Но, с другой стороны, божий человек. Да и зла от них пока никому нет. Ну, пытаются переучить мирян молиться по-своему… Так и что с того? Насильно ведь никого не заставляют. Ходят, уговаривают. Бывают нудноватыми и навязчивыми, так не со зла же. Просто видят мир по-своему.

Поразмыслив таким образом, Годимир сдержал первый порыв и вежливо заметил, стоя на пороге:

— Здесь я сплю, святой отец. Если хочешь, ложись на соседний сундук.

Вместо ответа иконоборец уселся и скинул на плечи капюшон.

Годимир едва сдержал удивленное восклицание. Это ж надо! Или мерещится? Да нет, ошибиться невозможно. Насмешливый взгляд. Под правым глазом зеленоватый след от синяка, а немного ниже его теряется в окладистой бороде тонкий белесый шрам.

Не может быть!

— Вижу, узнал меня, пан рыцарь? — Человек коротко рассмеялся, показывая из-под усов обломанный зуб — через такую дырку плеваться очень даже удобно.

— Ярош? Ярош Бирюк?

— Точно! А еще? — проговорил разбойник вдруг сильно охрипшим голосом.

— Нищий из корчмы Андруха Рябого?

— И тут не оплошал! Молодец, пан рыцарь!

Годимир нахмурился. Во-первых, слово «пан» Ярош произносил как-то… Ну, без всякой почтительности, скажем так. Скорее с изрядной долей насмешки. Во-вторых, что может быть общего у благородного рыцаря, борца с несправедливостью, и разбойника с большой дороги? Прознают прочие рыцари — стыда не оберешься. В-третьих, он не мог не согласиться, что Ярош — а ведь это был он — помог ему в драке возле конюшни. Дрался-то лесной молодец на его стороне.

— Ну? Что тебе надобно? — буркнул словинец безо всякой приязни.

— Вот те раз! — воскликнул Бирюк. — Разве так гостей встречают?

— Ты мне не гость! — отрезал рыцарь. — Зазорно мне с такими как ты разговоры разговаривать!

— А зачем тогда из колодки меня освобождал? — прищурился разбойник.

— А захотелось просто! — в тон ему ответил Годимир. — Ну, освободил и освободил. Теперь за мной следом таскаться надо? Ты что, Серый Волк из сказки? «Отпусти меня, добрый молодец, я тебе пригожусь…» Шел бы ты!

Рыцарь взялся за рукоять меча.

На Яроша это движение не произвело ни малейшего впечатления. Или был уверен в своем умении записного драчуна (что ни говори, а колом он управлялся мастерски, значит, наверняка и другим оружием владеет отменно), или не считал, что рыцарь его всерьез рубить станет.

— Я кому говорю? — возвысил голос словинец.

— Ты на меня не кричи. — Лесной молодец вновь показал щербатый оскал.

— Это еще почему?

— Да потому, что я не тебе помогать пришел.

— А кому?

— Шпильману.

— Ну… — Годимир задумался. Подмывало послать подальше разбойничка, но внезапно пробудившаяся слабая надежда — а вдруг получится? — не позволяла. — Точно?

— Точнее не бывает. Какого лешего я брехать должен? С какой такой радости?

— Ну…

— Да ты не «нукай», пан рыцарь, не запряг поди. И в Ошмяны я не за вами пришел.

— А за кем?

— А за Сыдором из Гражды. Поди, слыхал про такого?

— Так ты же сам говорил про него в корчме…

— Говорил, — Ярош кивнул. — Только не все. — Он соскочил с сундука, потянулся. Скривился. — Удавлю, когда поймаю.

— Если поймаешь.

— Поймаю, уж не сомневайся…

Годимир прошел в комнату, осторожно поставил цистру в угол. Уселся на сундук.

— За Сыдором, значит, гоняешься…

— За ним. — Бирюк не заставил себя уговаривать — вспрыгнул на сундук Олешека. Поддернул черный балахон так, что показались пропыленные сапоги и заправленные в них порты.

— Вона оно как… — Рыцарь расправил усы и вдруг спросил, будто только что вспомнив: — А какой он из себя?

— Сыдор-то?

— Ну, Сыдор. Кто ж еще?

— Молодой. Года двадцать два ему… Хотя я не считал — очень надо. Русый. Бородку стрижет на благородный манер. Он, понимаешь ли, пан рыцарь, на каждом углу свистит, что, дескать, из бастардов. Прямо не говорит, но намеки всяческие стоит, что де возможно и королевской крови…

— Ну, так в Заречье это не трудно.

— Верно говоришь. Королей у нас — как грязи. Лучше бы грязи больше было.

Годимир хмыкнул. Наглец, каких поискать. Но смельчак. И лицо честное, хоть и разбойник. Вот и думай после этого, пан странствующий рыцарь, с кем тебе больше дружбу водить хочется? С равными тебе, но спесивыми без меры, вроде пана Стойгнева или того же королевича Иржи, или с лесными молодцами, от которых, по крайней мере, знаешь, чего ждать? Все равно для острастки словинец буркнул: