опустившись на колено, укутал мои босые ноги. Не коснулся ни разу, иначе как сквозь ткань, но и этого хватило, чтобы меня обдало жаром, тепло стекло в низ живота, наполняя его непривычной тяжестью. Родерик глянул на меня снизу вверх, и я вцепилась в стул, чтобы не потянуться к нему. Запустить пальцы в волосы, прильнуть к его губам, позволить ему распахнуть полы халата, позволить все… И что потом? Каждая комната в этом доме, каждый предмет обстановки, вплоть до вилок с рукоятками слоновой кости, кричали о том, что мы не пара. И это место не было задумано как любовное гнездышко, призванное производить впечатление на дам. Ничто в доме не намекало на присутствие женщины – временное или постоянное. Родерик просто жил так, как ему было удобно. Как он привык, а для меня все это – ванна, бытовик, дежуривший в доме к удобству жильцов, слуга, готовый сбегать в ресторан за едой, три комнаты на одного – были невообразимой роскошью. Такой, как он, не женится на такой, как я. А судьба Джейн меня вовсе не прельщала. Верить в то, что Родерик может обойтись со мной, как множество мужчин до него обходились с девушками, не хотелось. Одна мысль об этом обожгла болью. В университете можно было сделать вид, будто мы равны. Здесь обманывать себя не получалось. – В тебе будто свет погас, – сказал Родерик, поднимаясь с колен. Провел ладонью по моим волосам, погладил щеку, и я едва удержалась, чтобы не потереться о его руку, как кошка, выпрашивающая ласку. – Все хорошо, – через силу улыбнулась я. – Денек был тяжелый. – Да уж. – Он открыл дверцу в стене и начал выставлять на стол блюда. Выглядело и пахло все изумительно. Рот наполнился слюной, я готова была схватить еду руками и запихивать в рот, но приличия требовали ждать, пока хозяин дома не начнет трапезу, и я заставила себя чинно сложить ладони на коленях. Родерик, впрочем, не заставил себя долго ждать. Судя по тому, с каким аппетитом он расправлялся со своей порцией, он действительно был голоден. Над столом повисло молчание, прерываемое лишь едва слышным звоном приборов о фарфор, и этот тихий звон не мог заглушить мои дурные мысли. Может быть, когда я получу диплом и личное дворянство, я смогу хоть на одну ступеньку приблизиться к нему. Смогу надеяться. Будет ли он любить меня через четыре года? Если я получу диплом. – Надеюсь, меня не отчислили. – Я передернула плечами от холода, внезапно пробежавшего по хребту. Это будет конец всему. Родерик хмыкнул. – Даже если бы сегодня был учебный день, одного прогула недостаточно для отчисления. – А ареста? – не успокаивалась я. – Если бы суд доказал твою вину – возможно. Но следствие показало, что тебя оклеветали, так за что отчислять? – Слухи-то все равно… – Я снова поежилась, представив, что обо мне сейчас говорят. – Твои друзья слухам не поверят, а завистники не стоят твоего внимания. Все встанет на свои места скорее рано, чем поздно. Так же, как это случилось сегодня. – Я не поблагодарила тебя, – спохватилась я. – И Оливию… – Меня – не стоит, я вообще ничего не сделал, – отмахнулся Родерик. – Всего лишь пригласил хорошего целителя осмотреть Бенедикта и высказать свое мнение. – «Всего лишь», – покачала головой я. – Я никогда не смогу расплатиться… – Нори, не говори глупостей, – фыркнул он. – Я попросил о помощи давнего знакомого, который обожает яды и все, что с ними связано. То есть обожает изучать, – поправился Родерик. – Исключительно теоретически. Я хихикнула, представив, как «обожание» ядов может выглядеть на практике. – Попробую поверить. Расскажешь, на чем прокололся Бенедикт? В бумагах дознавателя было написано «движимый угрызениями совести», но я скорее поверю в снег посреди лета, чем в угрызения совести у Бенедикта. – Только если ты наелась. Подробности неаппетитные. Я кивнула. – Иди-ка сюда, – велел Родерик, снова подхватывая меня на руки. Вернул в гостиную, устроил на коленях, обняв, и начал рассказывать. Глава 13 Родерик Нори тихонько засопела, пригревшись у него на коленях. Родерик подхватил ее на руки – теплого спящего котенка, и вовсе не бойцового – опустил на кровать, завернув в плед. Она вздохнула – ресницы дрогнули – но не проснулась. Свернулась калачиком, положив ладони под щеку, и Родерик задохнулся от