Араб продолжал дышать, но его бледное лицо шло красными пятнами. Всё сиденье было пропитано густой, уже начавшей подсыхать кровью и создавало непередаваемый аромат скотобойни. Кровь натекла и вниз, на коврики, и даже из щелей авто, прямо на землю.

— Нечего оправдываться, мы все соучастники, — мрачно прокомментировал это Волчнер.

— Будь проще Чарли, нечего постоянно держать морду кирпичом. Тогда люди к тебе потянутся. Может и бабёнку себе какую найдёшь, справную, — отец смотрел на Каххара и мне было решительно непонятно, о чём тот думал. — Только не Дану. Не хочу видеть её рядом с тобой, даже с того света.

— Вот уж спасибо, — показал он ему средний палец. — И вообще, Уэсли, я был женат трижды. До добра это не довело.

— По тебе заметно, — пошатнулся отец, но был вовремя мною пойман.

— Думаю текущее время изменит структуру брака, — слегка усмехнулся, радуясь, что сжатая пружина в груди немного ослабла. Этот разговор… такой глупый, повседневный, с очередным бессмысленным спором, ведь всё уже давно решено, но… Почему-то именно он позволил смириться. Уэсли уходит. Всё, конец, его больше нет. Нашёл, сука, чтобы потерять через пару дней! Но быть может, он тоже переродиться? Кто знает…

— Ага, людей не останется, — хохотнул Чарли.

— Не, просто сильный сможет делать больше, — коротко взглянул на него. — И я не про физическое насилие.

— Да понял я, весь в своего отца, тоже гарем себе завёл, — отмахнулся мужчина.

— Чарли! — возмущённо развернулся Уэсли.

— Не бойся, пап, я в курсе про Ирен, — пожимаю плечами.

— Тц, ну вот, тайное всегда становится явным, пусть даже на пороге смерти, кха-кха, — ему ощутимо становилось хуже. Слабел прямо на глазах.

— Не осуждаю, — слегка касаюсь его здорового плеча, — Ирен — женщина что надо.

Отец как-то сгорбился и облокотился о машину:

— Думал, ты возмутишься, что я изменил матери. Это был не слишком хороший поступок. Но… плоть слаба.

— Я никогда не имел ничего против измен, если они были умными. Думаю и мать как минимум догадывается, — если уж я так быстро узнал?

Чарли кивнул, сохраняя на лице кривоватую усмешку.

— Вот-вот, потому я и разошёлся два раза из трёх.

Но его слова были проигнорированы.

— Может быть… — задумался Уэсли. — Она у меня умная, Дана… Передай матери, что я люблю её. Только её. А остальное — тлен и глупость. Как говорится: седина в бороду, бес в ребро. И… Я рад, что семья была едина до самого конца.

— Давайте уже к делу? — обернулся Волчнер, посмотрев на проход наверх. — Вот-вот может кто-то вернуться, а у нас… Каххар всё ещё дышит, — он нервно потёр руки. — Раз уж решились… — его взгляд бегал, не в силах остановиться на раненом парне. — Проклятье… Видя его сопротивление и желание жить даже рука не поднимается.

— И не придётся, — Уэсли нагнулся и заглянул в салон, где заткнул Шарифу рот и нос своими руками. Тело смуглокожего мужчины выгнулось, хоть в сознание он и не вернулся.

Мы все: я, отец и Чарли, наблюдали, как жизнь окончательно покидает тело Каххара. Чем-то это напоминало казнь. Отвык от подобного. После нескольких секунд Волчнер отвернулся и перекрестился.

— Господи, прости меня, грешника, за слабость и за собственные деяния, видишь сам, хочу как лучше, но…

— Благими поступками вымощена дорога в Ад, друг мой Чарли, — хихикнул отец, проверяя у своей жертвы пульс. — Дело сделано. Пора сообщить Тауберу, что сердце бедолаги не выдержало. А может тромб какой оторвался? — он снова закашлялся.

— Старый ублюдок, — буркнул Волчнер. — Из-за тебя я снова стал убийцей. Клялся, что не вернусь на эту скользкую дорожку, но… — развёл руками, — как вы все видите, вот он я!

— Такое время, — спокойно и обстоятельно отвечаю ему. — Такая ситуация. Не из прихоти ведь это было сделано? Я бы сказал, мы оказали Шарифу одолжение, ибо что его ждало в ином случае? Заражение от крови зомби? Мясник Данн, который одной рукой резал бы парня, а другой покуривал косячок? Он умер бы в мучениях, каждую секунду испытывая целый океан боли. Или, что ещё хуже, он мог бы остаться в живых.

Улыбаюсь, когда на мне скрестились взгляды.

— Представьте себе жизнь инвалида, который даже не может нормально передвигаться. Я, кстати, знал одного такого… Точнее — одну. Но да не важно. Каххар мог оказаться тем, кто после выздоровления обязан был бы до конца жизни сидеть на строгой диете, на пачке таблеток, регулярных обследованиях и при этом испытывать множество физических трудностей. А с учётом его характера и веры, наложить на себя руки, попросту не сумел бы. Вообразите сами: даже в нормальные времена, такое — приговор, а что говорить про наши?