меня/, а слезы неудержимым потоком бежали по щекам. Он подо

шел и опять стал говорить___ она не виновата.
– Федя, она не

первая, но___ не из-за одной ты меня так не оскорблял, как

из-за нее. Она причиной, что ты забыл свою честь и порядочн

ость, а так же долг и обязанности.Не будем говорить обо мне

а и к детям и родителям, жизнь семьи ломается из-за нее. На

его уверения, что она ко мне питает очень хорошие чувства и

ему говорит, что он для нее безразличен. Я собираю все силы

и говорю,- Федя, теперь уж все ясно для меня, ходи /зачеркн.

– ночуй/ к ней по-прежнему, я тебе больше ничего не скажу_____

пусть будет это для твоей чести и совести.....Он ушел, а я

дала волю слезам___ безысходной печали, отчаяния и обиды....

....Эти два дня Федя дома, повидимому, на душе у него тяжело

и он страдает..."

30.12.1923 г.

"Нет, Ляля, учись не для того,(как сказал тебе папа), чтобы

когда тебя бросит муж,ты могла бы тогда этим заполнить жизнь.

Нет, не для Этого будущего учись___ и меньше всего___думай и

стремись к замужеству...."

1924 г.

Следующий эпизод, связанный с отцом и началом 1924 г.О.

Берггольц описывает так:

"В семье к моему стихотворчеству относились по разному....

Папе одно нравилось, а другое нет.Когда я прочитала ему

стих о нашем саде, он покрутил головой, взъерошил волосы и

221

сказал: "Очень здорово....Как у Пушкина!" - и целый вечер,по

привычке своей расхаживая по квартире и ероша волосы, гудел

первую строчку:

Ты дремлешь,старый сад,осыпанный морозом...

А когда я влюбилась в одного мальчика из девятого пара

ллельного и написала стихотворение:

Ландыши!Душистые,

Чудные цветы!

Слезы серебристые

Девичьей мечты,

он сказал: "м-да..." и негромко, но очень обидно пропел на

лихой мотивчик "Далеко до Типперэри..."

Сантименты!Сантименты!

Сантименты,господа!

И так как я знала, что для папы слово "сантименты" хуже

всякого ругательства, я расплакалась от огорчения и обиды.

Мама потихоньку утешала меня и говорила, что стихотворение

"чудное,чудное" и что папа не понял его......(Маме нравилось

буквально все, чтобы я ни написала...)....Но я-то знала, что

папа все понимает."

(Дневные звезды,стр.274-275)

"Смерть Ильича была для нашего поколения тем рубежом, с

которого мы из детства шагнули прямо в юность, почти миновав

ту тревожную, неопределенную пору, которую называют отрочес

твом..." (там же,стр.270)

24 января 1924 г.

"....я молча прошла на кухню, в Дунин угол, и стала писать

стихи о Ленине. Я написала о том, что только что было:

Как у нас гудки сегодня пели!

Точно все заводы

встали на колени.

Ведь они теперь осиротели.

Умер Ленин...

Милый Ленин....

...Я нарочно села в кухне, а не в столовой,чтоб никто не ви

дел, что я сочиняю, но отец, проходя мимо, заметил все-таки,

что я сижу над тетрадкой. Улыбаясь каким-то своим мыслям, он

сразу посерьезнел, увидев меня, и подошел тихонько.

– Ну что?...Вдохновение напало?
– спросил он осторожно.

– Да.

– Ну-ну...Пиши девчонка. Я не буду мешать. Покажешь, а?

– Если выйдет." (там же, стр.273-274)

"....я прочитала его папе - без мамы, без Муськи, без Авдо

тьи, ему одному. У меня ужасно стучало сердце, когда я чит

ала, и застучало еще больше, когда я закончила чтение,а па

па ничего не говорил, только смотрел на меня долгим, новым

взглядом, потом протянул руку, молча прочитал стихи и сказ

222

ал строго:

– Перепиши начисто,покрасивей. Я покажу это в нашей сте

нгазете. Может быть, даже и напечатают....Мне кажется, могут

напечатать.

26.01.1924 г.

Через два дня он пришел с работы важный, даже какой-то

напыженный, и в то же время явно ликующий - он совершенно не