Но этот пример демонстрирует одновременно и основную проблему археологического изучения Константинополя: она проистекает из регулярных перестроек города уже в византийское и особенно в османское время, которые подняли уровень его поверхности на высоту от трех до пяти метров. Этот уровень остался прежним только там, где здание использовалось непрерывно, или там, где конструкция постройки сохранилась благодаря ее подземному расположению, как у цистерн. Самый известный пример преемственности такого рода в Константинополе – это, конечно, Святая София, которая уже в 1453 году стала главной городской мечетью. Другие примеры такого рода – храм Святой Ирины, который приспособили под арсенал, или Ипподром, который в турецкое время сначала превратился в каменоломню (подобно Колизею или Большому цирку в Риме), но уже вскоре, благодаря своему местоположению, стал использоваться султанами для торжественных церемоний.

Церковь Св. Ирины. 530-е гг. и кон. VIII в.

Относительно немного церквей, сравнительно с их общим числом, было преобразовано в мечети (в основном c уничтожением их внутреннего убранства), тогда как часто связанные с ними монастырские комплексы (например, у церкви Хора или Студийская обитель) пришли в упадок и использовались как материал для строительства домов. Лучшая участь была уготована субструкциям светских и церковных сооружений. Они использовались (и используются по сей день) как фундаменты или подпорки для новых стен и благодаря этому доступны сегодня исследователям. Подобные научные исследования проводились с 1873 года в нижних частях Большого императорского дворца, когда вдоль Мраморного моря прокладывали железную дорогу, а также в 1912 году, когда большой пожар уничтожил дома на территории бывшего Дворца и позволил провести раскопки, которым, однако, быстро положила конец очередная незаконная застройка территории. Новое строительство снова и снова выводит на свет субструкции византийских сооружений. Их научное изучение, однако, часто затруднено: не только потому, что эти открытия скрываются и оттого становятся невозможны даже спасательные раскопки, но и потому, что письменные источники очень редко позволяют нам отождествить здание на местности. Идентификация постройки благодаря сохранившейся надписи, как это недавно случилось со знаменитыми воротами святого Романа в сухопутной стене, сыгравшими роковую роль при падении Константинополя в 1453 году, – редкая удача [7] .

Этих немногочисленных примеров достаточно, чтобы показать, почему столь затруднительны масштабные исследования на территории бесконтрольно растущего мегаполиса и почему археология здесь сводится преимущественно к охране памятников и истории архитектуры.

Только письменные источники разных времен и разного содержания благодаря своим детальным описаниям позволяют нам создать представление о Константинополе как о городе [8] . Поскольку развитие Константинополя тесно связано с эволюцией империи, то история империи становится частью истории Города. Фактический фон его истории нам известен почти исключительно из истории империи и императоров: вражеские нападения на столицу, землетрясения, восстания, строительные работы, ибо последние всегда были частью императорской идеологии, а потому постоянно включались в похвалы государям. История города как литературный жанр для Константинополя не сохранилась, но отразилась в отдельных хрониках. Городская же история дошла до нас в преимущественно легендарных рассказах о памятниках, отвечающих на вопросы об их возникновении и значении, – это так называемые ?????? ????????????????? (локальная история Константинополя) [9] . Там, конечно, упоминается множество памятников и зданий, однако их описания изобилуют малодостоверными или даже совсем фантастическими элементами и многократно вводили ученых в заблуждение. Тем не менее невозможно пренебречь ими и отказаться от включения этой информации в описание города, но, конечно, только после методичной перепроверки их содержания. Уникальный исторический источник, правда, только о времени до середины VI века, представляет собой трактат Прокопия Кесарийского «О постройках» [10] . Множество деталей касательно зданий и их декора обнаруживается также в поэтических произведениях византийских интеллектуалов, особенно в литературном жанре эпиграммы (надписи на зданиях и предметах), а также в описании предметов и изображений, – экфрасисе, который в высоком, риторическом стиле пытается дать представление об описываемом в нем интерьере и экстерьере. Первостепенное значение для знакомства со зданиями дворцового комплекса, равно как и с маршрутами процессий к церквям города, имеет трактат императора Константина Багрянородного (913–959), называемый обычно «О церемониях», но не имеющий никакого заглавия в рукописи [11] . Путевые заметки иностранных путешественников, в том числе раннеосманского времени, дополняют наши знания о постройках и общее впечатление от города [12] .

Все эти тексты дают нам лишь приблизительное представление о расположении зданий в пределах города или опорные точки (обозначения городских кварталов), которые на территории города поместить либо вообще нельзя, либо можно лишь очень приблизительно. Поэтому для Константинополя, помимо археологических, особое значение приобретают топографические исследования, то есть локализация отдельных зданий, дорог и кварталов, а также выявление внутригородских взаимосвязей. Если в вышеупомянутом трактате «О церемониях» и называются какие-то маршруты, то их отрезки описаны скупо, потому что они и так были понятны современникам благодаря указанным ориентирам. Путешественников же водили от памятника к памятнику, и они были плохо знакомы с городом или, во всяком случае, ничего подобного не демонстрируют.

