У Брайона ушло более двух лет на то, чтобы разыскать источник дополнительной силы. В книгах этот феномен описывался достаточно часто, но воспроизвести его оказалось практически невозможно. Он был связан со смертельной травмой настолько прочно, что возникало ощущение, будто это одно явление, а не два. Берсерки продолжают сражаться и убивать, даже иссеченные множеством ран, каждая из которых смертельна. Люди, у которых прострелено сердце или мозг, продолжают драться, хотя находятся в состоянии клинической смерти. Смерть, похоже, составляет неотъемлемую часть этой силы. Однако существует разновидность той же силы, которая проявляется в состоянии глубокого транса: та сила, которая позволяет человеку стоять на голове и пятках, не имея иных точек опоры. Находясь в сознании, воспроизвести подобное невозможно. Работая с этим ключом, Брайон разработал технику самогипноза, позволявшую ему получать доступ к источнику неведомой силы – источнику так называемого «второго дыхания». К силе выживания, отличающей жизнь от смерти.

Но подобные упражнения могли и убить – истощить тело настолько, что восстановление станет попросту невозможным, особенно в той стадии усталости, в которой он находился сейчас. Во время Двадцатых умирали и прежде; к тому же смерть в последнем поединке была во многих отношениях лучше поражения.

Глубоко дыша, Брайон тихо произнес фразы, «включавшие» процесс самогипноза. Усталость ушла, и с нею исчезло ощущение жара, холода и боли. При этом прочие его чувства заметно обострились.

С каждой секундой эта сила вытягивала из него жизненные резервы, словно бы сама жизнь по капле вытекала из тела.

Когда прозвучал сигнал, Брайон выхватил у ошеломленного секунданта свою шпагу и бросился вперед. Иролг едва успел схватиться за оружие и парировать первый удар своего противника; но сила этого удара была так велика, что их рапиры столкнулись гардами. Брайон с размаху врезался в своего противника. Иролг выглядел удивленным неожиданно яростной атакой, но потом улыбнулся. Он подумал, что это последний всплеск энергии; он знал, насколько они оба устали.

Противники расцепились, и Иролг немедленно ушел в глухую оборону. Он не пытался атаковать: пусть сперва Брайон утомится, пусть его последние силы уйдут на попытки прорваться сквозь защиту Иролга.

Когда он наконец понял свою ошибку, Брайон заметил на его лице выражение паники. Брайон не уставал. Напротив, он усиливал атаки. Он ощутил волны отчаянья, исходившие от Иролга, и понял, что пятое очко будет его.

Атака – атака – и каждый раз все медленнее движется клинок соперника, едва успевая парировать удар. Потом – еще один удар, отбрасывающий клинок Иролга в сторону. Под гарду. Сверкающая сталь, рассекающая воздух и касающаяся груди Иролга рядом с сердцем.

Волны оглушительного шума – визг, крики, аплодисменты – ворвались во внутренний мир Брайона, но он уже почти не осознавал этого. Иролг выронил свою рапиру и хотел было пожать Брайону руку, но внезапно ноги у него подогнулись, и он едва не упал. Брайон подхватил его, поддержал и повел к подбегавшим секундантам. Потом Иролг исчез, а Брайон взмахом руки отстранил своих секундантов, бросившихся ему на помощь, и медленно пошел вперед. Сам.

Но что-то было не так – он двигался словно бы сквозь теплый и вязкий кисель. Словно бы полз на коленях. Нет – не шел и не полз: падал. Да. Теперь он мог позволить себе упасть.

Глава 2

Айхьель дал врачам только один день, после чего отправился в больницу. Брайон не умер, хотя предыдущей ночью врачей сильно беспокоило его состояние. Теперь, ровно через сутки, он начал приходить в себя, а больше ничего Айхьелю и не нужно было знать. Он протолкался к палате нового Победителя, нещадно распихивая всех, кто преграждал ему путь; первый серьезный отпор он встретил у дверей.

– Вы нарушаете правила, Победитель Айхьель, – сказал врач. – И если вы будете продолжать попытки прорваться сюда, где вы вовсе не нужны, я буду вынужден применить силу вне зависимости от того положения, которое вы занимаете.

Айхьель начал было в подробностях излагать врачу, сколь малы его шансы совершить подобное, когда их обоих прервал Брайон. Он узнал голос, который слышал в последнюю ночь в спальном бараке.

– Впустите его, доктор Колрай, – проговорил он. – Я хочу видеть человека, который считает, будто есть что-то важнее Двадцатых.

Покуда врач колебался, Айхьель быстро обошел его и захлопнул дверь перед носом врача. Он посмотрел на лежащего в постели Победителя. К обеим рукам Брайона было подключено по капельнице; глаза его запали, глазные яблоки были покрыты сеткой лопнувших сосудов. Безмолвная битва со смертью, которую он вел, оставила глубокий отпечаток на всем его существе. Лицо его заострилось и походило больше на череп, обтянутый нездорового серого цвета кожей, а скулы, казалось, были готовы прорвать ее. Только ежик коротко остриженных волос остался прежним. Создавалось впечатление, что Брайон перенес длительную тяжелую болезнь.

– Страшен ты, как смертный грех, – оценивающе оглядев его, заявил Айхьель. – Но все равно – поздравляю тебя с победой.

– Ты и сам не слишком хорошо выглядишь… для Победителя, – отпарировал Брайон. У него бы никогда не вырвалось ничего подобного, но он был измотан до предела и пребывал в весьма сварливом настроении, а потому не сумел подавить вспышки внезапного гнева. Айхьель, впрочем, пропустил его слова мимо ушей.

Однако слова эти были правдой; Победитель Айхьель был не слишком-то похож на Победителя – он вообще не походил на анвхарца. Нет, и рост, и ширина плеч – все это было именно таким, как анвхарцу и подобает, но он весьма заметно оброс жирком, скрывавшим мускулатуру и образовывавшим складки на шее. Толстяков на Анвхаре не было, и невозможно было поверить, что этот располневший человек мог когда-то быть Победителем. Однако в его глазах еще горел отблеск той силы, которая когда-то позволила превзойти всех живущих на планете и победить в ежегодных играх. Брайон невольно опустил глаза под этим жгучим взглядом; ему стало стыдно, что он вот так, без причины, оскорбил человека. Однако ж он чувствовал себя слишком плохо для того, чтобы найти силы на извинения.