Шрифт:
– Мне надо подумать.
– Хорошо. Я оставлю вам проект контракта... А это, - он дал мне кассету, - старые фильмы с Годзиллой. Посмотрите на досуге.
Я сидел в своем любимом кресле перед телевизором и вживался в образ. На экране огромный и неуклюжий Годзилла методично громил Токио. Зрелище было довольно занудное.
За окном послышался шум крыльев, и в дверь позвонили.
На пороге стоял Гарри Хантер. Он был похож на сфинкса.
Точнее говоря, Гарри мог бы сыграть сфинкса (в каком-нибудь фильме из древнегреческой жизни), будь он актером. Но актером Гарри отродясь не был. Он был хозяином местной закусочной на развилке дорог. Его прямой и грубоватый нрав удивительно не вязался с таинственной внешностью.
– Привет, Фрэнк. Как делишки?
– О'кей, заходи. Только ноги вытри. Все четыре, пожалуйста.
Гарри фыркнул: это была наша старая шутка.
– Ну, Фрэнк, - сказал он чуть погодя, развалясь на диване и потягивая мое пиво.
– Говорят, тебя японцы купили?
– Еще нет, но все к тому идет. А ты откуда знаешь?
– Этот парень, который на них работает, растрепал у меня в баре. Все хвастался, какого классного он нашел Годзиллу и как его отметит за это начальство.
– Ну и пусть. Тебе-то что?
– Ох, Фрэнк, - поерзал на диване Гарри.
– Душа болит. Чертовы япошки! Зря мы их не добили сто лет назад. А теперь и не знаешь, кто победитель. Без ножа режут. Скоро всю Америку скупят по кусочку. Города наши, земли, дороги... А ведь это все потом и кровью досталось - предкам-то нашим. Молодежь об этом не думает. Девчонки глаза растягивают, мальчишки в самураев играют. Вот дела-то какие!
– Смешно, - сказал я.
– И кто это говорит? Сфинкс. И кому он это говорит? Человеку-аллигатору, потенциальному Годзилле.
– Ничего тут нет смешного! Да, я фурбл, и не стыжусь этого. А кто будет стыдить - дам по морде. У меня лапа тяжелая! Пусть я не человек больше, но я американец! И ты американец, хоть и крокодил. И флаг наш американский, звездно-полосатый, а не какое-то там красное пятно на простыне.
– Ты что, хочешь, чтобы я отказался?
– Хочу, Фрэнк. Пошли японцев в задницу.
– Иди-ка ты сам! В кои-то веки у меня есть шанс заработать лишний доллар, и я его не упущу! Это по-американски...
Сердито урча и взрыкивая, Гарри покинул мой дом, а я сел досматривать фильм. Настроение у меня было самое поганое.
На следующий день ко мне заехал мой адвокат Эрл Скиннер.
Вас, может быть, удивляет, почему все заходят ко мне, а не наоборот. Но после того как я стал фурблом, у меня и привычки поменялись: не люблю бывать на людях - к чему народ пугать, да еще бесплатно? К тому же Эрл - мой бывший одноклассник и старый друг.
Я решил продемонстрировать ему свои успехи: угрожающе поднял передние лапы, оскалил пасть и весьма натурально заревел.
– Недурно, Фрэнк, совсем недурно, - мне так и не удалось согнать с лица Эрла его обычную снисходительную улыбку. Помню, она бесила меня еще в школе.
– Ну, что тут у нас?
Мы сели изучать контракт.
– Слушай, - сказал вдруг Эрл, наморщив лоб.
– А этот Смит не сказал, как вышел на тебя?
– Нет. Что ты имеешь в виду?
– Не стучался же он во все двери, верно?
– Наверное, нет. Он знал, куда шел. Знал, как меня зовут. Может быть, его навел кто-нибудь из моих бывших коллег-актеров?
– Тогда он бы наверняка сослался на них, чтобы завоевать твое доверие. Скорее всего, Смит или его хозяева воспользовались Национальной картотекой фурблов. Интересно, кто их туда пустил...
– Мне совсем не интересно. К чему ты это все?
– Да так... Как ты думаешь, Фрэнк, сколько в стране фурблов твоего типа?
– Ну, наверное, немало. Разные есть...
– А сколько среди них актеров?
– Черт его знает! Не думал об этом.
– Возможно, ты один такой, Фрэнк. Один-единственный. Если это так, мы можем запросить гораздо больше.
– Стоит ли искушать судьбу, Эрл? Неблагодарное это дело!
– Ну, как хочешь...
Хотя дело двигалось к счастливому финалу, странная тревога не давала мне покоя - были тому виной брюзжание Гарри или намеки Эрла. Да и Смиту я почему-то никак не мог дозвониться.
И вот, как-то ночью мне привиделся довольно жуткий сон.
Я был Зверем, выходящим из моря. Я поднялся из темных глубин, чтобы уничтожить солнечный мир ненавистного мне острова.
Он раскинулся передо мной во всю ширь, обреченный мне в жертву, и я взревел торжествующе, благодаря за это богов Ада.