Элиона была влюблена в меня с самого детства. Я всегда это знал и никогда не проявлял интереса. Понимал, что если позволю себе хотя бы намек, хотя бы шаг навстречу, она вцепится и не отпустит. О простой интрижке тоже речи даже не шло. Я был уверен — она обернет все так, что я окажусь в ее руках как миленький. Привлечет отца, соврет, что-то придумает. Поэтому я держался от нее подальше.

Элиона всегда была такой — темпераментные мексиканские корни матери и властный характер по наследству от отца. Когда она росла, ей все разрешали. Слишком милая и красивая, она умела с самого детства из всех вокруг вить веревки. И выросла она настоящей стервой, первосортной, таких я больше не встречал.

Выбор между тюрьмой и свадьбой был простым. И тогда я порвал с Сашей. Отпустил. Потому что знал, что она не согласится быть на вторых ролях. Да и я не хотел так. Не с ней. Не желал причинять ей боль. Останься она, ей было бы больно постоянно. Видеть меня с женой, быть и не быть частью моей жизни одновременно. Впервые, с ней, мне захотелось поступить правильно. Отпустить. Чтобы она была счастлива.

Ведь тогда, много лет назад, я был с ней действительно честен, когда сказал: “Я не умею правильно. Не знаю, как надо. Но я хочу… попробовать”. Я и правда не знал, каково это — строить отношения. Никогда и ни с кем не испытывал такой потребности. А с ней вдруг понял — хочу по-другому, по-настоящему, надолго. А потом… жизнь, сука, перекрутила все так, что я оказался в безвыходном положении. И я отпустил. Я, эгоист до мозга костей, который всегда делает так, как ему угодно, как ему хочется, добровольно дал ей возможность быть счастливой без меня.

Но сейчас я уже не был готов повторить свой поступок. Не находил в себе сил опять быть правильным ради нее. Говорят, что бросить курить в первый раз легче, чем во второй и уж тем более в третий. С каждым разом тебя все сильнее ломает и выкручивает. Так было у меня.

Ничего не поменялось. Для нас с ней. Смолянов поджал под себя бизнес отца. Но компромат никуда не делся. Отмыв денег продолжался. Несмотря на то, что я владел бизнесом отца, это все было, скорее, номинально. Реальным хозяином был Аркадий Смолянов. Он заказывал музыку и решал, что и как будет происходить. Поэтому я продолжал быть на крючке. И это, кажется, навсегда.

Сделав еще один заплыв в бассейне, я, наконец, вылез. Взял полотенце, вытерся. Оделся и пошел на выход.

На улице было холодно. По крайне мере после бассейна меня пробрала неприятная дрожь. Я направился в сторону своего домика. Я даже мысленно не мог назвать его нашим, хотя и жил там с женой. Проходя мимо ресторана, заметил курящего Смолянова, который о чем-то разговаривал со своим отцом на крыльце. Поморщился как от зубной боли, увидев этих двоих. Смолянов-младший отсалютовал мне, я в ответ показал ему средний палец и пошел дальше.

Одна мысль, что этот урод сейчас пойдет к Саше и проведет с ней всю ночь, будила во мне зверя. Мне хотелось разорвать его на части. Я был уверен, что Смолянов с ней играет, а Саша даже не понимает этого.

В домике никого не было. Элиона, видимо, до сих пор находилась в ресторане. Я включил горячую воду в душе и встал под упругие, жесткие капли.

Из головы не уходил образ. Распахнутые, изумрудные глаза, приоткрытый рот, розовые, мягкие губы. У Саши были достаточно резкие скулы, прямой, тонкий нос. Для ее светлого цвета волос и общей миловидности у нее были на удивление строгие черты лица. И мне это нравилось. Безумно. Ярко выраженная линия ключиц, тонкое, с выпирающей косточкой запястье. Она вся была из углов, о которые можно порезаться, но вместе с этим обладала достаточно большой грудью и задницей. Я обожал мять и гладить и то, и другое. И эта угловатость, резкость и одновременная сочность ее внешности сводили меня с ума.

Член опять стоял колом при мыслях об этой ведьме. Я неосознанно взял его в руки и резко сжал. Двинул рукой туда и обратно, гортанно застонав. Оперся о кафельную стену душевой и начал размеренно водить рукой туда-сюда, мысленно вспоминая, какое мягкое и податливое у этой ведьмочки тело. А еще ее глаза. У меня вставал просто, когда она смотрела своими слишком зелеными, глубоко изумрудными глазами.

Я вспоминал, когда мы были вместе последний раз. В их чертовой квартире с ее мужем. Это было тогда так глупо, но мне как будто жизненно необходимо было оставить след о себе именно на их общей территории. Словно тем самым я хотел сказать Самойлову, что она не твоя и никогда твоей не будет. Вспоминал ее протяжные, громкие стоны, жадные вздохи и просьбы. Как хорошо погружаться в нее, вбиваться безумно и остервенело. Так глубоко, как только могу. Выбивать из нее все лишние мысли. Мне нравилось, когда она сходила по мне с ума. Я это видел. Ее светящиеся, горящие глаза. Как она тянулась ко мне. Прижималась.

Резко выдохнув, кончил от очередного движения собственной руки.

— То есть лучше вот так, самому, чем трахнуть свою жену? — раздался злой голос.

Я посмотрел на Эли, которая стояла в распахнутых дверях ванной, сверкая глазами. Мне нечего было сказать. Я не собирался, не хотел что-либо объяснять. Она все еще надеялась, до сих пор, что что-то у нас получится. Даже верила, что уже что-то получается. Терпела все мои похождения, мое пренебрежение.

Я отвернулся, показывая всем видом, что не намерен отвечать. Пускай выметается.

— Старцев, какой же ты мудак, — резко крикнула она и, наконец, ушла, оставив меня в покое.

Я мог подыгрывать при ее отце, но на большее был не способен. И честно ее об этом предупредил. С самого начала. И она согласилась. Правда все ещё на что-то надеялась. Ее наивность и твердолобость не пересилили даже время и мое свинское поведение.

Она хотела, чтобы я ее трахал, любил, а я хотел, чтобы она исчезла, не существовала, испарилась. Что ж, каждый не получал того, что хотел.

Когда вышел из душа, в домике опять было пусто. Достал из мини-бара виски и сделал внушительный глоток прямо из горла.