нежности. Поправил сбившийся плед. Сайфер заурчал, копируя кошачье мурлыканье – причем, довольно похоже. «Не хочешь, чтобы тебя почесали за ушком? И не только за ушком?» «Прибью,» – пообещал ему Родерик. Дракон расхохотался так, что ему на миг показалось – сейчас оглохнет, хотя как можно оглохнуть от голоса в собственной голове? Подумав, он сотворил сонное заклинание – чтобы, проснувшись раньше времени, Нори не испугалась, что его нет. «И не сбежала!» Тихонько прикрыл дверь в спальню и открыл портал к дому декана целителей. «Вот неймется тебе. Подгреб бы ее себе под бок и мурлыкали вместе. А всякие рыжие подождут». Родерик снова не стал отвечать – Сайфер и так прекрасно знал, не мог не знать, что он сбежал из дома именно потому, что боялся не выдержать. Зацеловать ее, теплую, размякшую со сна, высвободить из своего халата и любить, не отпуская, до самого утра. Он отогнал видение, услужливо подсунутое разумом – не хватало еще явиться пред очи декана в боевой готовности, ругнулся в ответ на ехидный смех дракона и постучал. В дом его провели, не расспрашивая, кто он и зачем явился, но довольным хозяин не выглядел. – Родерик, сегодня выходной, если ты забыл. – Я помню, но как староста я считаю, что дело не терпит отлагательств. Речь идет о вопиющем нарушении профессиональной этики. Он протянул декану копию признания Бенедикта. Не того, что барончик оставил следователю, дескать, решил, что его отравили и подумал на студентку, с которой они были в давней ссоре, а потом целитель сказал, что никакого отравления не было, и теперь ему очень стыдно, что оговорил невиновную. Настоящего – того, что он написал для отца и которое Родерик вытребовал у барона. Пробежав глазами первые строки, декан вскинул брови. – При чем здесь… – Дочитайте, пожалуйста. Так будет быстрее, чем рассказывать. Декан нахмурился, и чем дольше он читал, тем глубже становилась морщина между бровями. – Ты собираешься рассказать все это пострадавшей? – поинтересовался он, откладывая, наконец, бумаги в сторону. – Я уже рассказал. Как староста целителей, я в какой-то мере несу ответственность за случившееся. А еще – как человек, не будь которого, Корделия бы не обратила внимание на существование Лианор. Но об этом декану говорить необязательно. Тем более, что тот не дурак, сообразит. – Лианор имеет право знать, почему едва не угодила на каторгу, – продолжал Родерик. – Но тень от поступка одной студентки падет на всех целителей. Лианор боевик, можете себе представить, что начнется, когда она поделится этой историей с однокурсниками. Декан мрачно кивнул. – Представляю, у них что на уме, то и на языке. Через день будет знать весь университет и… Во многом наши отношения с пациентами выстроены на доверии, но трудно доверять, зная, что знания могут использоваться во вред. Эта девушка… – Он заглянул в бумаги. – Можно ли договориться, чтобы она молчала? – А вы бы не стали защищать свое доброе имя на ее месте? – Понимаю, – качнул головой декан. – Но я не готов ничего предпринимать, пока не выслушаю другую сторону. Обвинение слишком серьезно. Он сам сотворил портал в университет. Корделия, за которой послали, явилась быстро. Родерик облегченно вздохнул – только в кабинете декана он вспомнил, что девушка могла отправиться гулять в город, и тогда ищи ее – а Нори одна у него дома. «Под десятком охранных заклинаний. Спит она, спит. А могла бы не спать, и ты мог бы проводить время куда интересней». «У тебя что, одно на уме?» «Что у тебя на уме, то и у меня». Взгляд Корделии заметался, когда она вошла в кабинет, но девушка быстро справилась с собой. Скромно улыбнулась, присела в реверансе. – Вызывали? – Сядьте, – велел декан. – Мне стало известно, что вы использовали свои профессиональные знания, чтобы отправить ни в чем неповинную девушку в тюрьму! – Я? – ахнула Корделия. – Что за чушь! Несмотря ни на что, Родерик восхитился ее самообладанием. – У меня есть письменное признание вашего сообщника. Бенедикт Вернон утверждает, что вы рассказали ему, как имитировать отравление мышьяком, чтобы он мог обвинить в отравлении свою… своего недруга. Корделия вскочила, сжав кулачки. – Теперь я понимаю, что за чушь несла Оливия Сандью и почему она вернула мне подарок, свой и от