Шрифт:
— Ты позвонил, чтобы подбодрить меня, так?
Консуэло де лос Рейес, Конч, была государственным секретарем США. Она была довольно красивой и умной и жила через дорогу. Сосед Хоука вот уже около двух лет. Она также была любовницей Алекса. Но это было гораздо раньше, чем они хотели вспомнить. Проверь это. Конч хотел вспомнить. И она никогда не позволяла Алексу забыть об этом.
«Эй, мистер. Помнишь меня? Твой старый приятель по рыбалке?»
«Извините. У меня совершенно отвратительное настроение».
— Хорошо. Я тоже. Давай выпьем.
«Блестящая идея. У тебя или у меня?»
«Ваш. У вас винный погреб гораздо лучше. Дайте мне пять, чтобы я что-нибудь накидал».
Через полчаса раздался звонок в дверь, и Хоук ответил с бутылкой «Лафита 53-го года» в руке. Старая пословица: «Жизнь слишком коротка, чтобы пить дешевое вино», никогда не казалась более уместной. Полностью осознавая с детства, что каждую секунду своей жизни мы все висим на волоске, дикость на ступенях церкви Святого Иоанна положила конец самому хрупкому представлению Хоука о безопасности.
Хоук открыл тяжелую дверь.
Глаза Конча заблестели, и она обняла его, нежно похлопывая правой рукой по плечу. Они стояли в дверях, молчали, просто держась.
Наконец, Алекс отстранился и посмотрел на ее перевернутое лицо, тихо говоря:
«Может, нам отказаться от вина и сразу перейти к текиле?» Он попробовал улыбнуться, и ему это почти удалось.
«Из меня получается злая Маргарита, бастер».
«Самая подлая Маргарита между Ки-Уэстом и Ки-Ларго».
Эти двое встретились в Кис. Хоук был полон решимости научиться ловить костную рыбу, а Конч, кубинец, выросший на архипелаге Флориды, был признанным мастером. В то лето, когда они встретились, она только что закончила Гарвард с новой докторской степенью по политологии. Свободная духом, взяла годичный отпуск, чтобы решить, что делать со своей жизнью, и тем временем неплохо зарабатывала на жизнь в качестве проводника по костям в Чика Лодж на Исламораде.
Бар «Чика» с видом на океан был излюбленным местом отдыха местных капитанов и проводников по костям, и Конч встретил там высокого англичанина с вьющимися черными волосами в тот день, когда тот прибыл. В отличие от большинства туристов, которые носили яркие рубашки для тропической рыбалки, Алекс Хоук был одет в простую темно-синюю льняную рубашку с закатанными до локтей рукавами на его мускулистых предплечьях.
«Бармен сказал мне, что ты сегодня вечером направляешься в Ки-Уэст на ужин», — сказала ему в тот первый день глубоко загорелая, очень красивая женщина. На ней были шорты цвета хаки и коралловая хлопчатобумажная рубашка, которая почти не скрывала ее пышную фигуру.
«На самом деле да», — ответил Хоук, улыбаясь, уже подсел на крючок, но еще не в лодке.
— Плохая идея, — сказала она, покачав головой.
«Правда? С какой стати это должно быть?»
«Уровень преступности там резко возрос», — невозмутимо заявила она. «Шеф полиции — мой хороший приятель. Между нами говоря, он говорит мне, что количество шлепаний проезжающих мимо автомобилей за последние шесть месяцев утроилось».
Хоук, имевший некоторое представление о сексуальной демографии Ки-Уэста, громко рассмеялся.
Через час у Конча появился новый клиент по ловле костей. Двенадцать часов спустя они были на квартире, светило солнце, пиво было холодным, и у них уже осталось много воспоминаний. Алекс оказался способным учеником, хотя ему не хватило терпения, необходимого коварному мистеру Боуну. Он получал огромное удовольствие, ловя акул на легкую снасть и сражаясь с ними всю дорогу до лодки. — Так поспортивнее, тебе не кажется? — сказал он со своей мальчишеской ухмылкой, его спиннинг согнулся пополам большой акулой.
Неделя Budweiser, Баффета и самых красивых закатов, которые Хоук когда-либо видел, заставят их постоянно вращаться на орбитах друг друга. Любовники, друзья, любовники, друзья. В последний раз они остановили колесо на друзьях, и так было с тех пор.
— Открывает собственную дверь, — сказал Конч, провожая Хоука на кухню. Она увидела ложку, стоящую вертикально в недоеденной банке макарон с сыром. — У персонала выходной? Где старый добрый Пелем?
«Дорогой старина Пелем наверху, в своей постели. Боюсь, он плохо себя чувствует. Я принес старику томатный суп и тосты, но он не притронулся к ним».
«Должен сказать, меня потрясает образ того, как ты подносишь ему поднос».
«Действительно почему?»
«Я не знаю. Это мило. Может быть, что-то девчачье. Где лаймы? И лучше скажи мне, что у тебя есть ключевые лаймы, Шугар».
«Вон в том большом холодильнике. Я принесу текилу со стола с напитками. Вернусь через мгновение».
Конч открыл дверцу из нержавеющей стали и стоял, глядя на холодильник, ничего не видя.
Бог. Она была рада видеть, что застывшая верхняя губа Алекса все еще цела; и поразительно голубые глаза над выступающими скулами были ясными. Но странно пусто. Наполненный болью и в то же время ужасно пустой. Она видела в них боль, и все, что она могла сделать, — это сохранить на лице глупую улыбку, держать руки при себе, держать рот на замке. Ей хотелось подбежать к нему, обнять его, сказать ему, что все будет хорошо, рассказать ему тысячу вещей, правду о том, что она все еще чувствует, как больно видеть его в такой боли.