В современном городском ландшафте (в отличие от многих средневековых центров западноевропейских городов) византийские улицы едва проступают – редкое исключение составляет ведущая от Св. Софии далее на запад центральная улица Меса. Земельных кадастров от византийской эпохи не сохранилось, а немногие дошедшие до нас документы касательно собственности (в основном связанные с церковными учреждениями) тоже не особо помогают, так как описывают небольшие по площади и не известные из других источников участки [13] . Кадастры раннеосманского периода (второй половины XV века) лежат недоступные в архивах, а исследования других османских источников только начались, также из-за сложностей с их прочтением. Карт Константинополя в современном смысле практически не существовало, как и карт западных городов. Еще меньше информации дают миниатюры в рукописях (если за нарисованными «зданиями» вообще можно разглядеть облик Константинополя). Самые ранние изображения города созданы западными путешественниками: незадолго до 1420 года появился рисунок флорентийца Кристофоро Буондельмонти [14] ; другой художник – Андреа Вавассоре (вторая половина XV века) [15] , рисовал, возможно, по оригиналам Джентиле Беллини, который был в Константинополе в 1479 году; вероятно, самый точный вид города принадлежит датчанину Мельхиору Лорихсу (1557–1561 годы) [16] . Кроме того, существует и (частично) неизвестный османский иллюстративный материал – его топографическое и архитектурное изучение находится еще в самом начале.

Вид Константинополя. «Нюрнбергская хроника». 1493

Самое раннее систематическое исследование города принадлежит Пьеру Жилю (Гиллиусу), который на основе собственных путевых зарисовок в 1561 году издал в Лионе свой труд De topographia Constantinopoleos, et de illius antiquitatibus libri quatuor [17] («Четыре книги о топографии Константинополя и его древностях»). Через сто лет его дело продолжил человек, фактический основавший византинистику как науку, – Шарль Дюфрен Дюканж, который, хоть и никогда не бывал в Константинополе, в 1680 году представил общественности свой труд Constantinopolis christiana seu descriptio urbis sub imperatoribus christianis libri quattuor («Христианский Константинополь, или описание города при христианских императорах, в четырех книгах»), соединив описание города с византийской историей. Собственно научный характер история города получила лишь в прошлом веке благодаря немецкому ученому Альфонсу Марии Шнайдеру [18] и французскому исследователю Раймону Жанену [19] . Архитектурные штудии, частично связанные с раскопками, начинаются только в конце XIX века, благодаря раскопкам при строительстве железной дороги, и чуть позже на территории Большого императорского дворца, когда пожар 1912 года дал возможность изучить эту местность. Первые архитектурные исследования в храме Св. Софии были проведены уже в середине XIX века в связи с затеянной султаном консервацией здания (под руководством Гаспара Фоссати) [20] , но лишь превращение мечети в «музей» в 1935 году сделало возможной основанную на научных принципах полную реставрацию (трудами американских реставраторов). Схожим образом началась реставрация и в Карие Джами (монастыре Хора), причем уже в XIX веке (под российским руководством), но только после Второй мировой войны, когда мечеть перестала быть местом отправления культа, удалось, насколько было возможно [21] , восстановить ее первоначальный облик. Некоторые другие церкви, превращенные в мечети, также реставрировались (например, церковь монастыря Липса, Календерихане Джами), но после завершения реставрации эти здания снова стали использовать в религиозных целях. Результаты их раскопок стали частично доступны благодаря публикациям, но зачастую эти сведения спрятаны в труднодоступных археологических отчетах. Среди гражданских построек лишь сухопутные стены удостоились тщательных научных исследований, которые были дополнены результатами текущих реставрационных работ, впрочем, небесспорных с научной точки зрения.

Литературу по археолого-топографической истории города вплоть до 1977 года обобщил Вольфганг Мюллер-Винер в своем Bildlexikon zur Topographie Istanbuls («Иллюстрированном словаре топографии Стамбула»). Незаменимую для исследователя историю светских и церковных зданий Константинополя, с привлечением обширнейших византийских письменных источников, составил проживший в Стамбуле несколько десятилетий монах-ассумпционист Раймон Жанен (в 1964 и 1969 годах), частично опираясь на материалы французского византиниста Рюдольфа Гийана, – писать историю города вышеупомянутые ученые не собирались. В посвященном Восточной Фракии томе Tabula Imperii Byzantini топография и памятники Константинополя по понятным причинам были оставлены без внимания [22] .

«Море гирляндой окружает город». Этими словами историк Прокопий Кесарийский в VI веке точно охарактеризовал расположение города – наподобие треугольника (как это постоянно подчеркивают современные авторы), между Мраморным морем и протянувшимся на одиннадцать километров заливом Золотой Рог [23] , который назывался так уже в древнегреческих источниках (?????, ??????????). Облик города определяют холмы, высота которых редко превышает 50 м, и низины, например русло Ликоса, формирующее широкую долину. Легенда о семи холмах, которая появляется в византийских источниках только с X века и хорошо вписывается в рамки подражания старому Риму, с точки зрения топографии – чистая фантазия, хотя редкое современное описание города не преминет указать на нее как на неопровержимый факт [24] . Суша резко и иногда довольно круто обрывается к морским берегам, вынуждая жителей террасировать здесь склоны, как, впрочем, и в других местах.