Дверь распахивается, в палату широкими шагами заходит врач и следом за ним семенит медсестра.

– Проснулись, наконец, ну вот и хорошо. Надеюсь выспались. Так-с, а теперь палату попрошу освободить.

Марта сжимает мою руку и выходит. Я смотрю в след её поникшей фигуре, она как будто стала меньше.

А мне начинают светить фонариком в глаза, что-то измерять, брать кровь и проводить кучу других манипуляций. Эта суета очень выматывает.

Как только доктор выходит, заходят родители.

– Сынок! Как ты нас напугал!

Мама начинает рыдать. Отец сдержанно похлопывает меня по плечу, и успокаивающе обнимает маму, а у него самого глаза стремительно влажнеют.

Меня хватает буквально на несколько минут разговоров с родителями, после чего веки сами собой закрываются, и я засыпаю.

Марта

Я не была дома уже неделю, медсёстры уже смирились, что я сплю на стуле рядом с кроватью. Пытаться выгнать меня бесполезно. Я принимаю душ в палате, одежду привозят подруги. Аппетита нет, так что выручают аппараты с батончиками, расставленные по госпиталю.

Сегодня второй день как Лёша пришёл в себя. И я так боюсь оставить его хотя бы на пару минут, боюсь, что он опять уснёт надолго. Боюсь постоянно всего.

Когда выходила из палаты за шоколадкой, львёнок спал. Захожу внутрь тихонько, зажав в руке бутылку воды и сладость. Лёша полусидит на кровати, на моём «спальном месте» сидит его мама.

– Здравствуйте! Ой, я в коридоре подожду, – и уже разворачиваюсь, чтобы выйти, но меня останавливает Лёша.

– Милая, постой.

С удивлением и волнением смотрю на них.

– Что-то не так? Что случилось? Тебе хуже? – сердце в испуге подскакивает куда-то к горлу.

– Господи, Марта, остановись, всё хорошо. Просто мы поговорили с мамой, она сказала, ты ни разу не выходила из госпиталя, как меня сюда привезли. Поезжай домой, выспись нормально, поешь, в конце концов, что-то кроме еды из аппарата. И кстати, как тебе разрешили остаться здесь?

– Твой друг договорился. Я не хочу уходить…

Договорить мне не дают. Анна Александровна встаёт на сторону Лёши:

– Марта, с такими успехами ты в соседнюю палату ляжешь с истощением. Отдохни хоть немного, приедешь завтра. Девочка, подумай о себе, с Лёшей теперь всё будет хорошо. Мы рядом, медсёстры недалеко, позвонишь, если будешь сильно волноваться.

Я мечусь взглядом между Анной Александровной и Беркутом. Мои сомнения очевидны всем. Лёша выдаёт последний аргумент:

– Кошка, ты мне будешь нужна пышущая здоровьем в ближайшее время, пожалуйста, съезди домой, что толку от нас двоих обессиленных.

С этим не согласиться не могу.

– Хорошо, но я буду звонить!

– Естественно, милая.

Обнимаю маму Лёши, а его самого легонько целую в губы. Беру вещи и выхожу из палаты.

Вернуться домой без него мучительно больно. И без того минималистичная квартира кажется неприветливо-холодной. Я звоню Лёше каждый час, пока он не предупреждает, что будет спать. Возможно, я и перебарщиваю в своём волнении о нём, но, чёрт возьми, он спал почти неделю. Я теперь этого «спящего красавца» вообще боюсь из поля зрения выпускать. Хочется как-то порадовать его. Врач говорил, что строгой диеты сейчас придерживаться не нужно, и решаю приготовить борщ для Лёши. На следующий день, вооружившись контейнерами, возвращаюсь в госпиталь.

Так день за днём я привыкаю оставлять Лёшу на ночь одного, готовлю ему домашнюю еду, прихожу утром, помогаю с процедурами и просто развлекаю. Пока он спит, я работаю.

В очередное такое утро я иду по коридору к палате Лёши и встречаю по пути его маму. Обычно она так рано не приходит.

– Здравствуйте, всё хорошо? Вы сегодня рано.

– Здравствуй, девочка моя, всё прекрасно. Врач сказал, что сегодня сможет отпустить Алексея домой. Вот он меня и попросил кое-что привезти ему.

Она как-то хитро и довольно улыбается.

– А почему он меня не попросил?

– Марточка, ну выдыхай хоть немного, ты же загоняла себя совсем.

– Нет-нет, со мной всё хорошо.

– Вот и ладненько, я пойду по делам, а ты иди к Лёше, он ждёт тебя.

Она по-матерински тепло обнимает меня на прощание, а я устремляюсь в палату.

– Привет, львёнок!

Лёша сидит на заправленной кровати свесив ноги, полностью одетый в свою одежду. Он немного похудел, и щетина прилично отросла, но в целом – почти всё тот же мой Беркут.