имени соседки. Родерик, это подло! Как ты мог! Заставить барона оклеветать меня, отправить бедняжку Лианор в тюрьму, и все только потому, что полгода назад я предпочла тебе другого! И ведь выждал столько времени! Сайфер зарычал. Родерик заставил себя выдохнуть, пока из пальцев снова не полезли когти. «Скажи этой рыжей, что если бы ты захотел, тот барончик бы ее за три лиги обходил и заикался при одном упоминании ее имени!» «Еще чего! Хочешь, чтобы она в меня зубами вцепилась?» «Не вцепится, если я откушу ей голову!» «Я тут задумался: три дракона могут переварить одного человека? Чтобы и следа не осталось? Одного маленького и очень вредного человека?» «Мы магические создания. Мы не едим». «Какая жалость». – Сядьте и объяснитесь, – потребовал декан. – При чем здесь Родерик? – Я в самом деле рассказала Бенедикту, как можно имитировать отравление без вреда для себя, – прощебетала Корделия, прикладывая к глазам платочек. – Он сказал, что хочет попробовать себя на ниве писательства… Его очень впечатлил этот новомодный рассказ про частного сыщика, и он решил тоже попробовать создать что-то подобное. Так он мне сказал… Откуда я могла знать! «Я понял, что ты в ней нашел, – фыркнул Сайфер. – У рыжей есть характер. Как у Оливии. Как у нашей Нори. Но она подлая. Я бы сразу учуял, что к чему, а ты прозевал это». «Где ж ты был, такой проницательный!» «Надо же было позволить тебе учиться на собственных ошибках!» – Бенедикт утверждает другое, – декан положил ладонь на исписанные листы. – Он ни словом не упомянул Родерика, зато подробно изложил все, что вы ему рассказали. Он утверждает, что это вы предложили ему план, как поквитаться с Лианор Орнелас. Я предлагаю вам решить дело, не поднимая скандала – он не пойдет на пользу ни вам, ни факультету. Если мне придется созвать этическую комиссию, вы можете навсегда потерять право практиковать. Едва ли Корделия когда-либо собиралась практиковать. Семья ее, хоть и провинциальная, была не из бедных, и приданое за ней давали хорошее. Это Кассия считала, что лучший друг женщины – финансовая независимость, но мало кто в свете разделял ее взгляды. – Напишите заявление об отчислении. Вы сможете восстановиться через несколько лет, когда эта история утихнет. Сможете доучиться – если, конечно, сделаете правильные выводы и ваше поведение будет безупречным. – Меня оклеветали, и я же должна уйти из университета? – воскликнула Корделия. – Конечно Бенедикт утверждает другое! И я уверена, у него не хватило бы… простите, все мы знаем, что бедняга умом пошел не в отца. Я уверена, что ему кто-то подсказал этот план. А тот и рад был отомстить Лианор, они поссорились в первый же день учебы, и не подумал, какие интересы могут быть у советчика! Мы все знаем, кто этот «кто-то». – Родерик? – повернулся к нему декан. Родерик пожал плечами. – Трудно доказать, что не бьешь жену по утрам, особенно когда у тебя никогда не было жены. – Мы-то все гадали, что ты нашел в этой нищенке… А ты просто втирался к ней в доверие, чтобы в нужное время подкинуть мышьяк в ее комнату! – не унималась Корделия. Сайфер зарычал еще громче – как только остальные его не услышали! – В комнату женского общежития? – приподнял бровь Родерик. – Ой, да все знают про то дерево, – отмахнулась она. Декан хмыкнул. Похоже, он тоже знал про дерево. – Или твоя подруга Оливия, с которой вас часто видят в библиотеке, подкинула соседке яд, – не унималась Корделия. – Может быть, на самом деле ты и за ней ухаживал, чтобы она приревновала и помогла… Родерик рассмеялся. Декан опустил подбородок на сцепленные пальцы, наблюдая за происходящим. – Откуда бы тебе знать про яд в ее комнате? – поинтересовался Родерик. – Не делай из меня дуру! Об этом все уже знают! Лианор Орнелас арестовали сегодня утром за попытку отравить Бенедикта. В вещах ее нашли мышьяк, девочки подслушивали в коридоре, наложить тишину на комнату никто не додумался. Все видели, как ее уводили. Да уж, слухи в университете действительно распространялись со скоростью лесного пожара. – И не просто же так ты примчался к декану еще до того, как она вернулась в университет! Не знаю, как ты заставил Бенедикта написать вот это, но, пожалуй, мне его жаль.

Конец ознакомительного фрагмента.