Шрифт:
– Откуда у тебя столько моих фотографий? – спросила бабуля, с недоверием поглядывая то на меня, то на бумажные снимки.
– Это твои, ба, – ответила я, но она будто не слышала.
Несколько лет назад мы вместе листали альбомы. Раньше я не понимала, почему бабушка плачет, пересматривая кадры из прошлого, а теперь ощущаю, сколько в них воспоминаний. Я разложила фотографии по стопкам: бабушка, дедушка, мама, папа и маленькая я. Полюбовалась и спрятала обратно в коробку.
– Говорят, что фотографии забирают часть души, — сказала бабушка.
– Понятно, почему твои родители так мало фотографировались. Суеверия… — сказала я.
– Нет, потому что фотоаппараты только начали появляться.
– Да, твои альбомы бесценны. Так что ты говорила о душе?
– Фотография забирает часть души не того человека, который на ней изображён, а того, кто на неё смотрит.
Я придумала этот диалог и несколько раз прокрутила его в голове, представляя, что бабушка снова счастлива и что помнит, с кем разговаривает. В молодости она мечтала, чтобы о её жизни написали книгу. Я в юности нарекла себя писательницей, но не планировала рассказывать бабушкину историю. Теперь мне бы хотелось, но я не смогу вытащить из её головы воспоминания. Придётся опираться на свои. В этой поездке я редактирую первую книгу «Моя истерика» спустя десять лет после написания. Она создана в этой квартире, а первый тираж напечатан в новочеркасской типографии «Колорит», мимо которой мы сегодня с братом проходили.
Ночью бабушка активизировалась и стала рассказывать истории про бывшего мужа. Мы слышали их уже миллион раз, но раньше они вызывали море эмоций, а сейчас мне тревожно от того, что она помнит прошлое, но забывает, что делала и говорила час назад. Под утро она предлагала нам покушать и накрывала на стол, а мы пытались абстрагироваться и уснуть. Никита хотел мирно угомонить бабушку, но она не слушала и возмущалась на повышенных тонах, что мы её не любим, хотя она не понимала, кто мы вообще такие и почему захватили её квартиру. Я молча офигевала от происходящего, потому что вечером наплакалась и собралась сбежать отсюда раньше времени.
Бабушка подумала, что я любовница её мужа Мишеньки, моего дедушки, который уснул навсегда двадцать два года назад, едва встретив двухтысячный год. Я винила себя в его смерти и до сих пор помню тот день. Ту боль. Ту потерю. Он пришёл с ночной рабочей смены домой. Бабушка разлила нам по тарелкам окрошку, и мы провели вместе немного времени на кухне. Я не была голодна, поэтому отдала дедуле свою порцию. Через несколько минут окрошки не стало, а через несколько часов не стало дедушки.
Мне было семь, и я не знала, что такое сердечный приступ. Списала всё на отравление по моей вине. Помню, как спросила у бабушки: «А дедушка больше никогда не проснётся? Никогда со мной не заговорит» Она в истерике отрицательно покачала головой, но я не хотела верить в загробный мир. Я хотела, чтобы дедушка открыл глаза и допил остывший чай. Я не хотела молиться за упокой его души по наставлению соседки. Не хотела заглядывать в гроб и ехать на похороны. Чтения молитвы и поездки на кладбище мне всё же не удалось избежать.
Прошло двадцать два года, но дедушка так и не вернулся. Единственное, что осталось, так это фотографии и память о событиях, которые происходили будто вчера. Помню, как мы с дедой сидели дома одни, и он заплетал мне косички, потом что-нибудь ремонтировал, пока я смотрела мультики. Помню, как показывала ему на пальцах стрелки часов, когда он спрашивал, который час. Помню, как ходила с ним в гараж ставить машину и ездила на работу, чтобы отвлекать его от важных дел. Особенно нравилось отправляться в путешествие зимой. Рано утром, когда ещё темно, деда вёз меня на санках по заснеженной дороге, заходил в магазин и покупал бисквитные пирожные с кремовыми цветочками. Я всегда просила бабушку разбудить меня, чтобы поехать с ним, а потом дремала в воображаемой карете под звук его шагов.
В шесть лет я сказала подруге, что беременна (насмотрелась бразильских сериалов), а она рассказала об этом моему дедушке (наверное, не понимала, как ребёнок может завести ребёнка), когда мы вместе шли в подвал за моим четырёхколёсным велосипедом. Деда рассмеялся, но не сказал, что это ложь или бред. Тогда я поняла, что могу доверить ему любую тайну.
В детстве я хотела, чтобы он каждый день забирал меня из школы, но деда успел прийти после уроков всего несколько раз. Бабушка говорит, я бегала за ним, как хвостик. Пусть ненадолго, но он заменил мне отца. Наверное, дедуля сейчас гордился бы мной и никогда не бросил. Я бы делилась с ним своими планами и мечтами. Мы бы веселились и разговаривали обо всём на свете. Жаль, я не узнала его получше.
На протяжении многих лет мне снятся кошмары, но несколько раз дедушка от них спасал. Я лежала во сне в незнакомой комнате, а посторонний шум мешал уснуть. Я долго распутывала наушники, чтобы перебить противные звуки музыкой. Тонкие провода не поддавались. Меня что-то сильно тревожило, и я хотела проснуться, мысленно повторяя: «Очнись уже». Вдруг картинка сменилась на другую. Мой дедушка стоит в коридоре нашей квартиры и улыбается. Я бросилась к нему и крепко обняла, испытав в тот миг бесконечное счастье. Он был в одной из его клетчатых рубашек, любовь к которым я переняла у деды, а не у Курта Кобейна, как многие думают.
– Ты же не видел мои рисунки, подожди! – сказала я и побежала в комнату, чтобы взять папку с работами и показать дедушке. Он всегда интересовался моими увлечениями.
Когда я вернулась в коридор с рисунками, дедушки уже не было. Смена декораций помогла проснуться и забыть о ночном кошмаре. Чудо, не иначе.
В трудные моменты я мысленно обращаюсь к дедушке, рассказываю о достижениях и читаю отрывки из собственных книг. Его глаза василькового цвета светятся радостью. Он молча улыбается. Самый искренний человек из всех, кого я знаю. Он не говорит со мной, но если бы мог, это были бы душевные беседы, которых часто не хватает.