Дорофей?

— Дорофей, елкина моталка! — хрипло воскликнул Бирюк. — Ты какого лешего?..

— Да… это… понимаешь… — замельтешил бортник из Гнилушек.

— Поворачивай оглобли, шкура продажная! — каркнул с ветки разбойник.

— Ты… это… обижаешь меня… понимаешь…

— Да не понимаю я ничего и понимать не хочу! Вали к своему Сыдору, можешь его в задницу поцеловать!

— Чего ты взъелся, Ярош! — возмутился Годимир. — Он, может, скажет что-нибудь…

— Да что он скажет? Гнида мокрожопая!!

— Я, пан рыцарь… — повернулся бортник к драконоборцу. — Я, понимаешь, помочь хочу…

— Вон пошел, я сказал! — не переставая, рычал Ярош.

— Да пусть помогает! Я сейчас от Авдея-мечника готов помощь принять! — дернулся в веревках рыцарь.

— Ага! — обрадовался Дорофей, выудил из-за пазухи длинный нож. Таким даже рубить можно, не только резать. — Я сейчас, я скоренько…

Он подбежал к разбойнику, потянулся ножом, чтобы достать до веревки, но тот несильно лягнул его:

— Пану рыцарю иди помогай! Случись чего, он хоть мечом отмашется!

— Ага! — кивнул гнилушчанин, затравленно оглянулся на заросли волчьей ягоды. Перебежал к Годимиру. Привставая на цыпочки, дотянулся самым кончиком лезвия до веревок, принялся пилить. — Я, понимаешь, как они отъехали, — болтал он без умолку, — с телеги соскочил, понимаешь. Сказал, брюхо прихватило! В кустах затихарился, а потом к вам. Бегом, понимаешь, бегом… Уж шибко хотел до тьмы поспеть!

— Не поспел, — буркнул Ярош. — Не сильно, значит, и спешил, елкина ковырялка! Сейчас тебя волколак — цап! Вражина!

— Ну, чего ты на него взъелся? — Годимир говорил, с трудом превозмогая боль — войдя в раж, Дорофей зацепился левой рукой за его пояс, и теперь веревка врезалась под мышки под двойной тяжестью. — Помочь человек хочет!

— Человек? Елкина моталка! Такие человеки, как он, Господа басурманам выдали… Из-за кого мы к Сыдору попали?

— Ну, уж тут, что в лоб, что по лбу! Не к Сыдору в лапы, так гнилушчанские кмети замордовали бы.

— Я, понимаешь, как лучше хотел… — пыхтел Дорофей. — Я бегом побег, понимаешь…

— Бегом он побег! — передразнил Ярош. — Ты пилил бы молча. Оно хоть режется там?

— Режется, вроде как… Понимаешь, мокрая конопля! Тянется стервоза!

— Вот и режь, не болтай! Спаситель, елкина моталка!

— Во! Пошел узел! — обрадованно заорал Дорофей.

Глухое взрыкивание донеслось из кустов.

Плотная тень промелькнула под ногами Годимира.

Отчаянно завизжал бортник. Словно попавший в силок заяц.

Крик его оборвался, сменяясь бульканьем, и смолк совсем.

Годимир похолодел.

Урчащая темная туша, копошащаяся над телом разбросавшего руки-ноги Дорофея, могла быть только волколаком. Для медведя слишком стремительна, для волка — слишком большая.

Зверь рвал теплую плоть, урча от удовольствия. Ударом когтистой лапы отбросил в сторону разодранный кептарь.

Рыцарь оглянулся на разбойника. Тот возвел глаза к нему. Дескать, все в руке Господа. Авось насытится и нас не тронет.

Имея представление о жестокости волколаков, Годимир на это не рассчитывал.

Молодой человек попытался еще раз разорвать веревки.

Кажется узел, надпиленный Дорофеем, подался! Чуть-чуть, самую малость…

А ну, еще! Точно! Подается. Но слишком уж неохотно. И все же, как говорится, чем леший не шутит? И еще говорят — попытка не пытка. Лучше уж делать что-то, чем покорно ждать смерти.

Волколак поднял голову. Взбугрились могучие мускулы на загривке. Шерсть на короткой, тупорылой морде слиплась от крови, клыки поблескивали из-под тяжелых брылей.

Зверь принюхался.

Годимир затаил дыхание. Только бы еще несколько мгновений… Только бы не кинулся прямо сейчас. Успеть бы упасть, перекатиться, подхватить меч — до него не больше трех саженей. Да еще бы не подвело избитое тело… А все равно в драке помирать легче. Все-таки странствующий рыцарь, а не паучий обед на веревочке!

Волколак зарычал, повернув морду к темной стене леса. Ударил когтями по земле, вздыбил шерсть на спине.

Ответное рычание донеслось из кустов. Низкое, повелительное. В нем слышался бессловесный приказ.